К новым прочтениям «Мира полудня»
Мне регулярно на ум приходит тема «новых прочтений» произведений братьев Стругацких о «Мире полудня», которые периодически появляются в наши дни - либо в виде фанфиков, порой весьма профессиональных, либо даже в виде политических аллюзий. Пример, последнего рода, в свое время очень меня впечатливший, - заочная полемика Шендеровича и Носикова в связи со смертью Бориса Стругацкого и попытками «Трудно быть Богом» применительно к текущему политическому моменту.
Однако можно вспомнить кучу примеров литературных, цикл профессиональных фанфиков «Время учеников», где известные писатели-фантасты творят, используя миры и персонажей писательского дуэта. И прекрасно творят. Только часто это не творчество по мотивам, а именно резкое контрастное переосмысление написанного Стругацкими.
Успенский «Змеиное молоко» - переосмысливает «Парня из преисподней», трактует всю сюжетную линии в духе разведывательного романа. (Вообще с позиций современного читателя мысль, что Гэг «засланец» довольно тривиальна). Это забавно, почти дружелюбно.
Лазарчук во «Все хорошо» - переосмысливает сами основы «Мира Полудня», предлагает его жуткую и бесчеловечную изнанку, цену утопии, описанной Стругацкими. Фактически тоже самое делает Лукьяненко в «Звезды - холодные игрушки» только изменяет некоторые термины, чтоб сохранить самостоятельность сюжета и мира. А «Возвращения» Рыбакова, где герои приходят к автору, благодарят за создание себя, но и их похвалы, и сам рассказ похож на упрек автору в предательстве идеалов? По совести говоря, рассказ звучит почти некорректно к самому Б. Стругацкому.
Нет, если опять же говорить по совести, то Стругацкого есть в чем упрекнуть. Он в старости ударился в политическое комментирование, выступал в поддержку Ходорковского и допускал другие не слишком приличные высказывания.
Масла в огонь он подлил и своими мемуарами «Комментарии к пройденному», в которых пытался перетолковать чуть ли не все их с братом Аркадием творчество - с антисоветских позиций. Причем местами повествование остро начинает напоминать современный герб украинской разведки: сову пытаются натянуть на глобус, а она, как может, отбивается мечом. За это в интернете его издевательски стали называть «вдовой А. и Б. Стругацкого».
Но проблема не в политике, а в том, что произведения Стругацких писались с позиций, которые не имеют никакого отношения ни к современному патриотическому, ни к антигосударственному дискурсу. И показательно, сколь быстро об этом забыли не только мое поколение читателей, но современники и даже сам Стругацкий, доживший до «новых времен».
Если попытаться подумать с позиций тех лет, то о чем «Трудно быть Богом» и вся «прогрессорская» линейка произведений братьев? Это вполне созвучная тому времени тема «экспорта революции» или, если угодно «поддержки иностранных коммунистов», знакомой и по творчеству Ефремова. Причем Стругацкие ее анализируют отнюдь не с позиций «за» или «против», а просто обыгрывают тему соприкосновения коммунара (без шуток и дураков, коммунара) с капиталистическим и феодальным вчера.
Если опять-таки задуматься, то метания Руматы между гуманизмом и неготовностью признать в арканарцах равных себе людей видны - вполне современные расцвету СССР отзывы военных советников, возвращающихся из арабских стран. Отзывы реально полные и романтики, и уважения к арабским коммунистам, и презрительных реплик о «дикарях», которых «невозможно научить воевать». Источник вдохновения и проблематика вполне достойные романа.
В тексте вполне могла быть и даже почти наверняка была та или иная отсылка к другой социальной критике. Разговоры о «серости» в «Трудно быть Богом» можно силой воображения привязать к мифу о гонениях на науку при Сталине. Вполне можно поверить, что «Миллиард лет до конца света…» частично вдохновлялся испугом Стругацкого, вызванного на допрос в КГБ по делу давно забытого сейчас диссидента. И, в принципе, «Жука в муравейнике» можно привязать к той же теме страха перед НКВД-КГБ…
Но, будем честны, братья явно не хотели писать мелкие политические памфлеты, а читатели - не очень-то хотели их читать. На ниве социальной сатиры они вполне успешно отрывались в «Понедельник начинается в субботу» и «Сказке о Тройке». «Мир Полудня» был и воспринимался попыткой писать о вопросах и проблемах, которые казались тогда вечными.
