Новости Самиздата : авторы : Наталия Малаховская : «Темница без оков»
Оригинал взят у philologist в Патриция Энн Бурак. "Наталия Малаховская и «Темница без оков»"
Комментарии к переводу повести Натальи Малаховской «Откуда взялась тьма». Отрывки из диссертации Патриции Энн Бурак, Бурак, ассистента‐профессора университета города Сиракузы, США
Наталия Малаховская и «Темница без оков»
Впервые западные читатели узнали о Наталии Малаховской, авторе «Темницы без оков», в июле 1980 г. благодаря ее выступлению на конференции ООН в Копенгагене, посвященной декаде женщин. С тех пор о ней писали во многих публикациях, появившихся в США, и приглашали на выступления в разные страны, в том числе на международную конференцию «Женщины, литература и будущее» в 1981 г. Но, рассказывая о ней, отмечали скорее ее смелую и решительную деятельность в пользу женщин в бывшем Советском Союзе, чем ее литературную работу. В ноябре 1980 г. в Мs. Magazine появился рассказ о четырех российских женщинах‐писательницах, одной из которых была Малаховская. Одна из издательниц этого журнала, Робин Морган, предваряя свое интервью с этими женщинами, писала: «В 1979 г. группа чрезвычайно отважных женщин в Советском Союзе, не зная буквально ничего о женском движении в остальном мире, заново изобрела феминизм».
Однако сама Малаховская считает, что ее творческая работа выходит за рамки западной концепции феминизма. Она «отрицала, что деятельность ее группы была исключительно феминистской по своим устремлениям». «Тут нет чисто феминистских тем - просто темы, с которыми приходится сталкиваться женщинам». В этом смысле наибольшая часть работ, проведенных этими новаторами поздней коммунистической эры под рубрикой «феминистские», следует женской литературной традиции, которая существовала в России, хотя и не была богата текстами. Все эти немногие женщины‐писательницы повествовали в своих произведениях «о тех страданиях, которые им пришлось перенести по вине общества». Несколько примеров следует упомянуть: это мемуары Надежды Дуровой («Записки кавалерист‐девицы»), опубликованные в 1836 г.; мемуары княгини Дашковой (1840), автобиографическая повесть Каролины Павловой «Двойная жизнь» (1848), роман «Крутой маршрут» Евгении Семеновны Гинзбург о восемнадцати годах ее жизни начиная с 1937 г. Необходимо упомянуть об Анне Ахматовой и Марине Цветаевой - их истории о жизни были написаны не как «феминистские» заявления. Скорее, они служили свидетельствами тех времен, когда они жили, их бед, испытаний и несчастий.
Творчество Наталии Малаховской находится в русле этой традиции, свидетельствуя не только о социальных проблемах, но и о жизни во всех ее разветвлениях. Она открыла для себя, что женское движение - это средство поиска выхода для выражения того, что было для нее самым главным. Рассказывая о том, что привело ее к осознанию необходимости принять участие в создании женского движения, она говорила: «Это было подобно интуиции. Я чувствовала себя так, как будто бы я очутилась на вершине горы и смогла увидеть всё это в перспективе, потому что я вдруг обнаружила, что в пределах женского движения можно сказать именно то самое, что я и хотела сказать - то есть всё». Женщины‐писательницы, предшественницы Малаховской, сказали «именно то, что они хотели сказать». Ахматова писала о человеческом опыте, большая часть которого была потерями и болью. Сходство с Ахматовой ярче всего проявляется в темах творчества Малаховской. В Ахматовской поэме «Реквием» мы встречаемся с основными темами, которые подводят нас к пониманию повести «Темница без оков».
