Перепост : ВЛАДИМИР КУЗНЕЦОВ. Типограф «Хроники текущих событий»
Оригинал взят у ng68 в ВЛАДИМИР КУЗНЕЦОВ. Типограф «Хроники текущих событий»
Оригинал взят у ayktm в текст В.П. Кузнецова памяти В.А. Сипачева
Владимир Кузнецов (р.1936) - сын выдающегося русского лингвиста Петра Саввича Кузнецова (1899-1968). В 1954 году он поступил на филологический факультет МГУ, где его отец был профессором. Почти сразу он стал одним из активистов группы молодых поэтов и любителей русской поэзии, учившихся тогда на факультете. Через год они создали группу "Сенсус", что значит по-латыни "чувство" (у группы был свой гимн и даже значок - никелированный треугольник, направленный острием вниз, с чёрной латинской буквой "S" посередине). Собирались на факультете или в профессорской квартире Кузнецова на Ленинских горах, читали стихи - свои и любимых поэтов (Кузнецов пропагандировал Гумилёва и Мандельштама, которых его отец лично знал и считал своими учителями), пили вино, влюблялись, спорили о политике... В ноябре 1956 года, после подавления советскими войсками венгерской революции, два члена группы - Кузнецов и Терёхин - написали и распространили в Москве листовку протеста. Через несколько месяцев они были арестованы органами КГБ, осуждены по статье 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда) и провели несколько лет в мордовских лагерях (в ставшем впоследствии знаменитым Дубравлаге). Там Кузнецов стал участником лагерного литературного альманаха "Пятиречие", составленного поэтом и литературоведом Леонидом Чертковым. В 1960 году Кузнецов вернулся в Москву, работал в московских научных учреждениях, занимался журналистикой. В конце 1980-х годов он тяжело заболел. После реабилитации (1994) Кузнецов начал работать над воспоминаниями, которые выходили отдельной книгой ("История одной компании", 1995, имеется в библиотеке "Мемориала") и печатались в периодике ("Тыняновский сборник", Вып.10. Москва, 1998; вып.11. Москва, 2002;, "Новое литературное обозрение", №47, 2001, "30 октября". 2000, №8; "Габриэлиада", сайт "Ruthenia", 2008).
Дмитрий Зубарев
Памяти Виктора Сипачева
С Витей мы познакомились на первом курсе филфака МГУ, на факультативе по санскриту (это было осенью 1954 года). Примерно тогда же Витя рассказал мне историю, как его в 7-м классе исключали из пионеров за то, что он написал в школьном сочинении, что построение социализма напоминает строительство Дворца Советов: храм разрушили, а на его месте возникла зловонная лужа. Сейчас мало кто помнит, что в послевоенные годы мы, мальчишки, гуляя по Кропоткинской, с любопытством смотрели сквозь щели в заборе на то, что происходит на строительстве этого дворца. Там уже ничего не строили, и виден был котлован, заполненный ржавой водой. С Витей мы сошлись на отрицании марксизма и детерминизма, а ту доктрину, которой оба придерживались, назвали конвенциализмом (имея в виду агностицизм). Он стал бывать у меня дома, в профессорском корпусе высотного здания МГУ. Моему отцу Витя понравился, он считал его умницей, но разговоры они вели почему-то не о лингвистике, а об истории английского флота, которой оба очень интересовались.
Постепенно за два года на факультете образовалась компания, куда помимо нас с Витей входили: Валера Панасюк, Андрей Терёхин, Наташа Горбаневская, Ира Максимова, Владик Егоров и Галя Гитис. Некоторые из нас писали стихи (Витя - нет). Почему- то наибольшей популярностью пользовался Есенин. Запомнилось, как Валера спросил Витю: «Какой поэт тебе больше всего нравится?» - «Пушкин, Александр Сергеевич»,- серьезно ответил Витя.
Не помню где (кажется, в квартире бывшей в отъезде тетки Андрея Терехина на Покровке) осенью 1956 года сидели всей компанией и что-то обсуждали. Неожиданно Витя обратился к Ире Максимовой: «Ирка! Выходи за меня замуж!». До того он в попытках поухаживать за Ирой замечен не был, даже высмеивал её, когда она писала курсовую работу по пьесам Луначарского - «Нашла драматурга!». «Когда?» - спросила Ира. «Сегодня» - ответил Витя. «Сегодня не могу». - «Тогда завтра». На следующий день они поженились.
