Детская книга войны. Дневники 1941-1945. Уникальное издание ЗАО "Аргументы и факты".
Решил вновь представить своим читателям уникальное издание - Детская книга войны. Дневники 1941-1945. Издано ЗАО "Аргументы и факты". Рекомендовано к семейному чтению с детьми старших классов.
Отрывки из дневника Юры Рябинкина
Юра Рябинкин жил в Ленинграде с мамой и сестрой Ирой. Она помнит, как мама - с уже замутненным дистрофией сознанием - упаковывает чемодан: Рябинкиным наконец дали возможность эвакуироваться. Это то, о чём так страстно мечтает Юра на страницах своего дневника. Но ему самому не суждено уехать из Ленинграда… Он остаётся дома. Ирина Ивановна запомнила брата таким, каким увидела в последний миг: опирающимся на палочку, прислонившись к сундуку, уже бессильного идти.
16 сентября. Сегодня я совершил ужасную вещь - потерял 30!! рублей. Мама дала мне их на подсолнечное масло (у нее не было более мелких денег), а я их потерял…
Теперь весь день я был этим огорчен. Денег и без того осталось - кот наплакал, а я еще теряю по стольку рублей.
22 октября. Все утро проторчал в очередях за пивом. С трудом пополам достал 2 бутылки, отморозил ноги. Потом 3 талона на крупу. Вечером дежурил в школе. Тревог не было. Таганрог взят немцами.
Зачитался романом А. Дюма "Графиня Монсоро". Увлекательная вещь.
Мама 2 бутылки пива выменяла на 400 гр. хлеба. Меня опять в очередь за пивом посылают.
28 ноября. Кем я стал! Разве я похож на того, каким был 3 месяца назад?.. Позавчера лазал ложкой в кастрюлю Анфисы Николаевны, я украдкой таскал из спрятанных запасов на декаду масло и капусту, с жадностью смотрел, как мама делит кусочек конфетки (…) и Ирой, поднимаю ругань из-за каждого кусочка, крошки съестного… Кем я стал?
15 декабря. Каждый прожитый мною здесь день приближает меня к самоубийству. Действительно, выхода нет. Голод. Страшный голод. Опять замолкло все об эвакуации. Становится тяжко жить. Жить, не зная для чего, жить, влачить свою жизнь в голоде и холоде. Морозы до 25 - 30° пробирают в 10 минут и валенки. Не могу… Рядом мама с Ирой. Я не могу отбирать от них их кусок хлеба. Не могу, ибо знаю, что такое сейчас даже хлебная крошка.
Отрывки из дневника Миши Тихомирова
Миша Тихомиров с сестрой Ниной (в дневнике - Нинель), младше его на год, и родителями, школьными учителями, жил в Ленинграде. Он вёл записи ежедневно с 8 декабря 1941 г. по 17 мая 1942 г., пропустив из-за болезни только два дня. 159 дней - обратный отсчет… Последняя запись - предпоследний день Миши.
24/XII. Настроение не очень веселое, т. к. сводки еще не слышал, во всем теле и особенно в ногах сильная слабость. Ее чувствуют все. Сегодня узнали в школе о смерти учителя черчения. Это вторая жертва голода… Уже не ходит в школу преподавательница литературы. Папа говорит, что это следующий кандидат. Многие учителя еле-еле ходят. Жить было бы можно, если бы получали вовремя наш маленький паек.
27/XII. В школу не пошел. Дома наколол дров для печурки, потом лег.
У Татьяны Александровны мама достала книгу Беляева "Властелин мира". Кажется, очень интересная. На улице мороз 20. Стекла в узорах. Скоро затопим плиточку. (…) Интересны образчики цен на толкучке: хлеб - 300 руб. кг; рис - 500 руб. кг; масло - 750 руб. (все это, конечно, в очень малом количестве).
19/III - 42 г. В квартире у нас произошел трагический случай: замерз муж Прасковьи Ивановны, Константин Алексеич! Он пошел в баню куда-то к черту на кулички, прислал поздно вечером оттуда человека с вестью, что лежит и не может идти. Его жена (какое дать ей название!), побоявшись идти к нему с саночками одна, тем не менее никому ничего не сказала. И вот результат! Почти убийство.
3/II - 42 г. Температура упала утром опять до 18. Хоть бы потеплело! Я и Нинель в школу сегодня не ходили: с самого утра охотились за мясом. Крупы пока нет… Известия невеселые: нами оставлена Феодосия. Как- никак это удар… Имеются слухи о людоедстве: случаи нападения на женщин и детей, еда трупов. Слухи из разных источников; поэтому, я полагаю, это можно принять как факт.