По словам Петера Франца, в этой поэме Ахматовой «темы первых стансов (камень, жизнь и смерть) все вновь повторяются: поэт требует от себя быть спокойной, но это спокойствие, условие выживания, в то же время является и смертью: смертью души и памяти». В «Темнице без оков» Аня говорит Яну: «Лучше никогда ничего не хотеть». Позже она кричит ему: «Лучше бы я никогда тебя не встречала!» Смерть души, смерть памяти. Один обозреватель писал о повести Малаховской: «Повесть рассказывает историю молодой девушки, которую ее семья, образовательная система и советское общество в целом заставляют убить ее собственную душу». Для того чтобы лучше понять эту повесть и расшифровать ее название, следует обратиться к канону русской литературы. «Темница без оков» и русский литературный канон В российском мире литература служила множеству целей: политических, философских, социологических, психологических, религиозных, революционных. В стране, где все другие формы самовыражения в течение столетий были запрещены, сначала государственной и церковной цензурой, а затем коммунистическим режимом, именно литература позволяла услышать голос людей.
Принимая в 1970 г. Нобелевскую премию, Александр Солженицын в своей речи сказал: «И еще в одном бесценном направлении переносит литература неопровержимый сгущенный опыт: от поколения к поколению. Так она становится живою памятью нации. Так она теплит в себе и хранит ее утраченную историю - в виде, не поддающемся искажению и оболганию. Тем самым литература вместе с языком сберегает национальную душу». Малаховская согласилась бы с этим определением. В 1981 г. на международной феминистской конференции «Breaking the Sequence: Women, Literature and the Future» («Женщины, литература и будущее») она сказала: «В онтологическом плане литература больше и важнее, чем политика: политика отрицает, литература создает: она создает живую духовную реальность как увлекательный и конкретный образ, к которому мы можем стремиться, по которому можно выверять свою жизнь. Мы не можем игнорировать ее, потому что хотя мы и должны отрекаться от темноты, что нас окружает, мы постоянно сознаем необходимость противостоять ей, отказываться признавать ее власть».
Малаховская пишет для того, чтобы сказать то, что должно быть сказано. Очевидно, что то, что она говорит, отличается от того, что говорит мужчина. В своей статье «Terra incognita: о женском творчестве» она объясняет, что «никто не связывает концепцию иностранной литературы с оценочной коннотацией: иностранная литература просто другая, не такая, как наша, и поэтому зачастую заслуживает особенного внимания. Я верю, что придет время, когда выражение “женская литература” не будет включать в себя осуждения в точности так же, как в наши дни литература английская, немецкая, индийская или русская». Литература о женщинах была с самого начала частью литературной традиции. Такие истории, как «Бедная Лиза» Карамзина, вводят женщин в литературу. Карамзин рассказал читателям историю бедной Лизы. Но женщина рассказала бы ее по‐другому. В России не было Джейн Остен, Жорж Санд или мадам де Сталь, за которыми Малаховская могла бы последовать. Поэтому она следовала традиции, основанной Карамзиным, и той традиции женской прозы, по большей части автобиографической или граничащей с автобиографической, которая существовала в русской литературе, приспосабливая ее к своему стилю и выходя за пределы того, что уже существовало в литературном обиходе.
Она заимствовала темы, взятые из русской литературной традиции, и вдохнула в них женскую перспективу и женскую чувствительность восприятия жизни. Это особенно очевидно в ее повести «Темница без оков». Малаховская играет с цветами, как это делал Толстой, она знает и использует библейские тексты, чтобы подчеркнуть подтекст, скрывающийся за словами ее истории, как это делали Толстой и Достоевский в XIX в. и Белый наряду с прочими авторами - в XX. «Темница без оков» напоминает читателям гоголевский мир русской пошлости и «мертвых душ». А главной темой этой повести является преображающая сила любви, проходящая красной нитью сквозь русскую литературу, как в «Преступлении и наказании» Достоевского. Особенно очевидно влияние сказочной традиции на ее творчество. В 1995 г. в университете Зальцбурга она защитила диссертацию «Наследие Бабы‐Яги», но уже и в «Темнице без оков» можно проследить возникновение интереса к традиции волшебной сказки. Тема русской сказки «Аленький цветочек» - это основная тема повести. В начале повести Аня рассказывает Яну эту историю, еще не понимая, что она сама окажется тем чудовищем, которое будет преображено силой любви.