Витя перебрался жить из своей московской коммуналки на Кропоткинской в комнату Иры в общежитии на Воробьевых (Ленинских) горах. Комната никогда не запиралась, так как воровать там было нечего, кроме трофейной пишущей машинки системы «Groma». Когда на ноябрьские праздники Ира повезла своего мужа знакомить с родителями (в Тульскую область), мы с Андреем Терёхиным попросили у них разрешения поработать на этой машинке (и раньше мы на ней часто печатали материалы для стенгазеты). «Ради Бога!», - сказали они оба, хотя знали, ЧТО мы собираемся печатать и что за это может быть. О нашей листовке с протестом против подавления венгерской революции (Андрей включил в неё отрывки из своих стихов: «У нас идиоты в моде. Примеры - куда ещё вам? Взгляните хотя бы на морду Того же Никиты Хрущёва»), о том, как мы её «изготовляли» и «распространяли», я уже писал несколько раз и повторяться не буду. Когда Витя с Ирой вернулись, мы им рассказали, что дело сделано. Они отнеслись к этому спокойно, надеялись, что нас не найдут. Но следствие стало искать машинку, на которой была напечатана листовка (в СССР все они были на учёте), и за три с лишним месяца её нашло. В начале марта 1957 года Витю вызвали повесткой на Лубянку, долго допрашивали, он сказал, что ничего не знает. Взяли подписку о неразглашении, но он в тот же день на факультете, встретив нас с Андреем, предупредил об опасности. К несчастью для нас (и к счастью для следователя), не все наши друзья повели себя так, как он...
16 марта 1957 года арестовали Андрея, через три дня - меня. Ира с Витей отказались давать показания против нас, и их сразу отчислили с факультета. Секретарь факультетского партбюро Василий Кулешов (тогда ещё не профессор и не зав.кафедрой) громко возмущался на партсобрании: «О запущенности комсомольской работы, о потере политического чутья, бдительности свидетельствует факт ареста двух студентов нашего факультета Терёхина и Кузнецова, ныне осуждённых. Эти бывшие студенты занимались печатанием на машинке и распространением антисоветских листовок осенью прошлого года. При этом фактическим соучастником их был и ныне исключённый из комсомола и из Университета Сипачёв, предоставивший в их распоряжение свою машинку. И это было в общежитии на Ленинских Горах, это делали студенты нашего факультета!»
За три дня до того, как я получил известие о смерти Вити, мне написал из Израиля математик и поэт Илья Иослович (с ним меня познакомил Витя), что умерла Ира Максимова, бывшая жена Вити.
Ира через год, в 1958, сумела восстановиться на факультете, а Витю почти сразу сдали в армию. У него была черта - если он сталкивался с чем-то незнакомым, он не успокаивался, пока не разберется в проблеме. Попав в саперную часть в Забайкалье, он столкнулся с незнакомым ему плотницким делом и освоил настолько, что его объявили лучшим плотником дивизии. Через какое-то время в часть из Москвы пришла бумага - решение комитета комсомола МГУ об исключении Сипачева из ВЛКСМ. Отношения между армией и КГБ были сложными и в советские времена. Витю вызвал замполит полка и сказал: «Совсем они сдурели - будем мы им лучшего плотника исключать!» (когда я в 1995 году смотрел на Лубянке наше следственное дело, то увидел, что его в конце 1950-х высылали для ознакомления в эту воинскую часть, так что замполит его читал). Исключение не состоялось.
Когда Витя в 1960 году демобилизовался, меня в Москве не было - отбывшим наказание по 58-й статье УК запрещалось проживать в Москве и ряде крупных городов. Я вернулся в Москву через год и мы снова начали дружить. Этому способствовала и его новая профессия. Устроился он на завод «Каучук» вальцовщиком и решил поступать на вечернее отделение химического факультета, который находится рядом с моей квартирой. Я очень удивился его решению стать химиком - все время до этого он казался мне прирожденным математиком, брал первые места на школьных олимпиадах. «Почему не на мехмат?» - спросил я. «Математикой нужно заниматься без перерыва на армию» - ответил он. Бывал он у меня часто, заходил с факультета чуть не каждый день.
В 1968 году Сипачев стал печатать «Хронику текущих событий», но о том, что он делает самый первый тираж, я не знал. Приходя к нему, я почти всегда читал свежий выпуск. Кроме того, Витя занимался весьма трудоемким делом - переснимал самизат на фотоплёнку. Для этого нужно было каждую страницу сфотографировать, проявить и отпечатать карточку. При этом стараться, чтобы удобно было читать. Иногда на это дело уходило несколько ночей.