Только вот сейчас они просто непонятны.
Я не буду слишком долго говорить на теме фанфиков по «Трудно быть Богом», где роли и акценты распределяются совершенно иначе. Их легко можно объяснить с позиций популярности романа, который неизбежно породил бы кучу разных переосмыслений.
Но рискну отослать читателя к одному из моих любимых фанфиков «Психиатр» Прозорова, где «дон Рэба» говорит о своих достижениях: «Государство вместо подыхающей выродившейся династии, грозившей вот-вот сорваться в гражданскую войну получило нормальную власть - власть, заметим, не оглядывающуюся на происхождение, а исключительно на способности. Самосознание третьего сословия моими усилиями значительно поднялось. Школа, насколько мне известно...
- Вот на кой Вам понадобилось устраивать кромешный ужас из несчастного королевства, до сих пор не понимаю...
- А как же?! - воскликнул, оживляясь, сидевший. - Как еще объяснить привыкшему быть балованной игрушкой аристократа алхимику, астрологу, поэту, что ему отныне предстоит преподавать в Школе детям презренных лавочников и трактирщиков? Что он отныне должен работать и приносить пользу, а не развлекать хозяйских гостей кунштюками? Да просто собрать эту сварливую, не терпящую никакой конкуренции стаю вместе, и заставить держаться друг дружки? Только одним образом - наглядно показав, что везде, кроме Школы - погибель верная, позорная и мучительная!».
Моему поколению да и многим современным читателям старших возрастов, изложенное покажется вполне логичным. Орден - вовсе не кажется аллюзией на фашизм, а видится прогрессивной диктатурой. А сцены, где дворяне Арканара слышат выдержки из собственных досье и получают «орденские браслеты», вызывают не ужас, а - восхищение эффективностью этого тоталитарного аппарата. И недоверия автора и героя фанфика к «интеллигенции», в общем, тоже всем понятно, в особенности - современной интеллигенции.
В этом контексте сюжет «Рэба - герой, Румата - антигерой» никакого отторжения не вызывает.
За прошедшие годы русскоязычный читатель многое узнал и пережил, поэтому сюжеты видятся совершенно в ином свете. Аркадия Стругацкого при жизни часто спрашивали - осуждает ли он поступок Сикорски, убийство Абалкина «Жук в муравейнике»? Но наши современники такого вопроса в большинстве вряд ли зададут. Потому что в их понимании - тут осуждать нечего. Сотрудник спецслужб прогрессивного и симпатичного государства (да, нет по сути в «МП» государства, но неважно) - видит угрозу теракта непонятных масштабов и назначения.
Да, возможно, Абалкин дурак, который сует руки куда попало и шляется по ночному музею из желания увидеть с первой любовью, которая там работает… Но, блин, ты об этом будешь рассказывать тем, кто погибнет от использования «детонатора», если он для чего-то такого предназначен? Герой должен выстрелить и имеет право на сочувствие, что ему пришлось совершить такое морально непростое, но нужное убийство.
Более сложный и одновременно простой пример с «Парнем из преисподней», который сейчас сложно понять и воспринять в рамках авторской трактовке, за то версия «Змеиного молока» - нам кажется предельно уместной. Мы, перечитывая эту повесть, невольно думаем не об общих вопросах долга и преданности, а том, что герой Корней Яшма - дурак, который приволок к себе в дом врага и позволяет там спокойно шляться.
А это исключительно из-за того, что «Парня» - читали и писали люди эпохи «застоя», верившие в коммунизм или во всяком случае линейность исторического развития. В рамках этой картины мира Яшма - железно прав, потому что на его стороне универсальная истина, «единственно верное учение». Поэтому он не может не перевоспитать «Бойцового Кота» Гага.
