Смерть Александра I в Таганроге. Н. Данилевский
31 Октября. Из Бахчисарая поехал государь в Козлов (Евпаторию), близ коего находящиеся болота производят часто гнилой и заразительный воздух. Здесь осматривал он церкви, мечети, синагоги, казармы и карантины; разговаривал долго с одним капитаном Турецкого корабля, не выдержавшим еще карантина.
Несмотря на то, что государь император вообще не любил не только принимать лекарств, но даже и говорить об оных, особенно за столом; однако же при обеденном столе, бывшем между Знаменкой и Ореховым, сверх обыкновения, расспрашивал он своего лейб-медика о Крымских лихорадках и внимательно слушал об оных суждение Виллие; наконец спросил: «Знаете ли вы действительное средство против сей болезни?» Виллие назвал оное. «Есть ли оно у вас в походной аптеке!» Лекарство тотчас было принесено и, несмотря на отвращение государя ко всему тому, что сильно пахнет, он отведал его несколько раз и в продолжение пути оказывал особенное отвращение ко вкусу сего лекарства. При сем замечено, что хотя император и не лишился обыкновенного спокойствия духа и исполненного благости обхождения, был однако ж задумчивее и менее прежнего разговорчив. В последний раз в Бахчисарае кушал он один; впрочем, при столе Его обыкновенно находились: генерал Дибич, лейб-медик Виллие и полковник Соломка.
Прибыв в Мариуполь, государь позвал Виллие и сказал ему, что чувствует озноб и что намерен выпить пуншу, чтоб пропотеть. Выпив пунш, окутался в постели и в первый раз говорил с доктором обстоятельно о своей болезни. Виллие нашел, что у него сильная лихорадка; ногти его были сини, а в теле озноб и дрожь. Хотя лихорадка его и оставила: но в последний день путешествия, на переезде из Maриynoля в Таганрог, он почти ничего не вкушал и чувствовал всеобщую немощь в своем теле. Дорогою за 125 верст до Таганрога, он все засыпал, и последнюю станцию едва двигались. Так тяжело было ему ехать! Он беспрестанно спрашивал: «Сколько осталось?», но на голову не жаловался.
5 Ноября приехал государь в Таганрог в 7 часу вечера. Князь Волконский спросил о здравии его величества. «Изрядно»,- отвечал император, - однако и я в Крыму схватил небольшую лихорадку. Я теперь уверился, что, несмотря на столь хваленый климат, мы весьма благоразумно сделали, из6рав жене моей Таганрог для жительства. В Бахчисарае почувствовал я первую лихорадку; спросил пить и Федоров подал мне барбарису. Я выпил полный стакан и тoтчac почувствовал озноб. После сильно послабило меня. Этим казалось все кончилось, но в Перекопе, при осматривании госпитали, меня бросило в озноб и лихорадка била меня сильнее прежнего». Князь Волконский умолял государя беречь свое драгоценное здравие, советовал лечиться, представляя, что уже трудно выносить в его лета то, что выносил он, будучи 20 лет. Император был довольно весел: но никого не принимал. Когда подали ему свечи, государь припомнил разговор свой с камердинером и сказал ему: «Анисимов, я очень нездоров!» Камердинер отвечал: «Надо пользоваться, государь»! «Нет, брат», - возразил он, - свечи, которые приказал я убрать со стола, у меня из головы не выходят; это значит: мне умереть, и они-то 6удут стоять передо мною». В изумлении Камердинер, смотря на него, сказал: «Чтo Вы изволите говорить? Избави нас Бог от такого несчастия!» Тем разговор и кончился.
За сим его величество пришел к императрице и сидел у нее вечер. Ночь провел он хорошо, не чувствуя лихорадки.
6 Ноября. Как обыкновенно, оделся в мундирный сюртук, только уже не выходил со двора, как то прежде делалось, ибо он чувствовал уже себя не совсем хорошо. Глаза его были мутны, слышал хуже обыкновенного, был приметно бледен и желт, и принужденным нашелся оставить занятия свои с князем Волконским. В 3 часа обедал с августейшею супругою своею, покушал мало и, не докончив обеда, вышел в свою комнату. В это время бросило его в сильную испарину. Камердинер известил о сем князя Волконского, который не медля явился с доктором Виллие. Они застали его в кабинете, сидящего на диване в сюртуке, ноги его окутаны были в фланелевое одеяло. По увещанию доктора принял он 8 пилюль. В 7 часов вечера почувствовал облегчение и благодарил г-на Виллие, потом попросил к себе императрицу, которая и просидела у него до 10 часов вечера. В сей же день государь соизволил отдать последний пароль: Таганрог, и препоручил генерал-адъютанту барону Дибичу отдавать пароль на будущее время.
7 Ноября. Государь почивал хорошо. Поутру сделался ему обморок, он лег в постелю и принял микстуру, которая ему несколько помогла.
8 Ноября. Провел он ночь весьма беспокойно и в лихорадке; перестал принимать лекарство (оказалась сильная горячка); не слушал обедни, опасаясь нового приступа болезни, а писал коротенькое письмецо в С.Петербург к августейшей своей родительнице. По окончании божественной службы Виллие пришел к государю и нашел его опять в лихорадке.