Преображенным и освобожденным, да, но всё еще находящегося под властью того риторического и одновременно насущного вопроса, который ставят условия советской жизни: какова цена этого освобождения? Эпилог повести возвращает читателя к жестокой реальности тех дней. Чтобы понять эпиграф повести и ее название, стоит заглянуть в творческую лабораторию Льва Толстого, примеру которого Малаховская следует в этой повести. Толстой был мастером стиля, ему удавалось так тонко живописать место действия, используя оттенки черного цвета для того, чтобы ярче выразить и передать значения, скрывающиеся за словами. Та темнота, тот мрак, о котором пишет Толстой в кульминационном эпизоде романа «Анна Каренина», является столь же духовной, сколь и реальной. А та «темница», о которой пишет Малаховская в своей повести: разве же и она не была настолько же духовной, насколько и социологической, политической и реальной? Толстой часто прибегал к ссылкам на Библию, чтобы задать тон своим произведениям. Малаховская следует примеру Толстого и в том, что касается ссылок на Библию, и в ее тщательно оркестрованном использовании цветов на протяжении всей повести. Она написала «Темницу без оков» в полифоническом ключе, используя цвета и темноту как взаимодействующие, влияющие друг на друга и переплетающиеся темы, почти так же, как Бах использовал музыкальные темы в своих фугах.
Само название повести взято из Библии. Малаховская решилась взять эти библейские слова в надежда, что читатели поймут этот образ. Вот этот отрывок: «Итак, кто где тогда был застигнут, делался пленником и заключаем был в эту темницу без оков. <…> Ибо весь мир был освещаем ярким светом и мог заниматься беспрепятственно делами, а над ними одними была распростерта тяжелая ночь, образ тьмы, имевшей некогда объять их. Но сами для себя они были тягостнее тьмы» (Премудрости Соломона, 17: 15-22). Здесь речь идет столько же о метафорической темноте, сколько и о физической темноте библейской тюрьмы. Поэтому в «Темнице без оков» Малаховской описание жизни темноты, которой живет Аня, и изложение истории ее жизни так же важны для автора, как и написание этого библейского отрывка было важным для автора библейского текста столетия назад. Выбор этого библейского отрывка, использованного как эпиграф, заслуживает особого внимания и рефлексии.
«Книга премудрости Соломона» была написана в период между окончанием работы над написанием Ветхого Завета и началом служения Христа. Этот междузаветный период известен под названием «четыреста лет молчания». Это важно принять к сведению и осознать: и в повести «Темница без оков» речь идет прежде всего об умолчании и замалчивании. Библейский текст недвусмысленно предостерегает: вот к чему приводит необходимость (или согласие!) скрывать себя под тенью молчания: к возникновению этой невидимой и почти неосязаемой, но явно ощутимой темноты = тюрьмы. Та тюрьма, о которой повествует библейский фрагмент, это темнота: в русском языке это очевидно. Корень слова «темница» это «тем‐», темь, что означает темноту или мрак ночи. «Темница» - это одно из тех немногих слов, которые могут быть использованы для определения тюрьмы, и было тщательно выбрано из‐за его этимологического отношения к его корню. «Темница без оков» - это та жизнь, которой Аня живет под властью беспросветного советского режима, в социалистической системе, в которой она выросла. Тюрьма надвигается на жителей этой системы «темнотой» их жизней, а не какими бы то ни было цепями, которые могли бы приковать их к ней. Но эта прикованность существовала наяву и в конце концов затягивала всех, кто был живым, в нее, в тюрьму, в смерть, реальную или духовную.
Для западных людей иногда бывает трудно понять «особую, своеобразную комбинацию марксизма и духовного абсолютизма» в советском взгляде на литературу. Малаховская чувствовала лежащую на ней ответственность за то, чтобы создать свидетельство об этой жизни, даже не зная, будет ли кто‐нибудь когда‐нибудь читать то, что она пишет. Она присоединилась ко многим другим смелым творческим художникам, которые «в темные годы тяжелой цензуры... писали “в стол”, как тогда говорили советские люди... производя книги, о которых они знали, что эти книги никогда не увидят света дня, и пряча их в глубины письменных столов». Не то чтобы писательница не хотела, чтобы ее произведения были опубликованы. Она прилагала все усилия, чтобы достичь этой цели. Однако ее мотивы были возвышенными, почти духовными.