Примерно в это же время Витя уволился с «Каучука» и перешел работать старшим лаборантом на тот же химический факультет МГУ, на кафедру неоганической химии, и довольно быстро защитил диплом. В 1965-м я жил у Вити с Ирой два или три месяца. Помню, как перед экзаменом по коллоидной химии он всю ночь читал Шекспира на английском языке. После окончания химического факультета Витя довольно быстро защитил кандидатскую диссертацию. Я был на этой защите. Когда я подошел его поздравить, спросил его: «Почему Ирки нет?» Он ответил: «Мы развелись».
Однажды я забежал к Вите на работу (это было летом 1980 года), и он рассказал мне, что накануне, когда он возвращался из отпуска, в аэропорту к нему подошли два типа и, предъявив удостоверения, посадили в машину и отвезли в Фуркасовский переулок, где КГБ обычно проводил допросы не арестованных. Больше всего его удивляло то, что не они не верили, что он не помнит тех людей, о которых его спрашивали, и того, о чём они говорили. «Самое смешное - что я ничего на самом деле не помню ни о людях, ни о разговорах с ними». Тогда готовилось дело Татьяны Великановой - одного из последних редакторов «Хроники», и допрашивали всех, кого подозревали в причастности к изданию. В частности, Витю пытались допросить по поводу её связей с эмигранткой Горбаневской.
...Уходят друзья. Первым, в 1975, умер Валера Панасюк - самый талантливый из нашей компании (последние годы перед смертью он был заместителем главного редактора «Книжного обозрения»). Лет через пять в Мурманске (он там работал журналистом) умер мой одноделец Андрей Терёхин. В 2003 умер Владик Егоров (и он стал журналистом - дошёл до заведующего отделом быта газеты «Правда», выпустил несколько сборников фельетонов и юмористических рассказов). И вот почти одновременно - Ира и Витя. Из ребят остался я один. Всех буду помнить до конца жизни.
Владимир Кузнецов. Типограф "Хроники текущих событий" // "30 октября", № 111 (2012), с.5.
см. также старую передачу РС про 25 августа 1968 http://www.svoboda.org/content/article/462311.html
некролог Сипачева http://www.memo.ru/d/129221.html
записи в жж Н.Е. Горбаневской (подзамочные) http://ng68.livejournal.com/1520014.html и http://ng68.livejournal.com/1528499.html
Оригинал взят у ayktm в текст В.П. Кузнецова памяти В.А. Сипачева
Владимир Кузнецов (р.1936) - сын выдающегося русского лингвиста Петра Саввича Кузнецова (1899-1968). В 1954 году он поступил на филологический факультет МГУ, где его отец был профессором. Почти сразу он стал одним из активистов группы молодых поэтов и любителей русской поэзии, учившихся тогда на факультете. Через год они создали группу "Сенсус", что значит по-латыни "чувство" (у группы был свой гимн и даже значок - никелированный треугольник, направленный острием вниз, с чёрной латинской буквой "S" посередине). Собирались на факультете или в профессорской квартире Кузнецова на Ленинских горах, читали стихи - свои и любимых поэтов (Кузнецов пропагандировал Гумилёва и Мандельштама, которых его отец лично знал и считал своими учителями), пили вино, влюблялись, спорили о политике... В ноябре 1956 года, после подавления советскими войсками венгерской революции, два члена группы - Кузнецов и Терёхин - написали и распространили в Москве листовку протеста. Через несколько месяцев они были арестованы органами КГБ, осуждены по статье 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда) и провели несколько лет в мордовских лагерях (в ставшем впоследствии знаменитым Дубравлаге). Там Кузнецов стал участником лагерного литературного альманаха "Пятиречие", составленного поэтом и литературоведом Леонидом Чертковым. В 1960 году Кузнецов вернулся в Москву, работал в московских научных учреждениях, занимался журналистикой. В конце 1980-х годов он тяжело заболел. После реабилитации (1994) Кузнецов начал работать над воспоминаниями, которые выходили отдельной книгой ("История одной компании", 1995, имеется в библиотеке "Мемориала") и печатались в периодике ("Тыняновский сборник", Вып.10. Москва, 1998; вып.11. Москва, 2002;, "Новое литературное обозрение", №47, 2001, "30 октября". 2000, №8; "Габриэлиада", сайт "Ruthenia", 2008).
