НИКОЛАЙ ПЛЕТЕНЧУК - ЛЕТОПИСЕЦ
На челябинской телестудии.
Увеличить (104 Кб)
Одни из самых ярких впечатлений начала второй пятилетки моей жизни связаны с Читой, где тогда жил и работал на телестудии мой дядя - дядя Коля Плетенчук. Это встреча с Медведем внутри малинового куста в лесу и настоящий, большущий кинопроектор прямо дома (!) с ежедневным когдазахочу просмотром "Свадьбы в Малиновке", "Лягушки-Путешественницы" и других мультиков на развёрнутом по стене экране...
Это была не квартира, а лаборатория волшебника, мастерская фокусника, который разбирал всем известные предметы и приборы и создавал из них новые, с удивительными свойствами. Это были и фотоаппараты, и кино- и телекамеры, радиомеханические игрушки и всё, что могло двигать, двигаться, приближать, фокусировать и стрекотать. Ванна всегда была занята листами рулонной фотобумаги, на которой проявлялся-закреплялся-отмывался очередной пейзаж или чей-то портрет. Без фото или кинокамеры в руках я дядю Колю не помню.
Имея образование 10 классов, техникум заканчивал уже в зрелом возрасте для того, чтоб иметь возможность оформлять свои изобретения. А их было очень много. В 1969 году в «НИКФИ» очень высоко оценили его принципиально новую синхронную кинокамеру (над которой тогда бился целый институт). Но увы - осталась только статья в журнале (как найдётся - покажу). Лавры же легли на другую голову...
Ниже - одна из его операторских работ, что удалось найти в сети. А как он работал - в главе из книги-очерка под катом...
Николай Петрович ПЛЕТЕНЧУК
22.09.1938 г. - 16.09.1985 г.
Ему было всего 47 лет...
Кинопробы.
Увеличить (183 Кб)
Фильм о родине Курчатова, городе Сим
You can watch this video on www.livejournal.com
УТРО БОЛЬШОГО БАМА
ОСКАР ХАВКИН
***
НИКОЛАЙ ПЛЕТЕНЧУК - ЛЕТОПИСЕЦ
Он такой худобы, что хочется немедля усадить его за стол, поставить перед ним полную тарелку манной каши или блюдо с пирогами: «Ешь досыта!» - и торчать над ним, пока не очистит тарелку.
Тощий, костистый - и неутомимый. Неутомимый ходок, бегун, ездок, прыгун, ползун - что там еще?
В светло-голубых глазах бьётся живая, острая мысль - вопрошающая, требовательная; взгляд неуловимо, потрясающе быстро переходит в движение, ищущая мысль нуждается в конкретном решении в материализации - рождается образ, кинокадр. Крошечная, ёмкая сцена на узенькой полоске пленки.
А в редкой щёточке усов Коля Плетенчук часто прячет улыбку, то задумчивую, то едкую, то грустную...
Николай Плетенчук живет в Чите. Он кинооператор областного телевидения. И поскольку триста километров Байкало-Амурской пересекают север области, а ещё потому, что Читинская область - соседка областей Иркутской и Амурской, а также Бурятии и Якутии, где пройдут тысячи других километров, Коля Плетенчук законно считает строительство магистрали своим кровным делом...
Самое начало стройки. Укладка серебряного звена на станции Бам превратилась в торжество всех строителей магистрали.
...Дрезина «АГМу», железнодорожный плот - корабль «Ра» - мчится от станции Бам по новой трассе в направлении Тынды.
Вьётся вдоль трассы прихотливая таёжная речка Ольдой, то и дело глухо постукивает под колесами дрезины настил новеньких мостов. Как утверждают строители, придётся соорудить до Тынды не меньше двухсот мостов и водоотводных сооружений.
Зеленеют неподалеку круглоголовые сопки. Между ними и путями стелются влажные мари, заросшие мелким лиственничным лесом и высоким кустарником.
Коля Плетенчук, расставив худые ножки-лутошки, стоит посреди платформы, зорко оглядывая местность и держа на прицеле киноаппарат.
- Станция Штурм! - кричит кто-то слева от оператора.
- Дикие козы! - вопит кто-то справа.
Все происходит в темпе приключенческого фильма.
Сначала объектив устремляется направо, целясь в кусты, где, высоко выбрасывая точёные копытца, проскакивают над ветвями лёгкие, стройные длиннорогие забайкальские косули. Одна из косуль остановилась на миг, взвилась, описала дугу и опустилась, словно не касаясь земли. За вожаком другая, третья... Птицами взлетают! Секунда - и нет их! Исчезли в гуще кустов. Но они пойманы, они «подстрелены» Колей Плетенчуком, их воздушный полет схвачен, закреплён на пленке... Пройдёт время, и они поскачут на белом экране - дикие козы с молодой станции Штурм молодой Байкало-Амурской... И, любуясь их великолепными прыжками, их стремительными телами, кто-нибудь скажет: «Надо ж так заснять... Красивая работа!»