Заключение
Согласно принятой сегодня теории перевода, представленной Вальтером Беньямином, «переводчик становится творческим вкладчиком в больший культурный феномен, которым является текст + перевод, часть которого Беньямин называет “after‐life” произведения». После‐жизнь «Темницы без оков» позволит англоязычным читателям войти в соприкосновение с глубиной чувствительности и самосознания, присущих русской душе. Характеры, изображенные в этой повести, Аня, Саша, даже учительница средней школы Татьяна Борисовна, мучаются вопросом о значении правды в жизни. Мы помним болезненный Анин вопрос: «Почему они все говорят мне неправду?» Правда в метафорическом и духовном смысле - это свет. Христианская традиция учит, что Христос это путь, и истина, и свет (Ин. 14: 6); но Аня живет в темноте. Как она может ожидать какой бы то ни было правды? Это подчеркивается ее утверждением: «И уже первое слово будет неправдой». Контраст, представленный преображающей силой любви, освещает духовную и почти мифическую основу русской души. Вера в то, что любовь может победить непреодолимые границы между странами в физическом плане и между людьми в плане духовном - в этом основа силы Малаховской как писательницы. Написанная ею повесть дает нам богатую и разнообразную информацию.
Понимание жизни молодой женщины, которая вырастает в коммунальной квартире в 1960‐е гг. в России, совершенно необходимо для того, чтобы понять мировоззрение современных россиян, которые теперь, повзрослев и став пожилыми, осознают, до какой степени то, каким было их воспитание (процесс социализации) повлияло на то, как они видят мир. Особенно российская женщина, выросшая в условиях, сложившихся за 70 лет попытки построения социализма, и до сих пор сохраняет некоторые элементы основных убеждений героини этой повести Ани. «Лучше никогда ничего не хотеть», - убеждает она Яна. Замалчивание самовыражения было неотъемлемой частью коммунистической системы. Забота о потребностях и нуждах личности не входила в число приоритетов того времени. Подавление и угнетение личности продемонстрировано во всей описанной в повести истории. Нельзя спорить с тем, что эта повесть политическая. Некоторые отнесут «Темницу без оков» к религиозным произведениям. Однако она обладает особой ценностью как художественный нарратив, описывающий политические, социологические, духовные и психологические аспекты жизни юной российской девушки, которая становится женщиной в 1960-1970‐х гг. И в этом сила этой повести.
Наталия Малаховская написала волнующую, трогательную, пронзительную повесть, читая которую, нельзя сохранить душевный покой. Литература передает человеческий опыт, как сказал Солженицын в своей речи, принимая Нобелевскую премию. Малаховская внесла свой вклад в эти усилия по передаче опыта, записывая историю жизни, которую душила советская система в конце 1960‐х гг. Выжила ли Аня? Писательница сознательно оставляет этот вопрос открытым. Эта амбивалентность трудна для западных читателей, однако она обычна для россиян и крайне существенна для аутентичности передачи этого человеческого опыта. Заключение не было написано: ни Малаховской, ни историей. Человеческий опыт копится и в какой‐то степени воздействует на происходящее в наши дни, и мир должен извлечь уроки из него. Если повесть «Темница без оков» проливает некоторый свет на личный опыт в то время и в том месте, она достигла своей цели. Она отразила подлинный человеческий опыт, помогла «сберечь национальную душу».
