Новости Самиздата : как читал Владимир Алейников
Оригинал взят у ng68 в ВЛАДИМИР АЛЕЙНИКОВ. Самиздат
Говоришь: самиздат, - и само звучание этого слова мгновенно включает слух, умело, не только для души, но и для работы, настраивает его на нужную волну, расширяющуюся в пространстве и времени далеко и свободно.
И вот уже слышишь характерный, волнующий, из потаённого переходящий в заоконный, чуть ли не всеобщий, шелест перелистываемых в порыве ночного бессонного чтения, истрёпанных в результате постоянного спроса и долгого пользования машинописных страниц, и различаешь, всё отчётливее и радостнее различаешь доносящийся отовсюду, со всех сторон, постепенно сливающийся в одно звуковое марево, нависшее над просторами Империи «от Москвы до самых до окраин», стрёкот пишущих машинок, вовсе не производственный, не механический, а скорее цикадный, орфический, вдохновенный, в каждом отдельном случае творческий, личностный, - и за ним, этим стрёкотом, иногда представляющимся мне ещё и каким-то невероятным, всеобщим севом, в ходе которого буквы-зёрна падают на чистое поле бумажного листа, улавливаешь голоса этих самоотверженных сеятелей, голоса друзей и знакомых.
Вслед за слухом включается зрение, вначале фотографически чётко фиксирующее, извлекающее из памяти разнообразные подробности, а потом незаметно, без излишней поспешности, как-то деликатно и твёрдо, бережно и уверенно обобщающее их, сгущающее в нечто целое, в образ.
И видишь, так отчётливо видишь эти разноформатные страницы, густо усеянные убористой перепечаткой стихов и прозы, эти рукотворные страницы, на которых текст живёт вроде бы и своей, особенной, казалось бы - замкнутой, но, однако, и на удивление быстро продлевающейся от человека к человеку, от читателя к читателю, изменчивой, движущейся по собственным законам, постоянно развивающейся, загадочной для непосвящённых жизнью.
И то он разборчив и строен, этот текст, если это первые экземпляры, то сбивчив и подслеповат, если это пятый экземпляр, но всё равно он важен, именно сейчас необходим, ты с ним наедине, он входит в твоё сознание и даже в кровь твою, он питает тебя, и пришёл он к тебе вовремя.
И где-то там, в неясном отдалении, как в другом измерении, как в осеннем тумане, сощурясь, различаю я силуэты пишущих машинок, наших спутниц, соратниц, наперсниц, и отношусь к ним как к живым существам, с подлинной любовью, с разумеемым уважением, с непритворным почтением и даже с некоторым суеверием - не сглазить бы, говоря о дорогом, о значительном для формирования духа,- отношусь к ним с давней нежностью и врасплох застигнувшим смущением, будто рассказывать придётся о чём-то сугубо личном, ранее не поддававшемся огласке.
Вот они все, словно и сейчас под рукой, настолько незаменимым всегда было их наличие, их присутствие в доме, готовые к бесконечному труду своему, эти наши рабочие лошадки, то загоняемые, то получающие нежданно редкую возможность отдышаться, эти, чуть переиначивая Пушкина, «лошади просвещения».
http://magazines.russ.ru/din/2012/3/a12.html
http://magazines.russ.ru/din/2012/5/a3.html
Окончание следует
Говоришь: самиздат, - и само звучание этого слова мгновенно включает слух, умело, не только для души, но и для работы, настраивает его на нужную волну, расширяющуюся в пространстве и времени далеко и свободно.
И вот уже слышишь характерный, волнующий, из потаённого переходящий в заоконный, чуть ли не всеобщий, шелест перелистываемых в порыве ночного бессонного чтения, истрёпанных в результате постоянного спроса и долгого пользования машинописных страниц, и различаешь, всё отчётливее и радостнее различаешь доносящийся отовсюду, со всех сторон, постепенно сливающийся в одно звуковое марево, нависшее над просторами Империи «от Москвы до самых до окраин», стрёкот пишущих машинок, вовсе не производственный, не механический, а скорее цикадный, орфический, вдохновенный, в каждом отдельном случае творческий, личностный, - и за ним, этим стрёкотом, иногда представляющимся мне ещё и каким-то невероятным, всеобщим севом, в ходе которого буквы-зёрна падают на чистое поле бумажного листа, улавливаешь голоса этих самоотверженных сеятелей, голоса друзей и знакомых.
Вслед за слухом включается зрение, вначале фотографически чётко фиксирующее, извлекающее из памяти разнообразные подробности, а потом незаметно, без излишней поспешности, как-то деликатно и твёрдо, бережно и уверенно обобщающее их, сгущающее в нечто целое, в образ.
И видишь, так отчётливо видишь эти разноформатные страницы, густо усеянные убористой перепечаткой стихов и прозы, эти рукотворные страницы, на которых текст живёт вроде бы и своей, особенной, казалось бы - замкнутой, но, однако, и на удивление быстро продлевающейся от человека к человеку, от читателя к читателю, изменчивой, движущейся по собственным законам, постоянно развивающейся, загадочной для непосвящённых жизнью.
И то он разборчив и строен, этот текст, если это первые экземпляры, то сбивчив и подслеповат, если это пятый экземпляр, но всё равно он важен, именно сейчас необходим, ты с ним наедине, он входит в твоё сознание и даже в кровь твою, он питает тебя, и пришёл он к тебе вовремя.
И где-то там, в неясном отдалении, как в другом измерении, как в осеннем тумане, сощурясь, различаю я силуэты пишущих машинок, наших спутниц, соратниц, наперсниц, и отношусь к ним как к живым существам, с подлинной любовью, с разумеемым уважением, с непритворным почтением и даже с некоторым суеверием - не сглазить бы, говоря о дорогом, о значительном для формирования духа,- отношусь к ним с давней нежностью и врасплох застигнувшим смущением, будто рассказывать придётся о чём-то сугубо личном, ранее не поддававшемся огласке.
Вот они все, словно и сейчас под рукой, настолько незаменимым всегда было их наличие, их присутствие в доме, готовые к бесконечному труду своему, эти наши рабочие лошадки, то загоняемые, то получающие нежданно редкую возможность отдышаться, эти, чуть переиначивая Пушкина, «лошади просвещения».
http://magazines.russ.ru/din/2012/3/a12.html
http://magazines.russ.ru/din/2012/5/a3.html
Окончание следует