Пара слов в защиту попаданцев
Периодически наблюдаю в ленте нападки на так называемый попаданческий жанр и хочу написать пару слов в защиту. Хотя там и есть масса слабых произведений, как и в любом литературном направлении, но сам по себе это достойный литературные прием, про который много негативных мифов.
Для начала «попадание» героя-одиночки в новую и проблемную среду (прошлое/фэнтези/иной мир) - повторение древнейшего фольклорного сюжета о путешествии героя из родного дома, которые присутствует у всех народов на протяжении истории. Одиссей, Гильгамеш, Садко, Синдбад и Лермонт - передают привет всем снобам.
Современное литературоведение выделяет этот троп, как неизменный на протяжении тысячелетий. По Кэмбеллу, схема любой истории: призыв к странствиям, попадание/путешествие, являющееся инициацией героя, и возвращение. Этнографы полагают, что само путешествие героя моделирует создание им и автором нового мира, отличного от повседневности ГГ и читателя.
Прием с попаданчеством активно эксплуатируется в той или иной форме, поскольку дает картину борьбы героя-одиночки с окружающим миром, несет гуманистический пафос и идею веры в человеческие силы. Именно поэтому «Робинзон» Дефо с попаданцем на необитаемый остров стал классикой, как воплощения гуманизма и веры в прогресс своей эпохи.
Раньше из-за ограниченности знаний читателя о мире, средством попадания было путешествие, реалистичность которого определялись знаниями и добросовестностью авторов. В 19-20 вв из-за интереса к научному изучению истории пространством странствий становится прошлое, исторические или мифологическое.
Этот прием позволил передать контраст и сходство настоящего с прошлыми эпохами и давал простор для описания эволюции общества и человека. С чисто повествовательной точки зрения попаданчество в прошлое ставит героя и читателя в одинаковую позицию новичка в мире и упрощает передачу экспозиции внутри повествования, а не через обширные авторские отступления, как в исторических романах.
Помимо, классического «Янки» Твена, который писался, как пародия на рыцарский роман, на ниве попаданчества отработали многие видные иностранные авторы: Стивен Кинг «22/11/63», Гарри Гаррисон «Этический Инженер», Пол Андерсон «Человек, который пришел слишком рано».
В России традицию попаданчества создал во многом Кир Булычев, у которого тема попаданий в прошлое/путешествий по эпохам есть и в «Алисе», и в Хроносе. (Если кто забыл, Институт времени - важная часть сеттинга «Алисы», который много используется не только в экранизированных «Сто лет тому вперед»).
Современная волна попаданчества в нашей литературе выросла именно на плечах Булычева и Звягинцева. Она частично стала элементом полемики с их попытками вести на этой ниве топорную антисоветскую пропаганду (в поздних роман «Хроноса» Булычев доходит до оправдания нацизма, как средства борьбы с коммунизмом).
Попаданчество, связанное с Великой Отечественной, от Буркатовского с Конюшевским давало позитивную или нейтральную картинку сталинского времени, поэтому стало объектом псевдолитературной критики справа, которая объявила жанр низким и придумала про него кучу мифов.
Прежде всего, я о ложном противопоставлении попаданческого и твердого исторического романа с точки зрения достоверности, точности и профессионализма.
«Правильный исторический роман» - чистая абстракция. Я советую ревнителям этого жанра почитать рецензии историков-современников на исторические произведения Алексея Толстого или Валентина Пикуля, которые сейчас признаны классиками и изучаются в школах. Специалисты об них мало что ноги не вытирали именно за незнание исторических реалий, структуры общества, быта и элементарные хронологические ляпы.
В современности с интернетом и лучшим доступом к источникам ситуация не изменилось. Расхваленные романы Бориса Акунина, написанные с претензией на серьезность, - как раз образец глубочайшего невежества.
