Авторитарные режимы Востока-2
Фактическое продолжение той старой статьи. Здесь я пытаюсь показать формирование новых "авторитарных режимов" после падения старых в ходе внешнего вмешательства. Писалось тогда же, в 2012. Недавняя революция ИГИЛ в Ираке еще раз подтверждает правильность моих выводов.
Серия падений авторитарных режимов, прокатившаяся по региону в ходе т.н. «арабской весны», поставила перед регионом сложный вопрос о формировании новых государственных институтов, которые могли бы взять на себя ответственность за будущее развитие своих стран. Масса стран от Ирака и Афганистана до Ливии и Египта сталкиваются со схожим набором политических проблем, которые, возможно, будут решаться схожими методами.
В предыдущей статье1 мы перечислили ряд факторов, которые привели к формированию дореволюционных авторитарных моделей управления. Дефицит ресурсов, климатические проблемы, этническая и религиозная неоднородность общества, необходимость ускоренного догоняющего развития, внешние угрозы - все это ставило страну перед выбором между распадом и концентрацией больших властных ресурсов в руках одной партии или клана.
В большинстве арабских стран стандартной реакцией на падение партийного режима, управлявшего страной ранее, является выход на политическую сцену консервативных исламских движений, т.к. их идеи наиболее близки и понятны большинству обществ региона. Ярким примером может служить Афганистан, который после демонтажа левого просоветского режима оказался перед угрозой распада и исчезновения. Ответом на эту опасность стало движение радикального толка Талибан, которое к 2001 г. было близко к полной победе в гражданской войне.
Ситуация в Афганистане дает столь «чистую» картину диктатуры на основе возрождения радикального ислама, т.к. была отягощена гражданской войной и мало располагала к политической игре и цивилизованным методам борьбы. Возможен ненасильственный приход к власти и даже отказ от установления одиозной системы правил, схожей с талибской.
Аналогичные процессы, происходящие в современных странах Востока, принимают более мягкие формы. Например, в постреволюционном Египте расцвет партий исламского толка, в первую очередь аффилированных с группировкой «Братьев-мусульман», пока остается в рамках демократических процедур выборов президента и парламента2. Причем в ходе предвыборной гонки исламисты обещают не идти на жесткие ограничения прав женщин и пытаются заручиться поддержкой либерального электората. Это не в последнюю очередь обусловлено существованием реальной угрозы реставрации в ходе выборов дореволюционного режима во главе с Ахмедом Шафиком, бывшим премьер-министром.
Несколько иная ситуация в Ираке. Долгое время государством управляла коалиция суннитских и шиитских политиков, изначально созданная под давлением оккупационных властей. Однако сейчас, после вывода иностранных войск, явно наметилась тенденция к установлению политического доминирования шиитских групп во главе с Нури аль-Малики, которые вытесняют суннитов из органов власти3. В какой-то мере ситуация является зеркальным отражением доминирования суннитов при Саддаме Хусейне. Возможно, мы наблюдаем тенденцию к новой этнократии или даже диктатуре, впрочем, с некоторым религиозным окрасом, которого не имел режим «Баас».
Политический процесс в Ливии или Йемене менее структурирован, однако и там заметно усиление исламистов-радикалов.
На взгляд автора, все это не следствие каких-либо иррационально-культурных причин, а результат объективной потребности общества в модели власти, которая могла бы удерживать под полным контролем непростые процессы в государстве. А отсюда возникает спрос на общепонятную идеологию, которая смогла бы мотивировать новый авторитаризм.
Несомненно, что прошлые авторитарные режимы, несмотря на свои реальные и приписанные западной прессой недостатки, выполняли ряд важных для общества функций. Например, падение режима Каддафи привело к кризису ряда систем, обеспечивающих продовольственную безопасность страны. В частности, прекращение контроля над популяцией саранчи, который осуществлялся при Джамахирии, поставило под прямую угрозу посевы не только в самой Ливии, но и в других странах региона4.
Кроме того, правящий режим сталкивается с проблемой «экономического местничества», борьбой местных этнических и религиозных групп за контроль над материальными ресурсами, которая часто принимает вид сепаратизма. В условиях недостаточного развития и бедности государство просто не может удовлетворить стоящие за этими движениями социальные запросы, и до определенного момента вынуждено механически их подавлять.
Кстати, следует заметить, что в период после падения ранее действовавшего авторитарного режима неизбежно усиление сепаратистских и национальных движений. Именно так было в случае иракских курдов и североафриканских туарегов, активизировавшихся после поражения сторонников Каддафи5.
Все эти проблемы предстоит решать новой власти, для чего она, как и ее предшественники, будет вынуждена идти до тех пор, пока общество кардинально не перестроится.
