Мариам Петросян, "Дом, в котором". Послевкусие на полях.
“Завораживающая тоска, бессмысленный интерес, безнадежная нежность и невостребованная жалость” - примерно так мог бы я охарактеризовать свои эмоции в процессе и после прочтения “Дома в котором” Мариам Петросян.
Это ни на что непохожая, великая книга. Великая своей прозрачностью. Ее, фактически, нет. Сюжета нет, смысла в происходящем, по большому счету, нет, развития нет. Живой, не шаблонный персонаж - практически один-единственный из всей толпы, да и тот, как оказывается... не совсем персонаж. Из второстепенных персонажей есть парочка эпизодических, но относительно сильных женских (впрочем, довольно-таки похожих друг на друга) - и ни одного мужского, схема на схеме. Множество раскиданных по сюжетному пространству секретов и тайн, волшебных и не очень, напоминают анекдот о Неуловимом Джо, который нафиг никому не нужен... Как книга, это произведение не выдерживает ни малейшей критики - но это не книга, это, в общем-то, пособие. Пособие по ощущению хрупкости и условности окружающего нас мира. Пособие по равнодушию перед лицом вечной неизменности. Пособие по умению не воспринимать себя.
Очистив текст от бесконечной шелухи лишних образов, ничего не меняющего псевдосюжета и различных антисанитарных подробностей, мы, фактически, остаемся с книгой о человеческом Сознании, как таковом. О его живучести и умении приспосабливаться. О его способности подстраиваться и деформироваться - и о том насколько неупругой (или наоборот, упругой) может порою быть такая деформация.
В этом романе - в этом мире - читатель бессилен. В нем невозможно честно идентифицировать себя с персонажами - потому что ни один читатель никогда - нет, даже не не согласиться, - а просто-напросто не сможет поменяться с кем-то из них местами. Здесь невозможно осуждать и симпатизировать - потому что в мире чужих и чуждых законов нет зацепок для привычных этики и эстетики. Здесь не получается никого жалеть - потому что персонажи не нуждаются в жалости. И не получается вырваться. Этот текст невозможно перестать читать. Потому что когда человек смотрит в бездну, бездна тоже смотрит в него.
Это хорошая книга. Она не для всех. Она не всем. Она обо всех. В той или иной степени.
Оттого и страшно.
Это ни на что непохожая, великая книга. Великая своей прозрачностью. Ее, фактически, нет. Сюжета нет, смысла в происходящем, по большому счету, нет, развития нет. Живой, не шаблонный персонаж - практически один-единственный из всей толпы, да и тот, как оказывается... не совсем персонаж. Из второстепенных персонажей есть парочка эпизодических, но относительно сильных женских (впрочем, довольно-таки похожих друг на друга) - и ни одного мужского, схема на схеме. Множество раскиданных по сюжетному пространству секретов и тайн, волшебных и не очень, напоминают анекдот о Неуловимом Джо, который нафиг никому не нужен... Как книга, это произведение не выдерживает ни малейшей критики - но это не книга, это, в общем-то, пособие. Пособие по ощущению хрупкости и условности окружающего нас мира. Пособие по равнодушию перед лицом вечной неизменности. Пособие по умению не воспринимать себя.
Очистив текст от бесконечной шелухи лишних образов, ничего не меняющего псевдосюжета и различных антисанитарных подробностей, мы, фактически, остаемся с книгой о человеческом Сознании, как таковом. О его живучести и умении приспосабливаться. О его способности подстраиваться и деформироваться - и о том насколько неупругой (или наоборот, упругой) может порою быть такая деформация.
В этом романе - в этом мире - читатель бессилен. В нем невозможно честно идентифицировать себя с персонажами - потому что ни один читатель никогда - нет, даже не не согласиться, - а просто-напросто не сможет поменяться с кем-то из них местами. Здесь невозможно осуждать и симпатизировать - потому что в мире чужих и чуждых законов нет зацепок для привычных этики и эстетики. Здесь не получается никого жалеть - потому что персонажи не нуждаются в жалости. И не получается вырваться. Этот текст невозможно перестать читать. Потому что когда человек смотрит в бездну, бездна тоже смотрит в него.
Это хорошая книга. Она не для всех. Она не всем. Она обо всех. В той или иной степени.
Оттого и страшно.