Может поискать отзывы историков на «Статского советника», роман и безграмотность его автора много обсуждали после экранизации, припоминая непонимание цен, сословных барьеров, словоупотребления, особенности личной жизни и мышления описанной эпохи. В сущности - это как раз реальный попаданческий роман, где попаданцами кажутся все основные герои, точно свалившиеся из 21 века.
Если брать настоящий попаданческий роман, то даже откровенно пародийные и попаданческие «Отморозки» Земляного показывают лучшее знание реалий, особенностей общения между людьми, типичных представлений и социальной иерархии, чем «Советник». Там персонажи действуют в рамках обычаев своеего времени, а не калькируют порядки 21 века,
Я уж не говорю о том, что Акунину нужно поучиться исторической романистике по бережным попаданческим книгам Сергея Буркатовского («Вчера будет война»), Павла Дмитриева («Еще не поздно») и Андрея Колганова («Жернова истории»), где чувствуется серьезный интерес к периоду и работа с источниками.
Колганов, на минутку, не только писатель-«попаданщик», но еще профессор МГУ, доктор наук и крупный специалист по экономике социализма. О становлении которого в 1920-е и пишет в своих романах.
Профессиональный статус Дмитриева мне не известен, но он показывает первоклассные знания истории развития вычислительной техники в СССР, хотя эта область плохо исследована и информация была не систематизирована на момент начала цикла.
Повторюсь, интеллектуальный исторический Акунин со своим Фандориным ничем не лучше, чем попаданческий Конюшевский с его Лисовым («Попытка возврата»). Такое же поверхностное знание истории, такой же лихо закрученный сюжет, маскирующий провисание логики, и мэрисьюшный герой, которому все дается и все прощается.
Разница только в том, что Акунина прославили связи в литературной среде и издательском бизнесе, а Конюшевского - простые читатели, которым понравился простоватый и местами и наивный боевик про Великую Отечественную.
Качество здесь вопрос не жанра, а даровитости конкретного автора.
Собственно, попытки литературного либерального бомонда противостоять вторжению на книжный рынок любителей истории с консервативными убеждениями и породили львиную доля ложных представлений о жанре.
Отсюда, например, представление, что попаданчество - романы о неудачниках, которые вознеслись попав в прошлое, для неудачников реальных, которым дарят ощущение победы героя и страны.
Наверное, для кого-то будет новостью большинство художественных произведений, особенно приключенческих, должно давать и дает читателю именно ощущение победы.
Легенды о Гильгамеше и Одиссее делятся победами героя с читателями, поэтому их рассказывали и пересказывали, так что они пережили века. Это называется «сопереживание», на котором искусство и стоит.
Попаданческий сюжет построен на явном противостоянии человека и незнакомой среды, в которыми читатель ожидает победы героя, с коим ассоциирует себя. Это характерно и для развлекательной литературы вообще: «Робинзона», и для «Трех мушкетеров» Дюма, и даже для полудокументального «Волоколамского шоссе» Бека. Именно таким образом пишется большинство книг, приключенческих, любовных, детективных или мистических.
Не имеет смысла обсуждать, сколь реалистичен попаданческий сюжет. Да, попаданцу даже хорошо подготовленному было бы сложно выжить в прошлом. Также сложно в реальной жизни длительное время выживать на необитаемом острове, объехать за 80 дней вокруг света в 1872 году или раскрыть запутанное преступления, не выходя из дома. Хотя все перечисленные сюжеты - даже не фантастические, а взяты из классических «реалистичных» романов.
Именно поэтому герои приключенческой книги, в том числе попаданческие, - не лузеры. Наоборот в попаданческой литературе очень большая доля героев - спецназовцы и прочие бойцы, чтобы оживлять сюжет схватками.
Это нельзя назвать проблемой, так как войны - удобный фон для сюжета. Они как раз дают и готовый конфликт, и ощущение масштаба событий, и нужный уровень трагизма. Попаданцы - воюют, так повелось не только у нас, но у западных классиков жанра со времен Де Кампа («Да не опустится тьма»).
