Христианская аскетика от "Матрицы" до Максима Грека
Поскольку я уже упомянул о христианской идеологии в «Матрице» посвящу этому короткий текст. Тем более он выводит нас на некоторые важные темы, связанные со свободой воли и ролью религиозных убеждений в ее формировании.
Повторюсь, «Матрица» - прежде всего, развлекательный фильм-боевик, но в нем есть определенный идейный подвал, который авторы пытались донести до зрителя в такой форме. Суммируя интервью сценаристов и членов съемочной труппы, идея фильма - отсутствие у человека свободы воли, которую подавляют программы-инстинкты.
Братья (на тот момент) Вачовски фанатели от книги Роберта Райта «Моральное животное» (1994). Оттуда они вынесли мысль, что поведение и мышление человека определяются инстинктами самосохранения и продолжения рода, которые искажать наше восприятие и программируют поведение, делая свободный выбор человека фикцией. «…В ходе естественного отбора наш мозг приспособился обманывать и даже порабощать нас» - пишет Райт в более поздней книге.
Эта мысль настойчиво продвигается во второй и третьей частях «Матрицы» (диалоги с Пифией, Меровингеном и Архитектором), но велеречивые речи о выборе и предопределении не слушали внимательно даже кинокритики.
Человек, как говорит нам «Матрица», является такой же машиной/программой с заранее определенным поведением, что доводится до нас через сюжетную линию Смита, который перенял инстинкт воспроизводства у Нео и чуть не устроил местный апокалипсис. Этому же посвящена и неуместная сцена с программами-беженцами на станции метро.
Однако авторы не завершили этот фильм простой констатацией человеческой несвободы, а попытались оставить какую-то позитивную ноту - ответ на вопрос, что с этим делать. Причем они выбрали христианский ответ, хотя фильм несет сильнейший отпечаток псевдобуддистского мировоззрения от самой концепции иллюзорной «матрицы» до саундтрека к третьей части на базе буддистских песнопений.
Тем не менее, «Матрица» на уровне содержания говорит нам, что выход из биологической запрограммированности - Христос и христианство. В фильме Нео преодолевает свой инстинкт самосохранения, идет на сделку с Матрицей, в результате которой умирает. Сцена явно отсылает к евангельскому распятию (Нео умирает на кресте, а Матрица произносит «Свершилось»), кроме того, сам образ Избранника, спасающего Зион-Сион ценой собственной жизни, не дает шансов уйти от библейского прочтения фильма. (В библейские и околобиблейские цитаты и отсылки в сюжете я углубляться не буду для экономии времени).
Это весьма любопытно, учитывая, что Вачовски воспитывались в атеистической семье и вряд ли серьезно изучали христианство. Вероятно, придя к финалу своей истории о несвободе они просто не смогли вспомнить или придумать другой ответ, кроме как надежду на Спасителя.
Возможно, это было сделано под влиянием выдающегося психолога Карла Юнга, который считал, что единственный способ существования человеческой индивидуальности - в религии. Он, правда, ставил во главу угла не «эволюционное программирование», а диктат внешней среды, социума и государства, угрожающий личному выбору.
«Занять какую-либо позицию по отношению к внешним условиям можно только в том случае, если за пределами этих условий существует некая контрольная точка. Религия предоставляет (или претендует на это) такую точку, тем самым давая индивиду возможность высказывать суждение и принимать решение… Личность, корни которой не уходят в Бога, не может самостоятельно сопротивляться физическим и нравственным соблазнам этого мира. Для этого ей нужно внутреннее, трансцендентальное ощущение, которое только и может защитить ее от неизбежного растворения в массе» - пишет Юнг в «Нераскрытой самости» (1957).
Не так давно я писал о проблеме предопределенности и несвободе нашей жизни в сугубо материалистической модели вселенной с точки зрения чистой физики. Юнг и Райт же пишут о несвободе человека в окружении биологических и социальных стимулов (инстинкты, воспитание, пропаганда), который блокируют нашу свободу воли, превращая личность в программу.
Мы видим, что с точки зрения психологии оказывается очень трудно представить без религии причины и основания, чтобы быть свободным в принятии решений.
Проблема борьбы с внешними инстинктами и иными природными стимулами важная часть христианских практик. В них и есть смысл христианской аскезы, с помощью которой человек учится говорить «нет» биологии и мирскому давлению, когда делает нравственный выбор.
Не потому, что обычные желания («похоти») человека греховны сами по себе, ведь многие из них таковы в силу конкретной ситуации жизненной или исторической. А потому что механическое следование им уничтожает человека как личность, из творения и собеседника Бога он превращается в робота, действующего по заложенной схеме.
Сомневаюсь, что Юнг, Райт и Вачовски читали сочинения Максима Грека, который еще в 16 веке писал о той же проблематике - преодолении инстинктов, чтобы стать свободным человеком.
«[В]ерх всякого зла - это нисколько не бояться Бога и не трепетать будущего Страшного Суда, а жить только всегда, подобно бессловесным животным, в ненасытном угождении чреву и плотским похотениям, считая эти телесные наслаждения за совершенное благо. Отсюда брани, и войны, и пленения, и разбойнические нападения по всей земле и по морю» («Беседа души и ума»).