А киноаппарат уже нацелен на маленький вагончик, такой же, как на станции Бам, и тихо, как сверчок, стрекоча, запечатлевает выходящего с флажком Ивана Николаевича Дубова - первого начальника станции Штурм. Он да его жена, сменяющая его на посту, - вот и всё пока население новой станции. Как же не оставить для истории Байкало-Амурской, для ее кинолетописи эту минуту: дрезина с людьми, вагон-станциюшка и добродушный, приземистый железнодорожник, объясняющий заезжим гостям:
- Тут их уйма, косуль, семействами вокруг поскакивают! Тут им и водица в речках и болотцах, тут им ургуй и горечавка, травы, всякие побеги, берёзки и лиственницы, ягода голубица, грибы грузди... Приволье! А мы им не помеха. В живую, можно сказать, природу входит наша магистраль... Сохранить бы эту красоту, когда тут посёлок вырастет, люди наедут, школа появится...
Коля перебегает с одного борте на другой. Он садится на корточки. Он становится на колени. Он перегибается через борт.
Ох, Коля, Коля!
Но что это задумал Плетенчук!
Почему передвигается с камерой на нос дрезины, потом оказывается вдруг снова посреди платформы. Он подзывает к себе своего ассистента Саню Толстого и молодого парня, едущего на трассу в бригаду Гуреева. Два-три слова, несколько резких взмахов ладонью. Саня ухмыляется, парень качает головой, Коля вместе с помощниками сдвигается к правому борту дрезины. Оператор ложится плашмя и начинает медленно выдвигаться с аппаратом в руках, парни крепко держат его за ноги, он уже совсем на весу, голова его почти над концами шпал, как бы ветер не сдунул эту тонкую, гибкую травинку! Острый, ищущий глаз кинокамеры нацелен вкось, под быстро вертящиеся колёса, на струящийся под брюхом дрезины путь, на первые свежие километры Байкало-Амурской...
Пройдет время, и зритель с замиранием сердца увидит на экране летящие на него сверкающие рельсы, блестящие от коричневого креозота шпалы, радужно-голубую щебёнку, узкую плотную гряду земляного полотна, навеки улёгшегося среди сопок, болот и лесов Севера... Он увидит магистраль в движении и поймет, сколько жизни, новизны, преобразующей энергии несёт с собой Байкало-Амурская в необжитые, незаселённые таежные края...
- Хватит! - говорит Саня, ассистент. - Три минуты над пропастью!
- Над движущейся пропастью! - уточняет путеец. Лицо его побледнело.
И они осторожно, потихоньку возвращают Плетенчука на платформу.
Дрезина мчится дальше, но не так быстро, потому что путь здесь еще не закреплён, вот-вот должен следом за нами пойти балластер - умнейшая машина. Она разровняет щебёнку между рельсами и шпалами, подымет магнитом рельсы со шпалами вместе и аккуратно уложит их на свежий балласт, выровняет весь путь, чтобы колея была повсюду одинаковой ширины и высоты, и тогда уже вслед за балластером пройдет не только лёгкая дрезина, но и тепловоз с вагонами, целый состав, путь начнёт сам себя обслуживать, сам себя снабжать, сам себя кормить. Вот какой молодчина этот балластер!
Станция Бам позади. За плечами станция Штурм. Вот мелькнула станция Муртыгит. Проехали Пурикан. Пока ещё тут палатки, вагончики. Но кое-где подымаются рубленые избы, щитовые и брусковые дома. Ещё не обозначенные на карте, но уже живущие, работающие, дышащие... населённые пункты и первые станции Байкало-Амурской!
Семьдесят километров в глубине северной тайги, через тайгу, мари и вечную мерзлоту, пересекая по мостам множество рек и речек - Ольдой, Крестовку, Урушу, вгрызаясь в хребты...
«Даешь Бам - Тынду!» - сегодняшний лозунг строителей.
Тында растет и хорошеет.
Руками молодых возводятся новые благоустроенные дома.
Река Тында.
Здесь обосновалась колонна мостовиков. Надо перебросить пути через реку. А для этого сначала перекинуть трёхсотметровый мост. За рекой - Янканский хребет. Самая высокая точка трассы. Начинается штурм Янкана. Там, на подступах к Янкану, строители возводят насыпи величиной с шестиэтажный дом. На самой вершине готовят взрывные работы. Тут путь пройдет не по насыпи, а в огромной выемке, которая срежет перевал на восемнадцать метров. А эту сторону бригада Григория Гуреева укладывает последний километр перед мостом и стрелочный перевод под тупик для мостовиков - в тупике будет накапливаться техника для штурма реки и Янкана.