Впрочем, сейчас на Востоке все еще предпринимаются попытки решить подобные проблемы в рамках демократических процедур. Речь, в частности, о ситуации в современном Тунисе, управляемым блоком с участием исламской «Партии Возрождения», генсек которой возглавил постреволюционное правительство.
Также уместным представляется пример режима Хамида Карзая в Афганистане.
Однако в последнем случае ключевой опорой правительства являются не столько внутренние ресурсы, сколько поддержка иностранных военных сил и спонсоров. Сейчас предпринимаются меры по укреплению национальных сил безопасности, однако только события после 2014 г. покажут, в какой мере Афганистану удастся сохранить стабильность при существующей политической конфигурации. И не последует ли после вывода иностранных войск сползание страны к этнократии и клерикальному авторитаризму.
Произойдет ли это? Здесь ключевым может считаться вопрос о зрелости политической системы и национальной экономики. В стране в ходе политического процесса должна сформироваться единая национальная элита с едиными стратегическими целями, а не конгломерат этнических и религиозных групп, выступающих как лоббисты своих интересов. Кроме того, элита должна располагать достаточными материальными ресурсами, чтобы стабильно повышать или хотя бы удерживать уровень благосостояния народа и поддерживать правопорядок с помощью своих силовых структур.
Таким образом, мера общественной стабильности - является мерой допустимой демократизации. И это очень важно понимать, чтобы борьба за свободу не превращалась в разрушение страны и ликвидацию достижений прошлого режима.
Мендкович Никита Андреевич, историк, экономист, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА), специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
1Мендкович Н.А. Авторитарные режимы Востока (нелиберальный взгляд)//Новое Восточное Обозрение, 30 марта 2012.
2Сарабьев А. Кого выбрал «весенний» Египет // Российских Совет по Международным Делам, 4 июня 2012. Мохова И.М. Египет перед выборами: реставрация режима Мубарака или исламисты // Новое Восточное Обозрение, 15 июня 2012.
3Мирский Г.И. Ирак без оккупантов // Российских Совет по Международным Делам, 9 июня 2012.
4Financial Times, June 5, 2012.
5См. анализ ситуации с акцентом на события в Мали в Подцероб А.Б. Раскол Мали как одно из последствий ливийской смуты // Новое Восточное Обозрение, 3 июня 2012. Филиппов В. Путч в Мали: причины и последствия // Российских Совет по Международным Делам, 5 июня 2012.
Серия падений авторитарных режимов, прокатившаяся по региону в ходе т.н. «арабской весны», поставила перед регионом сложный вопрос о формировании новых государственных институтов, которые могли бы взять на себя ответственность за будущее развитие своих стран. Масса стран от Ирака и Афганистана до Ливии и Египта сталкиваются со схожим набором политических проблем, которые, возможно, будут решаться схожими методами.
В предыдущей статье1 мы перечислили ряд факторов, которые привели к формированию дореволюционных авторитарных моделей управления. Дефицит ресурсов, климатические проблемы, этническая и религиозная неоднородность общества, необходимость ускоренного догоняющего развития, внешние угрозы - все это ставило страну перед выбором между распадом и концентрацией больших властных ресурсов в руках одной партии или клана.
В большинстве арабских стран стандартной реакцией на падение партийного режима, управлявшего страной ранее, является выход на политическую сцену консервативных исламских движений, т.к. их идеи наиболее близки и понятны большинству обществ региона. Ярким примером может служить Афганистан, который после демонтажа левого просоветского режима оказался перед угрозой распада и исчезновения. Ответом на эту опасность стало движение радикального толка Талибан, которое к 2001 г. было близко к полной победе в гражданской войне.
Ситуация в Афганистане дает столь «чистую» картину диктатуры на основе возрождения радикального ислама, т.к. была отягощена гражданской войной и мало располагала к политической игре и цивилизованным методам борьбы. Возможен ненасильственный приход к власти и даже отказ от установления одиозной системы правил, схожей с талибской.
Аналогичные процессы, происходящие в современных странах Востока, принимают более мягкие формы. Например, в постреволюционном Египте расцвет партий исламского толка, в первую очередь аффилированных с группировкой «Братьев-мусульман», пока остается в рамках демократических процедур выборов президента и парламента2. Причем в ходе предвыборной гонки исламисты обещают не идти на жесткие ограничения прав женщин и пытаются заручиться поддержкой либерального электората. Это не в последнюю очередь обусловлено существованием реальной угрозы реставрации в ходе выборов дореволюционного режима во главе с Ахмедом Шафиком, бывшим премьер-министром.
