Об ассимиляции
За работой последнее время слушаю запись концертов Городницкого. Кроме того, что он очень талантливый поэт и популярный бард, интересен мне, как пример глубокой ассимиляции этнического еврея в СССР на волне массовой эмиграции из Союза в Израиль. (В свое время немного изучал эту тему). Собственно, из-за этих двух процессов российские евреи стали менее "этничны". Мне, например, сложно представить московского нерелигиозного еврея, танцующего фрейлехс в праздник у синагоги или без конкретной цели изучающего идиш. Объективно этот стереотип поведения не слишком типичен или почти утрачен. Те, кто отказывался принять культурную ассимиляцию в русском обществе, в большинстве - уехали.
Городницкий - представитель старшего поколения, который вопреки всему сделал выбор и остался с Родиной. Несмотря на еврейскость семьи (отец и мать знали идиш и иногда говорили на нем в быту), гибель родни в Могилеве в результате Холокоста, а также собственные вполне либерально-нигилистические убеждения (вспомнить стихи от "Будапешта-56" до "День Победы я встретил в Германии..." с их вполне узнаваемым кодом мышления), тяжелый кризис 1990-х, когда многие искали возможность уехать. Пережил все это в России, остался с четкой самоидентификацией "русского поэта еврейского происхождения", интересом к отечественной истории, даже определенным патриотизмом, как он его понимает (да, "Севастополь останется русским" тоже он написал).
Так вот, впервые услышал его песню "Мою внучку зовут Рахиль". Там строки:
Никого из своих родных
Ненароком не назову,
Кто стареет в краях иных,
Кто убитый лежит во рву.
Не поленился, проверил по сети - песня автобиографична. Его внучку действительно, зовут - Рахиль, потому что его собственный сын уехал в Израиль и принял иудаизм. Внучки также вышли за муж за религиозных евреев, в их семьях не говорят по-русски.
Нет, я знаю массу московских этнических евреев, у кого остались родные в Израиле, которых они даже иногда навещают, не говоря уже о звонках и письмах. Корабль отходит от берега медленно: есть возможность и обняться напоследок и долго махать рукой. Но все же для заметной части из тех, кого я знаю, идет речь о двоюродном-троюродном родстве. У других процесс ассимиляции наших бывших соотечественников на чужбине протекает медленней, многие десятилетиями сохраняют язык и культурный код. Третьи вообще не прижились в Израиле и перебрались в более близкие нам культурно христианские государства Запада. Из-за этого трагический привкус разделения народов - теряется.
Здесь же быстрый и резкий трагический разрез, когда между человеком и его внуками и правнуками опускается языковой барьер.
Это опять-таки не к тому, чтобы осуждать исторические перемены. Ситуация, когда часть граждан страны "всюду не совсем чужие - всюду не совсем свои" (Григорий Померанц) не могла длиться поколениями. Люди росли в советском обществе и делали осознанный выбор. Распад СССР и миграционная политика Израиля просто ускорили этот процесс. Но на уровне отдельных судеб он остался исторически необходимым, но очень болезненным.
Городницкий - представитель старшего поколения, который вопреки всему сделал выбор и остался с Родиной. Несмотря на еврейскость семьи (отец и мать знали идиш и иногда говорили на нем в быту), гибель родни в Могилеве в результате Холокоста, а также собственные вполне либерально-нигилистические убеждения (вспомнить стихи от "Будапешта-56" до "День Победы я встретил в Германии..." с их вполне узнаваемым кодом мышления), тяжелый кризис 1990-х, когда многие искали возможность уехать. Пережил все это в России, остался с четкой самоидентификацией "русского поэта еврейского происхождения", интересом к отечественной истории, даже определенным патриотизмом, как он его понимает (да, "Севастополь останется русским" тоже он написал).
Так вот, впервые услышал его песню "Мою внучку зовут Рахиль". Там строки:
Никого из своих родных
Ненароком не назову,
Кто стареет в краях иных,
Кто убитый лежит во рву.
Не поленился, проверил по сети - песня автобиографична. Его внучку действительно, зовут - Рахиль, потому что его собственный сын уехал в Израиль и принял иудаизм. Внучки также вышли за муж за религиозных евреев, в их семьях не говорят по-русски.
Нет, я знаю массу московских этнических евреев, у кого остались родные в Израиле, которых они даже иногда навещают, не говоря уже о звонках и письмах. Корабль отходит от берега медленно: есть возможность и обняться напоследок и долго махать рукой. Но все же для заметной части из тех, кого я знаю, идет речь о двоюродном-троюродном родстве. У других процесс ассимиляции наших бывших соотечественников на чужбине протекает медленней, многие десятилетиями сохраняют язык и культурный код. Третьи вообще не прижились в Израиле и перебрались в более близкие нам культурно христианские государства Запада. Из-за этого трагический привкус разделения народов - теряется.
Здесь же быстрый и резкий трагический разрез, когда между человеком и его внуками и правнуками опускается языковой барьер.
Это опять-таки не к тому, чтобы осуждать исторические перемены. Ситуация, когда часть граждан страны "всюду не совсем чужие - всюду не совсем свои" (Григорий Померанц) не могла длиться поколениями. Люди росли в советском обществе и делали осознанный выбор. Распад СССР и миграционная политика Израиля просто ускорили этот процесс. Но на уровне отдельных судеб он остался исторически необходимым, но очень болезненным.