Дмитрий Зубарев
Памяти Виктора Сипачева
С Витей мы познакомились на первом курсе филфака МГУ, на факультативе по санскриту (это было осенью 1954 года). Примерно тогда же Витя рассказал мне историю, как его в 7-м классе исключали из пионеров за то, что он написал в школьном сочинении, что построение социализма напоминает строительство Дворца Советов: храм разрушили, а на его месте возникла зловонная лужа. Сейчас мало кто помнит, что в послевоенные годы мы, мальчишки, гуляя по Кропоткинской, с любопытством смотрели сквозь щели в заборе на то, что происходит на строительстве этого дворца. Там уже ничего не строили, и виден был котлован, заполненный ржавой водой. С Витей мы сошлись на отрицании марксизма и детерминизма, а ту доктрину, которой оба придерживались, назвали конвенциализмом (имея в виду агностицизм). Он стал бывать у меня дома, в профессорском корпусе высотного здания МГУ. Моему отцу Витя понравился, он считал его умницей, но разговоры они вели почему-то не о лингвистике, а об истории английского флота, которой оба очень интересовались.
Постепенно за два года на факультете образовалась компания, куда помимо нас с Витей входили: Валера Панасюк, Андрей Терёхин, Наташа Горбаневская, Ира Максимова, Владик Егоров и Галя Гитис. Некоторые из нас писали стихи (Витя - нет). Почему- то наибольшей популярностью пользовался Есенин. Запомнилось, как Валера спросил Витю: «Какой поэт тебе больше всего нравится?» - «Пушкин, Александр Сергеевич»,- серьезно ответил Витя.
Не помню где (кажется, в квартире бывшей в отъезде тетки Андрея Терехина на Покровке) осенью 1956 года сидели всей компанией и что-то обсуждали. Неожиданно Витя обратился к Ире Максимовой: «Ирка! Выходи за меня замуж!». До того он в попытках поухаживать за Ирой замечен не был, даже высмеивал её, когда она писала курсовую работу по пьесам Луначарского - «Нашла драматурга!». «Когда?» - спросила Ира. «Сегодня» - ответил Витя. «Сегодня не могу». - «Тогда завтра». На следующий день они поженились.
Витя перебрался жить из своей московской коммуналки на Кропоткинской в комнату Иры в общежитии на Воробьевых (Ленинских) горах. Комната никогда не запиралась, так как воровать там было нечего, кроме трофейной пишущей машинки системы «Groma». Когда на ноябрьские праздники Ира повезла своего мужа знакомить с родителями (в Тульскую область), мы с Андреем Терёхиным попросили у них разрешения поработать на этой машинке (и раньше мы на ней часто печатали материалы для стенгазеты). «Ради Бога!», - сказали они оба, хотя знали, ЧТО мы собираемся печатать и что за это может быть. О нашей листовке с протестом против подавления венгерской революции (Андрей включил в неё отрывки из своих стихов: «У нас идиоты в моде. Примеры - куда ещё вам? Взгляните хотя бы на морду Того же Никиты Хрущёва»), о том, как мы её «изготовляли» и «распространяли», я уже писал несколько раз и повторяться не буду. Когда Витя с Ирой вернулись, мы им рассказали, что дело сделано. Они отнеслись к этому спокойно, надеялись, что нас не найдут. Но следствие стало искать машинку, на которой была напечатана листовка (в СССР все они были на учёте), и за три с лишним месяца её нашло. В начале марта 1957 года Витю вызвали повесткой на Лубянку, долго допрашивали, он сказал, что ничего не знает. Взяли подписку о неразглашении, но он в тот же день на факультете, встретив нас с Андреем, предупредил об опасности. К несчастью для нас (и к счастью для следователя), не все наши друзья повели себя так, как он...
16 марта 1957 года арестовали Андрея, через три дня - меня. Ира с Витей отказались давать показания против нас, и их сразу отчислили с факультета. Секретарь факультетского партбюро Василий Кулешов (тогда ещё не профессор и не зав.кафедрой) громко возмущался на партсобрании: «О запущенности комсомольской работы, о потере политического чутья, бдительности свидетельствует факт ареста двух студентов нашего факультета Терёхина и Кузнецова, ныне осуждённых. Эти бывшие студенты занимались печатанием на машинке и распространением антисоветских листовок осенью прошлого года. При этом фактическим соучастником их был и ныне исключённый из комсомола и из Университета Сипачёв, предоставивший в их распоряжение свою машинку. И это было в общежитии на Ленинских Горах, это делали студенты нашего факультета!»
За три дня до того, как я получил известие о смерти Вити, мне написал из Израиля математик и поэт Илья Иослович (с ним меня познакомил Витя), что умерла Ира Максимова, бывшая жена Вити.