Прислано Наталией Малаховской для размещения в литературном блоге Николая Подосокорского
См. также:
- Публикации Наталии Малаховской в блоге Николая Подосокорского
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
Комментарии к переводу повести Натальи Малаховской «Откуда взялась тьма». Отрывки из диссертации Патриции Энн Бурак, Бурак, ассистента‐профессора университета города Сиракузы, США
Наталия Малаховская и «Темница без оков»
Впервые западные читатели узнали о Наталии Малаховской, авторе «Темницы без оков», в июле 1980 г. благодаря ее выступлению на конференции ООН в Копенгагене, посвященной декаде женщин. С тех пор о ней писали во многих публикациях, появившихся в США, и приглашали на выступления в разные страны, в том числе на международную конференцию «Женщины, литература и будущее» в 1981 г. Но, рассказывая о ней, отмечали скорее ее смелую и решительную деятельность в пользу женщин в бывшем Советском Союзе, чем ее литературную работу. В ноябре 1980 г. в Мs. Magazine появился рассказ о четырех российских женщинах‐писательницах, одной из которых была Малаховская. Одна из издательниц этого журнала, Робин Морган, предваряя свое интервью с этими женщинами, писала: «В 1979 г. группа чрезвычайно отважных женщин в Советском Союзе, не зная буквально ничего о женском движении в остальном мире, заново изобрела феминизм».
Однако сама Малаховская считает, что ее творческая работа выходит за рамки западной концепции феминизма. Она «отрицала, что деятельность ее группы была исключительно феминистской по своим устремлениям». «Тут нет чисто феминистских тем - просто темы, с которыми приходится сталкиваться женщинам». В этом смысле наибольшая часть работ, проведенных этими новаторами поздней коммунистической эры под рубрикой «феминистские», следует женской литературной традиции, которая существовала в России, хотя и не была богата текстами. Все эти немногие женщины‐писательницы повествовали в своих произведениях «о тех страданиях, которые им пришлось перенести по вине общества». Несколько примеров следует упомянуть: это мемуары Надежды Дуровой («Записки кавалерист‐девицы»), опубликованные в 1836 г.; мемуары княгини Дашковой (1840), автобиографическая повесть Каролины Павловой «Двойная жизнь» (1848), роман «Крутой маршрут» Евгении Семеновны Гинзбург о восемнадцати годах ее жизни начиная с 1937 г. Необходимо упомянуть об Анне Ахматовой и Марине Цветаевой - их истории о жизни были написаны не как «феминистские» заявления. Скорее, они служили свидетельствами тех времен, когда они жили, их бед, испытаний и несчастий.
Творчество Наталии Малаховской находится в русле этой традиции, свидетельствуя не только о социальных проблемах, но и о жизни во всех ее разветвлениях. Она открыла для себя, что женское движение - это средство поиска выхода для выражения того, что было для нее самым главным. Рассказывая о том, что привело ее к осознанию необходимости принять участие в создании женского движения, она говорила: «Это было подобно интуиции. Я чувствовала себя так, как будто бы я очутилась на вершине горы и смогла увидеть всё это в перспективе, потому что я вдруг обнаружила, что в пределах женского движения можно сказать именно то самое, что я и хотела сказать - то есть всё». Женщины‐писательницы, предшественницы Малаховской, сказали «именно то, что они хотели сказать». Ахматова писала о человеческом опыте, большая часть которого была потерями и болью. Сходство с Ахматовой ярче всего проявляется в темах творчества Малаховской. В Ахматовской поэме «Реквием» мы встречаемся с основными темами, которые подводят нас к пониманию повести «Темница без оков».
По словам Петера Франца, в этой поэме Ахматовой «темы первых стансов (камень, жизнь и смерть) все вновь повторяются: поэт требует от себя быть спокойной, но это спокойствие, условие выживания, в то же время является и смертью: смертью души и памяти». В «Темнице без оков» Аня говорит Яну: «Лучше никогда ничего не хотеть». Позже она кричит ему: «Лучше бы я никогда тебя не встречала!» Смерть души, смерть памяти. Один обозреватель писал о повести Малаховской: «Повесть рассказывает историю молодой девушки, которую ее семья, образовательная система и советское общество в целом заставляют убить ее собственную душу». Для того чтобы лучше понять эту повесть и расшифровать ее название, следует обратиться к канону русской литературы. «Темница без оков» и русский литературный канон В российском мире литература служила множеству целей: политических, философских, социологических, психологических, религиозных, революционных. В стране, где все другие формы самовыражения в течение столетий были запрещены, сначала государственной и церковной цензурой, а затем коммунистическим режимом, именно литература позволяла услышать голос людей.