Отрывки из дневника Ани Арацкой
Этот дневник вёлся под пулями, едва ли не на линии фронта…
Сталинград. В войну семья Арацких (отец - столяр, мама - домохозяйка), в которой было 9 детей, жила на поливаемой огнём улице у реки, недалеко от того места, где сейчас находится Панорама Сталинградской битвы. Снова писать дневник средняя дочь начинает под обстрелами. И обрывается он уже после того, как мать с детьми вступает в Красную армию, а брата Виктора Аня долго, со слезами провожает на фронт…
14 ноября 1942 года. Думала, что в огне, слезах, бесконечном горе и голоде никогда не появится желания писать снова дневник. А сегодня случилось такое, что заставило меня писать.
27 сентября рано утром Папа разбудил нас….Папа, как и всегда по утрам, приготовлялся идти развести костер, чтобы сварить манной каши. Открыл крышку окопа и крикнул соседу: "Шура, выходи, вы жив…" на этом недосказанном слове и оборвалась его жизнь. Раздался выстрел, а скорее какой-то щелчок и Папа стал медленно оседать на ступеньки окопа…. Я подбежала к нему первая, т. к. сидела крайняя в окопе, рядом с Мамой.
Но было уже поздно, Папа был мертв, хотя пульс и сердце еще бились, а кровь лилась "ключом" из его правого виска, я попробовала пальцем приостановить кровь, но мой палец легко прошел в это отверстие и кровь лилась, лилась, лилась… Так мы и сидели, с мертвым Папой, без еды, воды и сна 2 дня. Много погибло людей в этот день, самый первый погиб наш Папа. Погибли наши соседи Вера и Евдокия Павловна Соснины. Здесь же, рядом с окопом было много убитых бойцов.
24 декабря 1942 года. Давно я не писала сюда. Да и как писать, где? Все это время мы были в страшном огне. Уже миновали село "Иосиф Сталь", а все-таки там было хорошо, там нам было тепло, мы жили в домике, ходили натягивать палатки, было даже весело, работает вся молодежь и начальник у нас хороший. Вечерами мы устраивали прямо сказать "посиделки", пели песни, грызли семечки. Их так много в поле, в снегу.
А потом мы снялись, погрузили все имущество на повозки, мама и Лида ехали, а мы шли пешком, ночью, метель страшная, как мы все выжили и не замерзли в пути.
http://ria.ru/culture/20160505/1426422758.html
Татьяна Кузнецова: "Детскую книгу войны" прочитает весь мир
Это уникальное издание впервые представило читателям 35 дневников, которые советские дети вели во время Великой Отечественной войны. "Детская книга войны" составлена и издана редакцией еженедельника "Аргументы и факты". Английское издание книги осуществлено при поддержке информационного агентства и радио Sputnik. О том, как собирали эти уникальные свидетельства, и о том, как важно прочитать эту книгу, редактор издания Татьяна Кузнецова рассказала Анне Кочаровой.
- Почему было так важно перевести эту книгу на английский?
- Очень хотелось, чтобы люди во всем мире узнали об этих дневниках, узнали о том, что дети здесь ТАКОЕ пережили. Мы отправляем английское издание в 100 ведущих университетов мира, передаем в ведущие СМИ почти 200 стран. К 9 мая российские послы будут вручать книгу главам тех стран, на территории которых они работают.
Русское издание "Детской книги войны" мы передавали в прошлом году в разные международные организации, нас благодарили, но мы понимали, что на русском языке ее не прочитают.
- Кому вы доверили перевод книги на английский?
- Это именитый переводчик Эндрю Бромфилд, он переводит Толстого и Булгакова, братьев Стругацких, Акунина, Пелевина и других русских авторов. И поскольку объем был большой, а сроки поджимали, ему помогали еще Роуз Франс и Энтони Хипписли.
Конечно, в ходе работы возникало много вопросов. Нужно было объяснять реалии нашей жизни. Например, что такое НКВД или ЖАКТ (жилищно-кооперативные товарищества в Ленинграде). В блокадных дневниках дети писали о том, что в пищу часто употреблялся столярный клей, который делался из костной муки животных, - люди варили из него желе. Переводчики уточняли, правильно ли они все поняли.
- Как вы собирали дневники для русского издания?
- В свое время в "АиФ" было несколько публикаций, главными героями которых были те, кто пережил войну ребёнком и вёл в те годы дневник. У журналистов эти истории были в памяти. Для нас было удивительно то, что об этих дневниках почти никто не вспоминал 70 лет. Даже после того, как весь мир прочитал дневник Анны Франк.
Есть дневник Тани Савичевой, который известен и у нас, и во всем мире. Есть дневник Юры Рябинкина, который попал в "Блокадную книгу" Д. Гранина и А. Адамовича. И все.
Мы стали искать, сделали запросы в архивы и музеи в Москве и Санкт-Петербурге, в регионах страны. Обратились к читателям со страниц газеты - и несколько человек принесли дневники, которые хранились в семейных архивах.