Несколько иная ситуация в Ираке. Долгое время государством управляла коалиция суннитских и шиитских политиков, изначально созданная под давлением оккупационных властей. Однако сейчас, после вывода иностранных войск, явно наметилась тенденция к установлению политического доминирования шиитских групп во главе с Нури аль-Малики, которые вытесняют суннитов из органов власти3. В какой-то мере ситуация является зеркальным отражением доминирования суннитов при Саддаме Хусейне. Возможно, мы наблюдаем тенденцию к новой этнократии или даже диктатуре, впрочем, с некоторым религиозным окрасом, которого не имел режим «Баас».
Политический процесс в Ливии или Йемене менее структурирован, однако и там заметно усиление исламистов-радикалов.
На взгляд автора, все это не следствие каких-либо иррационально-культурных причин, а результат объективной потребности общества в модели власти, которая могла бы удерживать под полным контролем непростые процессы в государстве. А отсюда возникает спрос на общепонятную идеологию, которая смогла бы мотивировать новый авторитаризм.
Несомненно, что прошлые авторитарные режимы, несмотря на свои реальные и приписанные западной прессой недостатки, выполняли ряд важных для общества функций. Например, падение режима Каддафи привело к кризису ряда систем, обеспечивающих продовольственную безопасность страны. В частности, прекращение контроля над популяцией саранчи, который осуществлялся при Джамахирии, поставило под прямую угрозу посевы не только в самой Ливии, но и в других странах региона4.
Кроме того, правящий режим сталкивается с проблемой «экономического местничества», борьбой местных этнических и религиозных групп за контроль над материальными ресурсами, которая часто принимает вид сепаратизма. В условиях недостаточного развития и бедности государство просто не может удовлетворить стоящие за этими движениями социальные запросы, и до определенного момента вынуждено механически их подавлять.
Кстати, следует заметить, что в период после падения ранее действовавшего авторитарного режима неизбежно усиление сепаратистских и национальных движений. Именно так было в случае иракских курдов и североафриканских туарегов, активизировавшихся после поражения сторонников Каддафи5.
Все эти проблемы предстоит решать новой власти, для чего она, как и ее предшественники, будет вынуждена идти до тех пор, пока общество кардинально не перестроится.
Впрочем, сейчас на Востоке все еще предпринимаются попытки решить подобные проблемы в рамках демократических процедур. Речь, в частности, о ситуации в современном Тунисе, управляемым блоком с участием исламской «Партии Возрождения», генсек которой возглавил постреволюционное правительство.
Также уместным представляется пример режима Хамида Карзая в Афганистане.
Однако в последнем случае ключевой опорой правительства являются не столько внутренние ресурсы, сколько поддержка иностранных военных сил и спонсоров. Сейчас предпринимаются меры по укреплению национальных сил безопасности, однако только события после 2014 г. покажут, в какой мере Афганистану удастся сохранить стабильность при существующей политической конфигурации. И не последует ли после вывода иностранных войск сползание страны к этнократии и клерикальному авторитаризму.
Произойдет ли это? Здесь ключевым может считаться вопрос о зрелости политической системы и национальной экономики. В стране в ходе политического процесса должна сформироваться единая национальная элита с едиными стратегическими целями, а не конгломерат этнических и религиозных групп, выступающих как лоббисты своих интересов. Кроме того, элита должна располагать достаточными материальными ресурсами, чтобы стабильно повышать или хотя бы удерживать уровень благосостояния народа и поддерживать правопорядок с помощью своих силовых структур.
Таким образом, мера общественной стабильности - является мерой допустимой демократизации. И это очень важно понимать, чтобы борьба за свободу не превращалась в разрушение страны и ликвидацию достижений прошлого режима.
Мендкович Никита Андреевич, историк, экономист, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА), специально для Интернет-журнала «Новое Восточное Обозрение».
1Мендкович Н.А. Авторитарные режимы Востока (нелиберальный взгляд)//Новое Восточное Обозрение, 30 марта 2012.
2Сарабьев А. Кого выбрал «весенний» Египет // Российских Совет по Международным Делам, 4 июня 2012. Мохова И.М. Египет перед выборами: реставрация режима Мубарака или исламисты // Новое Восточное Обозрение, 15 июня 2012.
3Мирский Г.И. Ирак без оккупантов // Российских Совет по Международным Делам, 9 июня 2012.
4Financial Times, June 5, 2012.
5См. анализ ситуации с акцентом на события в Мали в Подцероб А.Б. Раскол Мали как одно из последствий ливийской смуты // Новое Восточное Обозрение, 3 июня 2012. Филиппов В. Путч в Мали: причины и последствия // Российских Совет по Международным Делам, 5 июня 2012.