Император, увидя груду деловых бумаг, лежащих перед ним на столе, ужаснулся: но князь Волконский упросил его величество не заниматься ими до совершенного выздоровления. Потом пригласил он к себе императрицу, которая просидела у него до 10 часов вечера.
9 Ноября. Ночь провел государь изрядно. Он позволил князю Волконскому известить августейшую матерь его императрицу Марию Феодоровну о болезненном его положении.
10 Ноября. Хотя государь и хорошо почивал всю ночь: но утром чувствовал себя гораздо хуже. Около 11 часа по полуночи, желая встать с постели, впал он в сильный обморок. Весь день лежал в большом жару, а вечером была у него сильная испарина. Больной не говорил почти ничего и был в совершенном расслаблении.
11 Ноября. Государь почивал всю ночь. Утром просил к себе императрицу, которая просидела у него до обеда. Больной; желая подняться с постели, впал опять в обморок; к ночи жар оставил его: но к утру усилился. Сон был короткий и беспокойный. В сей же день он позволил генералу Дибичу известить его высочество цесаревича великого князя Константина Павловича о своем положении; вообще продолжал он до сего числа отдавать все приказания генералу Дибичу.
12 Ноября. Утром государь приказал сделать себе оранжад и пил оный с великим вкусом. Императрица провела с ним целый день. К вечеру было ему легче.
13 Ноября. Государь почивал хорошо, принял лекарства и жар прошел: но к вечеру удвоился и продолжался во всю следующую ночь. Во весь день больной не говорил; часто пил лимонад, а когда оный ему наскучивал, то употреблял напиток из вишневого сока.
14 Ноября. Утром было государю опять легче; жар уменьшился; он спросил бриться и сам выбрился. Вскоре после того почувствовал сильную лихорадку; ему предложили поставить пиявки: но он не хотел о них и слышать, от чего об них более не упоминали. Виллие объяснил князю Волконскому, что государь в большой опасности. Все испугались отчаянного его положения; позвали священника. Князь, видя упорство государя в приставлении пиявок и отвращении от лекарств, а притом увеличивающуюся опасность, предложил г-ну Виллие в присутствии императрицы исполнение долга христианского прио6щением больного Святых Таинств, приказав священнику на исповеди убеждать государя к употреблению лекарств и пиявиц.
Несчастная императрица, пораженная сим предложением, нашла в чувствительном сердце своем еще довольно силы и решилась сама говорить супругу о необходимости прибегнуть к помощи Святой веры. «Разве я так болен? - промолвил государь. «Нет, друг мой, - возразила императрица, почти сквозь слезы, - но Вы отказались от всех средств земных, испытайте небесное!» «Очень oxomно, - отвечал больной. Вошел Виллие. «Разве Я очень слаб? - спросил его государь. «Точно так, Ваше Величество!- сказал доктор, заливаясь слезами; «Вы отринули мою помощь, теперь не как врач, но как христианин, почитаю долгом объявить Вам, чтo нельзя терять времени». Государь подал ему руку и долго жал ее. Виллие нашел, что испарина у больного более и более умножалась; он был молчалив и задумчив. В 11 часу вечера просил государь императрицу успокоиться. Спросили у Виллие: можно ли начать исповедь, или отложить до следующего дня? Доктор подтвердил возможность.
15 Ноября. Жар больного был весьма силен; от 4го до 6го часа утра состояние его становилось хуже и хуже. Об этом доложили императрице, которая тотчас пришла. Явился священник для исповеди. «Мне должно быть одному» - сказал государь супруге своей, и она вышла. Смирение, кротость, усердие и твердость христианская были совершенно в нем необыкновенны. «Прошу садиться, - сказал он отцу своему духовному перед исповедью, - поступайте со мною, как с христианином; за6удъте мое величество!» Потом государь приподнялся на локоть и исповедался. Когда же все возвратились после исповеди, он с величайшим благоговением приобщился Святых Христовых Таинств, поцеловал крест и руку служителя Божия, и прерывающимся, но выразительным голосом; оборотясь к императрице, сказал сии божественные слова: «Я никогда не был в таком утешительном положении, в каком нахожусь теперь; благодарю Вас сердечно». Тут священник, почтенный старец, бросясь у кровати больного на колена, убедительным образом сказал ему: «Ваше Величество! Вы уврачевали душу свою; от лица Церкви и всего народа прошу Вас уврачевать и тело!» «Есть ли надобно, Я согласен», - отвечал государь. «Теперь я вижу, - прибавил он, - чтo я опасно болен». С сего времени император позволил врачам делать все, что хотят, и принимал их лекарства. Между тем жар в нем не уменьшался; приставили ему к затылку 30 пиявок, которые так худо принимались, что два часа их припускали; от сего сделалось ему несколько полегче.
16 Ноября. Ночь была самая беспокойная. Государь был в забытьи. Во втором часу опомнился, спросил лимонаду, принял его ложечку и весь день чувствовал себя весьма дурно. Поставили синапизмы (горчицу); они не пособили, жар все не уменьшался. Государь лежал без языка.