Как видим, эти строки все еще сохраняют актуальность и отвечают на вопросы, тревожащие ученых и людей искусства.
Повторюсь, «Матрица» - прежде всего, развлекательный фильм-боевик, но в нем есть определенный идейный подвал, который авторы пытались донести до зрителя в такой форме. Суммируя интервью сценаристов и членов съемочной труппы, идея фильма - отсутствие у человека свободы воли, которую подавляют программы-инстинкты.
Братья (на тот момент) Вачовски фанатели от книги Роберта Райта «Моральное животное» (1994). Оттуда они вынесли мысль, что поведение и мышление человека определяются инстинктами самосохранения и продолжения рода, которые искажать наше восприятие и программируют поведение, делая свободный выбор человека фикцией. «…В ходе естественного отбора наш мозг приспособился обманывать и даже порабощать нас» - пишет Райт в более поздней книге.
Эта мысль настойчиво продвигается во второй и третьей частях «Матрицы» (диалоги с Пифией, Меровингеном и Архитектором), но велеречивые речи о выборе и предопределении не слушали внимательно даже кинокритики.
Человек, как говорит нам «Матрица», является такой же машиной/программой с заранее определенным поведением, что доводится до нас через сюжетную линию Смита, который перенял инстинкт воспроизводства у Нео и чуть не устроил местный апокалипсис. Этому же посвящена и неуместная сцена с программами-беженцами на станции метро.
Однако авторы не завершили этот фильм простой констатацией человеческой несвободы, а попытались оставить какую-то позитивную ноту - ответ на вопрос, что с этим делать. Причем они выбрали христианский ответ, хотя фильм несет сильнейший отпечаток псевдобуддистского мировоззрения от самой концепции иллюзорной «матрицы» до саундтрека к третьей части на базе буддистских песнопений.
Тем не менее, «Матрица» на уровне содержания говорит нам, что выход из биологической запрограммированности - Христос и христианство. В фильме Нео преодолевает свой инстинкт самосохранения, идет на сделку с Матрицей, в результате которой умирает. Сцена явно отсылает к евангельскому распятию (Нео умирает на кресте, а Матрица произносит «Свершилось»), кроме того, сам образ Избранника, спасающего Зион-Сион ценой собственной жизни, не дает шансов уйти от библейского прочтения фильма. (В библейские и околобиблейские цитаты и отсылки в сюжете я углубляться не буду для экономии времени).
Это весьма любопытно, учитывая, что Вачовски воспитывались в атеистической семье и вряд ли серьезно изучали христианство. Вероятно, придя к финалу своей истории о несвободе они просто не смогли вспомнить или придумать другой ответ, кроме как надежду на Спасителя.
Возможно, это было сделано под влиянием выдающегося психолога Карла Юнга, который считал, что единственный способ существования человеческой индивидуальности - в религии. Он, правда, ставил во главу угла не «эволюционное программирование», а диктат внешней среды, социума и государства, угрожающий личному выбору.
«Занять какую-либо позицию по отношению к внешним условиям можно только в том случае, если за пределами этих условий существует некая контрольная точка. Религия предоставляет (или претендует на это) такую точку, тем самым давая индивиду возможность высказывать суждение и принимать решение… Личность, корни которой не уходят в Бога, не может самостоятельно сопротивляться физическим и нравственным соблазнам этого мира. Для этого ей нужно внутреннее, трансцендентальное ощущение, которое только и может защитить ее от неизбежного растворения в массе» - пишет Юнг в «Нераскрытой самости» (1957).
Не так давно я писал о проблеме предопределенности и несвободе нашей жизни в сугубо материалистической модели вселенной с точки зрения чистой физики. Юнг и Райт же пишут о несвободе человека в окружении биологических и социальных стимулов (инстинкты, воспитание, пропаганда), который блокируют нашу свободу воли, превращая личность в программу.
Мы видим, что с точки зрения психологии оказывается очень трудно представить без религии причины и основания, чтобы быть свободным в принятии решений.
Проблема борьбы с внешними инстинктами и иными природными стимулами важная часть христианских практик. В них и есть смысл христианской аскезы, с помощью которой человек учится говорить «нет» биологии и мирскому давлению, когда делает нравственный выбор.
Не потому, что обычные желания («похоти») человека греховны сами по себе, ведь многие из них таковы в силу конкретной ситуации жизненной или исторической. А потому что механическое следование им уничтожает человека как личность, из творения и собеседника Бога он превращается в робота, действующего по заложенной схеме.
Сомневаюсь, что Юнг, Райт и Вачовски читали сочинения Максима Грека, который еще в 16 веке писал о той же проблематике - преодолении инстинктов, чтобы стать свободным человеком.
«[В]ерх всякого зла - это нисколько не бояться Бога и не трепетать будущего Страшного Суда, а жить только всегда, подобно бессловесным животным, в ненасытном угождении чреву и плотским похотениям, считая эти телесные наслаждения за совершенное благо. Отсюда брани, и войны, и пленения, и разбойнические нападения по всей земле и по морю» («Беседа души и ума»).
Как видим, эти строки все еще сохраняют актуальность и отвечают на вопросы, тревожащие ученых и людей искусства.