Принимая в 1970 г. Нобелевскую премию, Александр Солженицын в своей речи сказал: «И еще в одном бесценном направлении переносит литература неопровержимый сгущенный опыт: от поколения к поколению. Так она становится живою памятью нации. Так она теплит в себе и хранит ее утраченную историю - в виде, не поддающемся искажению и оболганию. Тем самым литература вместе с языком сберегает национальную душу». Малаховская согласилась бы с этим определением. В 1981 г. на международной феминистской конференции «Breaking the Sequence: Women, Literature and the Future» («Женщины, литература и будущее») она сказала: «В онтологическом плане литература больше и важнее, чем политика: политика отрицает, литература создает: она создает живую духовную реальность как увлекательный и конкретный образ, к которому мы можем стремиться, по которому можно выверять свою жизнь. Мы не можем игнорировать ее, потому что хотя мы и должны отрекаться от темноты, что нас окружает, мы постоянно сознаем необходимость противостоять ей, отказываться признавать ее власть».
Малаховская пишет для того, чтобы сказать то, что должно быть сказано. Очевидно, что то, что она говорит, отличается от того, что говорит мужчина. В своей статье «Terra incognita: о женском творчестве» она объясняет, что «никто не связывает концепцию иностранной литературы с оценочной коннотацией: иностранная литература просто другая, не такая, как наша, и поэтому зачастую заслуживает особенного внимания. Я верю, что придет время, когда выражение “женская литература” не будет включать в себя осуждения в точности так же, как в наши дни литература английская, немецкая, индийская или русская». Литература о женщинах была с самого начала частью литературной традиции. Такие истории, как «Бедная Лиза» Карамзина, вводят женщин в литературу. Карамзин рассказал читателям историю бедной Лизы. Но женщина рассказала бы ее по‐другому. В России не было Джейн Остен, Жорж Санд или мадам де Сталь, за которыми Малаховская могла бы последовать. Поэтому она следовала традиции, основанной Карамзиным, и той традиции женской прозы, по большей части автобиографической или граничащей с автобиографической, которая существовала в русской литературе, приспосабливая ее к своему стилю и выходя за пределы того, что уже существовало в литературном обиходе.
Она заимствовала темы, взятые из русской литературной традиции, и вдохнула в них женскую перспективу и женскую чувствительность восприятия жизни. Это особенно очевидно в ее повести «Темница без оков». Малаховская играет с цветами, как это делал Толстой, она знает и использует библейские тексты, чтобы подчеркнуть подтекст, скрывающийся за словами ее истории, как это делали Толстой и Достоевский в XIX в. и Белый наряду с прочими авторами - в XX. «Темница без оков» напоминает читателям гоголевский мир русской пошлости и «мертвых душ». А главной темой этой повести является преображающая сила любви, проходящая красной нитью сквозь русскую литературу, как в «Преступлении и наказании» Достоевского. Особенно очевидно влияние сказочной традиции на ее творчество. В 1995 г. в университете Зальцбурга она защитила диссертацию «Наследие Бабы‐Яги», но уже и в «Темнице без оков» можно проследить возникновение интереса к традиции волшебной сказки. Тема русской сказки «Аленький цветочек» - это основная тема повести. В начале повести Аня рассказывает Яну эту историю, еще не понимая, что она сама окажется тем чудовищем, которое будет преображено силой любви.
Преображенным и освобожденным, да, но всё еще находящегося под властью того риторического и одновременно насущного вопроса, который ставят условия советской жизни: какова цена этого освобождения? Эпилог повести возвращает читателя к жестокой реальности тех дней. Чтобы понять эпиграф повести и ее название, стоит заглянуть в творческую лабораторию Льва Толстого, примеру которого Малаховская следует в этой повести. Толстой был мастером стиля, ему удавалось так тонко живописать место действия, используя оттенки черного цвета для того, чтобы ярче выразить и передать значения, скрывающиеся за словами. Та темнота, тот мрак, о котором пишет Толстой в кульминационном эпизоде романа «Анна Каренина», является столь же духовной, сколь и реальной. А та «темница», о которой пишет Малаховская в своей повести: разве же и она не была настолько же духовной, насколько и социологической, политической и реальной? Толстой часто прибегал к ссылкам на Библию, чтобы задать тон своим произведениям. Малаховская следует примеру Толстого и в том, что касается ссылок на Библию, и в ее тщательно оркестрованном использовании цветов на протяжении всей повести. Она написала «Темницу без оков» в полифоническом ключе, используя цвета и темноту как взаимодействующие, влияющие друг на друга и переплетающиеся темы, почти так же, как Бах использовал музыкальные темы в своих фугах.