17 Ноября. В ночь больной был в весьма отчаянном положении, все в забытьи и в ужасном жару. Приложили на спину мушки. Весь народ в Таганроге, узнав о сем, бросился по церквам просить Бога со слезами о спасении царя и, кажется, теплые молитвы их были услышаны. Во время самой обедни (в 10 часов утра), государь, который уже целые сутки был без языка и томился на руках императрицы, пришел в себя, открыл глаза, спросил пить; потом, взяв руку государыни и заметя ее беспокойство, сказал умоляющим голосом: «Вы очень устали; прошу Вас, успокойтесь!» За сим приказал себя посадить и пять минуть сидел, велел сварить перловый суп, взглянул в окно и сказал: «Quel beau tems! (Какая прекрасная погода)». Лег и до 8 часов вечера ему было очень хорошо, кушал суп. Впрочем, князь Волконский заметил, что больной не имел более силы открыть уста. Всю ночь был он опять в великой опасности; в самую полночь сделалось ему очень худо, он очень страдал.
18 Ноября. Утром было государю несколько полегче, и это продолжалось до вечера; тогда жар снова усилился, опасность была неминуема, жар 6олее и более умножался. Император открыл глаза, взором искал императрицу; имея еще память, но, не могши говорить, сделал движение рукою, как бы звал государыню, взял ее руку, поцеловал и прижал потом к груди своей; другим поклонился. Когда князь Волконский подошел к нему, больной улыбнулся благосклонно; когда же князь поцеловал его руку, добрый монарх показал вид дружеского упрека. В 11 часов и 40 минут вечера не было более надежды; беспамятство продолжалось.
19 Ноября. В последние минуты государь дышал столь скоро и тяжело, что это было слышно в ближней комнате. В 10 часов 50 минут государя не стало, он в безмолвной тишине скончался! Императрица была при нем безотлучно. Когда он стал кончаться и начали читать отходную, она все еще держала его за руки; когда же он испустил дух свой, то сама закрыла ему глаза, перевязала платком подбородок, сложила руки, перекрестила, поцеловала, заплакала, поклонилась и сказала: «Прости, мой друг!» Потом встала, обратилась к Образу, помолилась и сказав: «Господи! прости мое согрешение; Тебе угодно было лишить меня, его», пошла в свои комнаты, где дала полную свободу слезам. Вскоре, ободрившись, приказала при теле служить панихиду, взяла свечу, молилась и не плакала: но скорбь ужасная была на лице ее!..
Последний умирающий взор незабвенного монарха поразил всех предстоявших громовою стрелою. Картина ужасная! Все на коленах рыдали и кровавые проливали слезы…
Так скончался благословенный император Александр I, благодетель наш, наилучший из монархов, цветущий здравием, прекраснейший из мужчин, скончался во цвете лет своих!.. При последнем вздохе принял он вид, свойственный его ангельской улыбке и, не смотря на его страдания, спокойствие царствовало на челе и благополучие души праведной блистало в чертах благословенного!
Когда императрица оставила на минуту одр умирающего, его умастили миром; потом драгоценное тело в бозе-почившего императора обмыли, надели чистое белье, шлафрок, положили на дорожной его кровати, засветили около него четыре свечи, в головах поставили Образ Спасителя, а в ногах налой и Евангелие, позвали духовенство и пение «Успокой, Господи, душу усопшего раба твоего, благочестивейшего государя императора Александра I го всея Poccии!» потрясало сердца предстоящих.
Тело покойного государя оставалось 9 дней в его бывшем кабинете, где он скончался на диване, головою к камину. Там на третий день бальзамировали оное: но бальзамирование, кажется, не так удалось, как бы сего ожидать можно было; ибо для предохранения тела от гниения надлежало ставить лед под низ гроба. Лицо от спирту, которым напояли его, весьма изменилось. Анатомики, при вскрытии тела, нашли в голове на том самом месте, на которое больной, чувствуя страдания, обыкновенно клал руку, наросшую перепонку и немного (полстакана или 50 золотников) воды; печенка была повреждена и хрящ грудной окостенел; впрочем, другие органы тела были в наилучшем виде.
Императрицу просили переехать в частный дом, на что она не хотела согласиться и сказала князю Волконскому: «Я уверена, что вы разделяете мое несчастие; неужели вы думаете, что одна корона привязывала меня к моему мужу? Прошу вас не разлучать меня с ним до тех пор, пока есть возможность». После сего никто не смел ее просить, и она оставалась целый день одна в своих комнатах и без свидетелей ходила беспрестанно к телу. На третий день, по кончине государя, князь Волконский просил ее величество переехать в частный дом, хотя на несколько дней; на что она согласилась.
--------------------------
Данилевский Н. В. Таганрог, или подробное описание болезни и кончины императора Александра Перваго, в бозе почивающаго / Составленное Николаем Данилевским. - Москва: В тип. Августа Семена, при Медико-Хирургической Академии, 1828