Но с нашей точки зрения не существует каких-либо идей и учений, которые выше суверенитета. Поэтому с нашей точки зрения Яшма может сколько угодно ездить Гагу по ушам, но Гаг - как боец элитного спецподразделения, уроженец Алая и патриот, должен считать его врагом. Яшма сколько угодно может считать, что несет благо его планете, но только для Гэга - он командир разведсети противника, которая пытается разрушить и в итоге разрушает его страну, устроив там революцию.
Для нас логичным был бы конец «Парня», где Гаг - в бешенстве придушил бы спасшего его прогрессора, узнав, что его стараниями на родине произошла революция и герцогство пало. А версия Успенкого, где Гэг изначально алайский шпион, нам кажется вполне симпатичной и очень справедливой. Даже оптимистичной, ведь в итоге побеждает не «Мир Полудня», а справедливость, страна которая хочет быть свободной, жить без инопланетной указки. (Другое дело, что выраженный антикоммунизм автора нам сегодня уже претит, для многих из нас большевики - уже в ряду «хороших парней»).
И не надо мне говорить, что Стругацкие видели мир через розовые очки, а Успенский их потерял. Аркадий Натанович был переводчиком на Токийском процессе над военными преступниками, поэтому побольше Успенского, Лукьяненко и Рыбакова - знал то ужасное, на что способны люди.
Просто время было такое. Была вера в универсальность политической истины и общественного развития, романтизм, твердая вера конечную в победу «наших», которую обществу подарило 9 мая 1945 года. Эта была картина мира, которые несли по жизни люди разных возрастов, профессией и образований.
А сейчас пришла эпоха цинизма и прагматизма. Примата выживания собственного общества в конкурентной борьбе, где проигравшим «баварского не нальют».
И произведения Стругацких становятся здесь не то чтоб неуместными, но чужими. Они до сих пор читаются, но скорей как утопия или сугубо приключенческие романы, идеи которых некоторым уже кажутся инфантильными. Но актуальность вполне может вернуться, пусть и в других исторических и идейных декорациях.
Когда мы снова будем учиться мечтать и верить в лучший мир.
Полдень уже прошел, но уже и не полночь.
«Сторож! сколько ночи?.. - Приближается утро, но еще ночь» (Исайя 21:11-12).
Однако можно вспомнить кучу примеров литературных, цикл профессиональных фанфиков «Время учеников», где известные писатели-фантасты творят, используя миры и персонажей писательского дуэта. И прекрасно творят. Только часто это не творчество по мотивам, а именно резкое контрастное переосмысление написанного Стругацкими.
Успенский «Змеиное молоко» - переосмысливает «Парня из преисподней», трактует всю сюжетную линии в духе разведывательного романа. (Вообще с позиций современного читателя мысль, что Гэг «засланец» довольно тривиальна). Это забавно, почти дружелюбно.
Лазарчук во «Все хорошо» - переосмысливает сами основы «Мира Полудня», предлагает его жуткую и бесчеловечную изнанку, цену утопии, описанной Стругацкими. Фактически тоже самое делает Лукьяненко в «Звезды - холодные игрушки» только изменяет некоторые термины, чтоб сохранить самостоятельность сюжета и мира. А «Возвращения» Рыбакова, где герои приходят к автору, благодарят за создание себя, но и их похвалы, и сам рассказ похож на упрек автору в предательстве идеалов? По совести говоря, рассказ звучит почти некорректно к самому Б. Стругацкому.
Нет, если опять же говорить по совести, то Стругацкого есть в чем упрекнуть. Он в старости ударился в политическое комментирование, выступал в поддержку Ходорковского и допускал другие не слишком приличные высказывания.
Масла в огонь он подлил и своими мемуарами «Комментарии к пройденному», в которых пытался перетолковать чуть ли не все их с братом Аркадием творчество - с антисоветских позиций. Причем местами повествование остро начинает напоминать современный герб украинской разведки: сову пытаются натянуть на глобус, а она, как может, отбивается мечом. За это в интернете его издевательски стали называть «вдовой А. и Б. Стругацкого».