Коля Плетенчук ходит вокруг путейцев и мостовиков, словно зверь возле добычи, киноаппарат в его руках замер, как перед прыжком. Нет, он не снимает всё подряд. Светло-голубые глаза высматривают, рассчитывают, подстерегают, вся тонкая фигура оператора напряжена, как струна. Конечно, временами камера коротко застрекочет: кусочек леса на том берегу, поворот реки, пролетевшая низко птица - удивительный таёжный мир, в который вторгается дорога.
Лёгкими, бесшумными шагами подходит Коля Плетенчук к человеку в синей куртке и белой «туристской» фуражке. Это бригадир Гуреев, шахтёр из Челябинска, ставший строителем дороги. Молодой, спокойный, загорелый, немногословный. Сейчас его славная бригада укладывает этот последний километр перед мостом. И он, как дирижёр оркестром, командует работой путеукладчика и действиями своих путейцев. Весь смысл - в слаженности и точности всех движений, всех действий машины и людей. Ритм, последовательность, гармония - как в хорошей музыке.
Плетенчук любуется работой путеукладчика: как все продумано в этой простой с виду и величественной машине-агрегате!
Длинные платформы, на каждой - «пакет», шесть двадцатипятиметровых плетей, а плеть - это соединенные вместе скреплениями на звеносборке БАМа шпалы и рельсы, готовый участок колеи, только еще «в воздухе».
Механик нажимает кнопку, и одна из плетей ближайшей платформы плывёт, скользит, словно гигантское решетчатое земноводное, по роликам, а там, в голове состава, её подхватывает кран, и оператор крана бережно, расчётливо опускает плеть в руки Гуреева и его молодых путейцев... На земле плеть «приживляется» с уже уложенным путем: дожимают шурупы, добивают костыли - и путь удлинился на «четвертную». А ну, где там очередная плеть?
Коле Плетенчуку нравится, что там, на кране, оператор, и вот он, тоже оператор, правда другого рода, - два оператора встретились на Байкало-Амурской.
- Значит, мое место там!- говорит он Сане Толстому, и не успевает бригадир оглянуться, Коля уже карабкается по узкой боковой лестничке на верх платформы, бежит по лежащим плетям к крану, ложится плашмя на плоскую железную балку, и круглое око киноаппарата жадно вбирает в себя геометрию стрелы, качающуюся над людьми плеть, протянутые к небу напряженные руки путейцев... Самый сгусток усилий, момент рождения участка пути, завершение еще одного трудного километра, доходящего до акробатики искусство строителей дороги, ловко орудующих ломами, костыльными клещами и домкратами, - вот что сейчас записывает на киноленту мастер своего дела оператор Коля Плетенчук...
Прораб Иван Михайлович Васильченко, пожилой, но крепкий и проворный, снизу угрожающе машет Коле кулаком.
«Слезай, парень, не дури!»
Ага, верно, пора слезать! Тонконогий, быстрый, юркий, как ящерица, кинооператор, скользнув обратно тем же манером, уже у путей, но лишь для того, чтобы мелькнуть меж рук монтеров, лечь на спину посреди колеи и заснять тут же медленно опускающуюся и раскачивающуюся плеть - «от себя», с земли.
- Ну, хоть костыльными клещами его вытягивай! - рычит прораб. - Что за человек на мою голову! Меня ж привлекут за нарушение техники безопасности!
- Не сердитесь, Иван Михайлович. Теперь я настоящий, законный Плетенчук. - Коля улыбается в свои реденькие усы. - Заснял свою родню, плеть то есть, и сверху, и сбоку, и снизу, пусть знает!
Колин костюм в грязи, креозоте, камушках. Голову он зашиб, на руке царапина. Но он снимает последний кадр укладки - вот вам, Товарищи зрители, любуйтесь: последний километр перед рекой, готовый стрелочный перевод!
Всё, можно бы передохнуть. Куда там!
На изъезженный проселок, рядом с путями, вырвался «газик» - откуда только взялся! На ходу открылась дверка, и чей-то хриплый голос выкрикнул:
- На Муртыгит! К балластеру. Кому надо? Одно место!
С насыпи, киноаппарат в руках, Коля одним прыжком заскакивает в остановившуюся на мгновение машину - раз одно место, значит, его, Колино! Уж он-то не прозевает работу балластера, по следам которого пойдут поезда!
Ну, разве Коля Плетенчук не на переднем крае стройки! Разве он не солдат Байкало-Амурской!
Но задушевность его кинолент, их трогающая за сердце жизненность связана с одной еще чертой его характера...
...Начальнику стройки выпал особенно трудный день среди других достаточно трудных дней.