- Сколько всего дневников вам удалось собрать?
- Тридцать пять. Нам было интересно проследить судьбы этих детей. К каждому дневнику в книге есть предисловие. Есть авторы, которые еще живы. И мы общались с близкими людьми тех, кто уже ушел.
Это работа потрясла нас всех. Мы же держали в руках эти листочки, эти записные книжки. Например, записная книжка Юры Утехина - размером с ладонь. Он по сей день живет в Москве, стал известным глазным врачом. Его брат, который вместе с ним пережил блокаду, до сих пор практикующий доктор в Санкт-Петербурге.
Их родители - врачи - работали целыми днями, поэтому своих детей они отдали в детский дом. И дневник Юры Утехина - маленький блокнот - это хроника жизни детского дома. Там потрясающие рисунки: окорока, курочки, бутерброды с икрой - всё, о чем мечтал маленький голодный ребенок, которому было 11 лет.
Есть дневник Ани Арацкой из Сталинграда. В этой семье было 9 детей, они бежали из пылающего города и спрятались в землянке. Отца подстрелил снайпер. Где в этих условиях можно было найти бумагу? Аня писала, что сама не думала, что в эти дни возникнет потребность вести дневник. Но это страшнейшие записи - на каких-то листочках, которые сегодня хранятся в музее "Сталинградская битва".
- Для детей это было внутренней потребностью - все записывать?
- Да. Некоторые так и пишут: "решил записывать все, что происходит". Примерно треть дневников дети начали 22 июня 1941 года. То есть они поняли, что произошло что-то очень важное и это нужно фиксировать. Маленькие дети писали простую хронику - какая погода за окном, сколько чего они сегодня съели, кто из близких умер. У подростков - зрелые тексты, попытка понять происходящее, себя, своих близких.
Кто-то вел дневник год, кто-то два. Кто-то прямо на страницах дневников умирает, как Юра Рябинкин. Или Миша Тихомиров, который на следующий день после последней записи попал под бомбежку. Его сестра, которая сейчас живет в Будапеште, передала нам его дневник. Она рассказала, что семья знала о дневнике Миши, но долгие годы они его не открывали - было тяжело это читать.
- Что особенно поражает в этих текстах?
- Многие реагируют так: это страшная книга, и ее тяжело читать. Да, ее тяжело читать, это страшная правда, написанная детским безыскусным языком. Но в то же время здесь столько жизни! Тут любовь, свой детский юмор, почитание родителей и в то же время негативная оценка взрослых. Жизни в этих дневниках много, и это совершенно потрясающе!
Галя Зимницкая пишет, как в начале блокады, когда люди уже голодали, она с мамой идет в универмаг, и они выбирают купальники. Она с таким юмором это преподносит, рассказывает о том, что продавщица смотрела на них как на ненормальных, думала, что, может быть, они знают что-то, чего не знают другие…
Рома Кравченко-Бережной описывает, как на его глазах расстреляно все еврейское население города. Он все четко фиксировал. Самые горькие страницы этого дневника - это когда мимо него в грузовике везут на расстрел девочку Фриду, его первую школьную любовь.
Рома ушел вместе с Красной армией воевать в Европу, а его отец достал дневник и передал его офицерам Красной армии, которые освободили Кременец, где и происходили события, описанные в дневнике Ромы. Эти записи потом использовались как свидетельство преступлений фашистов на процессе в Нюрнберге. То есть подросток все так точно зафиксировал, все зверства и преступления, вплоть до фамилий, что это стало настоящим историческим документом.
- Сейчас часто возникает вопрос, с какого возраста можно говорить с детьми о смерти. Как вы считаете, когда дети должны прочитать вашу книгу?
- Специалисты министерства образования дали рекомендацию читать эту книгу в старших классах. Но там есть дневники детей 9-10 лет, в которых просто фиксируется всё, что происходит вокруг. И в одной строке могут быть фразы: "сегодня на обед было полтефтельки" и "сегодня умер папа" - это была их жизнь.
Так что для учеников младшей школы эту книгу можно читать выборочно. А более взрослые дети должны читать это просто обязательно. Это писали их ровесники. Война и жизнь - все это рядом, все переплетено. Это ведь даже не воспоминания пожилых людей о том, как было. Это тексты о том, что происходит здесь и сейчас.
- Был ли какой-то отклик на выход книги на русском языке?
- Да, к нам продолжают приходить дневники. Несколько дневников нам передали музеи и архивы, несколько - читатели "АиФ". И конечно, все, кто хоть раз брал книгу в руки, потрясены тем, что в ней прочитали.
http://ria.ru/interview/20160505/142634829...n=rian_partners
есть ещё вот такая статья
http://ria.ru/culture/20160505/1426385559.html