Но проблема не в политике, а в том, что произведения Стругацких писались с позиций, которые не имеют никакого отношения ни к современному патриотическому, ни к антигосударственному дискурсу. И показательно, сколь быстро об этом забыли не только мое поколение читателей, но современники и даже сам Стругацкий, доживший до «новых времен».
Если попытаться подумать с позиций тех лет, то о чем «Трудно быть Богом» и вся «прогрессорская» линейка произведений братьев? Это вполне созвучная тому времени тема «экспорта революции» или, если угодно «поддержки иностранных коммунистов», знакомой и по творчеству Ефремова. Причем Стругацкие ее анализируют отнюдь не с позиций «за» или «против», а просто обыгрывают тему соприкосновения коммунара (без шуток и дураков, коммунара) с капиталистическим и феодальным вчера.
Если опять-таки задуматься, то метания Руматы между гуманизмом и неготовностью признать в арканарцах равных себе людей видны - вполне современные расцвету СССР отзывы военных советников, возвращающихся из арабских стран. Отзывы реально полные и романтики, и уважения к арабским коммунистам, и презрительных реплик о «дикарях», которых «невозможно научить воевать». Источник вдохновения и проблематика вполне достойные романа.
В тексте вполне могла быть и даже почти наверняка была та или иная отсылка к другой социальной критике. Разговоры о «серости» в «Трудно быть Богом» можно силой воображения привязать к мифу о гонениях на науку при Сталине. Вполне можно поверить, что «Миллиард лет до конца света…» частично вдохновлялся испугом Стругацкого, вызванного на допрос в КГБ по делу давно забытого сейчас диссидента. И, в принципе, «Жука в муравейнике» можно привязать к той же теме страха перед НКВД-КГБ…
Но, будем честны, братья явно не хотели писать мелкие политические памфлеты, а читатели - не очень-то хотели их читать. На ниве социальной сатиры они вполне успешно отрывались в «Понедельник начинается в субботу» и «Сказке о Тройке». «Мир Полудня» был и воспринимался попыткой писать о вопросах и проблемах, которые казались тогда вечными.
Только вот сейчас они просто непонятны.
Я не буду слишком долго говорить на теме фанфиков по «Трудно быть Богом», где роли и акценты распределяются совершенно иначе. Их легко можно объяснить с позиций популярности романа, который неизбежно породил бы кучу разных переосмыслений.
Но рискну отослать читателя к одному из моих любимых фанфиков «Психиатр» Прозорова, где «дон Рэба» говорит о своих достижениях: «Государство вместо подыхающей выродившейся династии, грозившей вот-вот сорваться в гражданскую войну получило нормальную власть - власть, заметим, не оглядывающуюся на происхождение, а исключительно на способности. Самосознание третьего сословия моими усилиями значительно поднялось. Школа, насколько мне известно...
- Вот на кой Вам понадобилось устраивать кромешный ужас из несчастного королевства, до сих пор не понимаю...
- А как же?! - воскликнул, оживляясь, сидевший. - Как еще объяснить привыкшему быть балованной игрушкой аристократа алхимику, астрологу, поэту, что ему отныне предстоит преподавать в Школе детям презренных лавочников и трактирщиков? Что он отныне должен работать и приносить пользу, а не развлекать хозяйских гостей кунштюками? Да просто собрать эту сварливую, не терпящую никакой конкуренции стаю вместе, и заставить держаться друг дружки? Только одним образом - наглядно показав, что везде, кроме Школы - погибель верная, позорная и мучительная!».
Моему поколению да и многим современным читателям старших возрастов, изложенное покажется вполне логичным. Орден - вовсе не кажется аллюзией на фашизм, а видится прогрессивной диктатурой. А сцены, где дворяне Арканара слышат выдержки из собственных досье и получают «орденские браслеты», вызывают не ужас, а - восхищение эффективностью этого тоталитарного аппарата. И недоверия автора и героя фанфика к «интеллигенции», в общем, тоже всем понятно, в особенности - современной интеллигенции.