Возвращаясь к нашим книгам о попаданцах, я практически не могу назвать примеры, где герои были бы реальные неудачниками. У Буркатовского герой - талантливый художник, мастер-«золотые руки», электрик и автомеханик. (Все проблемы в сюжете у него из-за поверхностного знания истории и несдержанности оценок).
У Конюшевского ГГ - совмещает таланты спецназовца и бизнесмена, по оговоркам о жизни в нашем времени, он создал «немаленький бизнес» и обзавелся в политическими связями, будучи достаточно молодым человеком.
Есть линейка персонажей-талантливых инженеров у Дмитриева, Измерова («Дети Империи»), Ходова («Шарашка для попаданцев») или врачей Сапарова («Лекарь Грозного Царя») и Дроздова («Зауряд-врач»).
Есть обладатели сверхдостижений, например, ГГ Злотникова («Царь Федор»), очень крупный бизнесмен, поднявшийся из социальных низов, мыслящий даже в прошлом критериями бизнеса и корпоративного строительства.
Безусловно в попаданческом жанре, как и везде в литературе, есть троп «становления героя», развития на глазах у читателя («Швейцарец» Злотникова) или даже неудачи («Цирюльник» Логинова) и гибель («Мы погибнем вчера» Ивакина). Но в каждом случае это живые, часто героические персонажи, со своими достоинствами и недостатками.
Единственная «попаданческая книга» (и то в чужой мир, а не прошлое) «Замок Россия» Денисова содержит идею, что из-за неправильного устроения нашего общества наиболее талантливые и принципиальные люди не могут реализовать себя в полной мере, до тех пор пока общество не начинает строиться в голой степи с нуля. Но это скорей исключение, да и неудачниками героев тоже не назвать, скорей они превращаются из рядовых и очень достойных членов общества - в его лидеров.
Наконец, попаданческий роман - не проповедует эскапизм и уход в размышления о несбывшемся прошлом.
Многие романы посвящены серьезным идеям в развлекательной обертке. Буркатовский рассказывал о том, что поколение 21 века не лучше и не хуже своих дедов, способно и подвиги, и на ошибки, и на самоотверженный труд, поэтому не должно терять веры в себя и свою возможность менять историю.
У Конюшевского та же идея цикла романа: не надо жаловаться на жернова истории, в каждый момент своей жизни малыми и большими поступками ты ее сам творишь. Каждый твой день может стать историческим, если ты проявишь упорство, смекалку и смелость. (Собственно, герой, вернувшись в свою реальность, приходит к мысли, что должен пытаться изменить и ее, а не просто ругать несправедливость общества).
К активной перестройке нашего реального общества и отношения к стране призывают и Измеров. А тема любви к родине и связей с ней в любую эпоху и при любом строе - сквозная.
При этом попаданчество, как жанр, не агитирует за СССР. У Дмитриева и Королюка («Спасти СССР») идея произведений в том, что крах коммунистического строя был не исторической случайностью, а закономерным итогом длительного кризиса. (Королюк бросил цикл и не высветил идею до конца, однако озвучивал на личной странице).
Плодовитый «попаданщик» Злотников явно больше симпатизирует монархии, а Ходов, вопреки оправданиям, явно предлагает читателям фашизм пополам с собственной мизантропией.
Проблема авторов-попаданщиков в том, что они срез и часть нашего общества, а не либеральной тусовки, которая образует литературный бомонд. Поэтому жанр все последние десятилетия стараются маргинализировать и отвергнуть. Хотя в литературном плане он ничем не лучше и не хуже, ни твердого исторического романа, ни вообще литературного меинстрима.
Да, есть слабые книги, особенно среди неизданного любительского творчества в сети, - но верно для литературы вообще. Есть избыточное использование приема в результате моды - как и в любой другой области. Есть непрофессионализм авторов, выдавливание сиквелов, срезание сюжетных углов в угоду динамики...
Но все это грехи - развлекательной литературы и кино, как таковых. Причем не у нас, а вообще в мире. Но ответственность за это почему-то должен нести один попаданческий жанр.