Ира через год, в 1958, сумела восстановиться на факультете, а Витю почти сразу сдали в армию. У него была черта - если он сталкивался с чем-то незнакомым, он не успокаивался, пока не разберется в проблеме. Попав в саперную часть в Забайкалье, он столкнулся с незнакомым ему плотницким делом и освоил настолько, что его объявили лучшим плотником дивизии. Через какое-то время в часть из Москвы пришла бумага - решение комитета комсомола МГУ об исключении Сипачева из ВЛКСМ. Отношения между армией и КГБ были сложными и в советские времена. Витю вызвал замполит полка и сказал: «Совсем они сдурели - будем мы им лучшего плотника исключать!» (когда я в 1995 году смотрел на Лубянке наше следственное дело, то увидел, что его в конце 1950-х высылали для ознакомления в эту воинскую часть, так что замполит его читал). Исключение не состоялось.
Когда Витя в 1960 году демобилизовался, меня в Москве не было - отбывшим наказание по 58-й статье УК запрещалось проживать в Москве и ряде крупных городов. Я вернулся в Москву через год и мы снова начали дружить. Этому способствовала и его новая профессия. Устроился он на завод «Каучук» вальцовщиком и решил поступать на вечернее отделение химического факультета, который находится рядом с моей квартирой. Я очень удивился его решению стать химиком - все время до этого он казался мне прирожденным математиком, брал первые места на школьных олимпиадах. «Почему не на мехмат?» - спросил я. «Математикой нужно заниматься без перерыва на армию» - ответил он. Бывал он у меня часто, заходил с факультета чуть не каждый день.
В 1968 году Сипачев стал печатать «Хронику текущих событий», но о том, что он делает самый первый тираж, я не знал. Приходя к нему, я почти всегда читал свежий выпуск. Кроме того, Витя занимался весьма трудоемким делом - переснимал самизат на фотоплёнку. Для этого нужно было каждую страницу сфотографировать, проявить и отпечатать карточку. При этом стараться, чтобы удобно было читать. Иногда на это дело уходило несколько ночей.
Примерно в это же время Витя уволился с «Каучука» и перешел работать старшим лаборантом на тот же химический факультет МГУ, на кафедру неоганической химии, и довольно быстро защитил диплом. В 1965-м я жил у Вити с Ирой два или три месяца. Помню, как перед экзаменом по коллоидной химии он всю ночь читал Шекспира на английском языке. После окончания химического факультета Витя довольно быстро защитил кандидатскую диссертацию. Я был на этой защите. Когда я подошел его поздравить, спросил его: «Почему Ирки нет?» Он ответил: «Мы развелись».
Однажды я забежал к Вите на работу (это было летом 1980 года), и он рассказал мне, что накануне, когда он возвращался из отпуска, в аэропорту к нему подошли два типа и, предъявив удостоверения, посадили в машину и отвезли в Фуркасовский переулок, где КГБ обычно проводил допросы не арестованных. Больше всего его удивляло то, что не они не верили, что он не помнит тех людей, о которых его спрашивали, и того, о чём они говорили. «Самое смешное - что я ничего на самом деле не помню ни о людях, ни о разговорах с ними». Тогда готовилось дело Татьяны Великановой - одного из последних редакторов «Хроники», и допрашивали всех, кого подозревали в причастности к изданию. В частности, Витю пытались допросить по поводу её связей с эмигранткой Горбаневской.
...Уходят друзья. Первым, в 1975, умер Валера Панасюк - самый талантливый из нашей компании (последние годы перед смертью он был заместителем главного редактора «Книжного обозрения»). Лет через пять в Мурманске (он там работал журналистом) умер мой одноделец Андрей Терёхин. В 2003 умер Владик Егоров (и он стал журналистом - дошёл до заведующего отделом быта газеты «Правда», выпустил несколько сборников фельетонов и юмористических рассказов). И вот почти одновременно - Ира и Витя. Из ребят остался я один. Всех буду помнить до конца жизни.
Владимир Кузнецов. Типограф "Хроники текущих событий" // "30 октября", № 111 (2012), с.5.
см. также старую передачу РС про 25 августа 1968 http://www.svoboda.org/content/article/462311.html
некролог Сипачева http://www.memo.ru/d/129221.html
записи в жж Н.Е. Горбаневской (подзамочные) http://ng68.livejournal.com/1520014.html и http://ng68.livejournal.com/1528499.html