Этот день был плотно насыщен делами с утра и до позднего вечера - ни минуты просвета: рабочее совещание с подрядчиками по ходу строительства, нелёгкие разговоры с начальниками механизированных колонн и строительно-монтажных поездов № 574 и 567, трудные «собеседования» с банком насчет финансирования дальнейших работ, неотложные звонки на станции Бам, Сковородино, Большой Невер по поводу доставки срочных грузов на трассу и в Тынду (а слышимость не ахти какая, сплошной надрыв!), встреча и устройство сотен прибывших по путевкам комсомольцев Москвы, да ещё надо вырваться взглянуть, как возводят дома для байкало-амурцев. И это не всё. Прорывы в кабинет десятков людей, для которых, разумеется, их дело наиважнейшее на свете, и, наконец - корреспонденты газет, журналов, радио, телевидения из Москвы, Ленинграда, Киева, Кишинева, Минска, Иркутска, Новосибирска, Хабаровска...
Стакана чаю не выпьешь, папиросы не закуришь, не вздохнешь лишний раз.
И хотя многие заботы ложатся на плечи заместителя и других руководителей, но ведь свойственно же людям: рвутся к «самому главному», подавай им «наибольшего» начальника...
И вот на рубеже дня и ночи сидит за столом рабочего своего кабинета начальник стройки, сидит напротив хлопочущих осветителей и операторов - безмерно усталый, с мешками под глазами, с осевшим за день голосом... Но улыбающийся, приветливый и весь - готовность помочь работникам Читинского телевидения, представляющим сегодня шесть телестудий Восточной Сибири. Он понимает их страстное желание - поведать народу словами руководителя о делах на Байкало-Амурской, о «стройке века»...
Но съёмка никак не налаживается.
Начальник стройки должен, как задумано, начать бодро и приподнято: «Народнохозяйственное значение Байкало-Амурской магистрали неоспоримо: она пройдет три тысячи двести километров от Байкала до Тихого океана, через территорию шести областей и республик по сказочной земле, богатой углём, железом, медью, лесом, гидроэнергией, страна получит второй выход к нашим восточным рубежам...»
Всё верно. Точно сказано. А съемка не получается!
То голос сорвется. То внезапная запинка. Или не в той интонации.
И внешние причины - шумок ворвется, телефон зазвонит, собьёт. Даже техника закапризничала: лампа гаснет, с камерой что-то...
В третий или четвертый раз начинает он говорить одну и ту же фразу. Он предельно устал, но сдерживает себя. Это душевно сильный человек и прекрасно воспитанный: «Я понимаю, ведь это ваша работа, ваш хлеб, ваш служебный долг!»
Но выдержит ли он в пятый или шестой раз? Ведь вот же - заметно нервничает и еще больше сбивается...
Николай Плетенчук, захватив нижней губой редкие усики, смотрит на руководителя стройки сосредоточенным взглядом, в котором и сострадание, и досада, и настойчивое желание что-то понять, схватить, найти. Худые, нервные руки опускают киноаппарат.
Он подходит к столу начальника стройки, садится напротив и вперяет в него светлые упрямые, добрые, с голубой сумасшедшинкой глаза:
- Не надо пафоса. Не надо высоких слов. Идет напряженная, требующая выкладки всех физических и душевных сил работа. Пусть зритель это поймет и почувствует... Пусть он захочет помочь вам. Найдите слова и, пожалуйста, не поправляйте больше галстука...
Еще несколько слов в том же роде, и Плетенчук отходит в глубину комнаты. Застывают звукооператоры. Осветители зажигают «юпитеры».
«Начинаем!» И уже ничто не мешает съемке: ни усталость, ни шум, ни перебои аппаратуры...
Негромкий, задушевный голос:
- Дорогие товарищи зрители, у нас был сегодня очень трудный день. Посудите сами. Вот что произошло у нас на трассе за прошедшие сутки...
Коля Плетенчук побывал со своей остроглазой и сердечной кинокамерой на станциях Бам, Сковородино, Большой Невер, Шимановская, проехал по всей трассе, заснял приезд комсомольцев на западном участке, в Магистральном и Звёздном, слетал в Нижнеангарск, съездил на восточный край стройки - в Комсомольск-на-Амуре и Совгавань.
Неутомимый кинолетописец Байкало-Амурской, отважный путешественник, человек высокого долга, добрая душа -Николай Плетенчук, рядовой кинооператор Читинской студии телевидения...
Утро Большого БАМа: Очерки. М., 1975 (Герои нашего времени)
***
Несколько фотографий из архива...
Всегда и везде с фотоаппаратом.
Увеличить (266 Кб)
Чита, 1975 год.
Увеличить (143 Кб)
Чита, 1975 год. Человек с Ружъём - это я
Увеличить (211 Кб)
Я - гроза медведей!
Увеличить (117 Кб)
Мама. Багульник
Увеличить (119 Кб)