В этом контексте сюжет «Рэба - герой, Румата - антигерой» никакого отторжения не вызывает.
За прошедшие годы русскоязычный читатель многое узнал и пережил, поэтому сюжеты видятся совершенно в ином свете. Аркадия Стругацкого при жизни часто спрашивали - осуждает ли он поступок Сикорски, убийство Абалкина «Жук в муравейнике»? Но наши современники такого вопроса в большинстве вряд ли зададут. Потому что в их понимании - тут осуждать нечего. Сотрудник спецслужб прогрессивного и симпатичного государства (да, нет по сути в «МП» государства, но неважно) - видит угрозу теракта непонятных масштабов и назначения.
Да, возможно, Абалкин дурак, который сует руки куда попало и шляется по ночному музею из желания увидеть с первой любовью, которая там работает… Но, блин, ты об этом будешь рассказывать тем, кто погибнет от использования «детонатора», если он для чего-то такого предназначен? Герой должен выстрелить и имеет право на сочувствие, что ему пришлось совершить такое морально непростое, но нужное убийство.
Более сложный и одновременно простой пример с «Парнем из преисподней», который сейчас сложно понять и воспринять в рамках авторской трактовке, за то версия «Змеиного молока» - нам кажется предельно уместной. Мы, перечитывая эту повесть, невольно думаем не об общих вопросах долга и преданности, а том, что герой Корней Яшма - дурак, который приволок к себе в дом врага и позволяет там спокойно шляться.
А это исключительно из-за того, что «Парня» - читали и писали люди эпохи «застоя», верившие в коммунизм или во всяком случае линейность исторического развития. В рамках этой картины мира Яшма - железно прав, потому что на его стороне универсальная истина, «единственно верное учение». Поэтому он не может не перевоспитать «Бойцового Кота» Гага.
Но с нашей точки зрения не существует каких-либо идей и учений, которые выше суверенитета. Поэтому с нашей точки зрения Яшма может сколько угодно ездить Гагу по ушам, но Гаг - как боец элитного спецподразделения, уроженец Алая и патриот, должен считать его врагом. Яшма сколько угодно может считать, что несет благо его планете, но только для Гэга - он командир разведсети противника, которая пытается разрушить и в итоге разрушает его страну, устроив там революцию.
Для нас логичным был бы конец «Парня», где Гаг - в бешенстве придушил бы спасшего его прогрессора, узнав, что его стараниями на родине произошла революция и герцогство пало. А версия Успенкого, где Гэг изначально алайский шпион, нам кажется вполне симпатичной и очень справедливой. Даже оптимистичной, ведь в итоге побеждает не «Мир Полудня», а справедливость, страна которая хочет быть свободной, жить без инопланетной указки. (Другое дело, что выраженный антикоммунизм автора нам сегодня уже претит, для многих из нас большевики - уже в ряду «хороших парней»).
И не надо мне говорить, что Стругацкие видели мир через розовые очки, а Успенский их потерял. Аркадий Натанович был переводчиком на Токийском процессе над военными преступниками, поэтому побольше Успенского, Лукьяненко и Рыбакова - знал то ужасное, на что способны люди.
Просто время было такое. Была вера в универсальность политической истины и общественного развития, романтизм, твердая вера конечную в победу «наших», которую обществу подарило 9 мая 1945 года. Эта была картина мира, которые несли по жизни люди разных возрастов, профессией и образований.
А сейчас пришла эпоха цинизма и прагматизма. Примата выживания собственного общества в конкурентной борьбе, где проигравшим «баварского не нальют».
И произведения Стругацких становятся здесь не то чтоб неуместными, но чужими. Они до сих пор читаются, но скорей как утопия или сугубо приключенческие романы, идеи которых некоторым уже кажутся инфантильными. Но актуальность вполне может вернуться, пусть и в других исторических и идейных декорациях.
Когда мы снова будем учиться мечтать и верить в лучший мир.
Полдень уже прошел, но уже и не полночь.
«Сторож! сколько ночи?.. - Приближается утро, но еще ночь» (Исайя 21:11-12).