Само название повести взято из Библии. Малаховская решилась взять эти библейские слова в надежда, что читатели поймут этот образ. Вот этот отрывок: «Итак, кто где тогда был застигнут, делался пленником и заключаем был в эту темницу без оков. <…> Ибо весь мир был освещаем ярким светом и мог заниматься беспрепятственно делами, а над ними одними была распростерта тяжелая ночь, образ тьмы, имевшей некогда объять их. Но сами для себя они были тягостнее тьмы» (Премудрости Соломона, 17: 15-22). Здесь речь идет столько же о метафорической темноте, сколько и о физической темноте библейской тюрьмы. Поэтому в «Темнице без оков» Малаховской описание жизни темноты, которой живет Аня, и изложение истории ее жизни так же важны для автора, как и написание этого библейского отрывка было важным для автора библейского текста столетия назад. Выбор этого библейского отрывка, использованного как эпиграф, заслуживает особого внимания и рефлексии.
«Книга премудрости Соломона» была написана в период между окончанием работы над написанием Ветхого Завета и началом служения Христа. Этот междузаветный период известен под названием «четыреста лет молчания». Это важно принять к сведению и осознать: и в повести «Темница без оков» речь идет прежде всего об умолчании и замалчивании. Библейский текст недвусмысленно предостерегает: вот к чему приводит необходимость (или согласие!) скрывать себя под тенью молчания: к возникновению этой невидимой и почти неосязаемой, но явно ощутимой темноты = тюрьмы. Та тюрьма, о которой повествует библейский фрагмент, это темнота: в русском языке это очевидно. Корень слова «темница» это «тем‐», темь, что означает темноту или мрак ночи. «Темница» - это одно из тех немногих слов, которые могут быть использованы для определения тюрьмы, и было тщательно выбрано из‐за его этимологического отношения к его корню. «Темница без оков» - это та жизнь, которой Аня живет под властью беспросветного советского режима, в социалистической системе, в которой она выросла. Тюрьма надвигается на жителей этой системы «темнотой» их жизней, а не какими бы то ни было цепями, которые могли бы приковать их к ней. Но эта прикованность существовала наяву и в конце концов затягивала всех, кто был живым, в нее, в тюрьму, в смерть, реальную или духовную.
Для западных людей иногда бывает трудно понять «особую, своеобразную комбинацию марксизма и духовного абсолютизма» в советском взгляде на литературу. Малаховская чувствовала лежащую на ней ответственность за то, чтобы создать свидетельство об этой жизни, даже не зная, будет ли кто‐нибудь когда‐нибудь читать то, что она пишет. Она присоединилась ко многим другим смелым творческим художникам, которые «в темные годы тяжелой цензуры... писали “в стол”, как тогда говорили советские люди... производя книги, о которых они знали, что эти книги никогда не увидят света дня, и пряча их в глубины письменных столов». Не то чтобы писательница не хотела, чтобы ее произведения были опубликованы. Она прилагала все усилия, чтобы достичь этой цели. Однако ее мотивы были возвышенными, почти духовными.
Заключение
Согласно принятой сегодня теории перевода, представленной Вальтером Беньямином, «переводчик становится творческим вкладчиком в больший культурный феномен, которым является текст + перевод, часть которого Беньямин называет “after‐life” произведения». После‐жизнь «Темницы без оков» позволит англоязычным читателям войти в соприкосновение с глубиной чувствительности и самосознания, присущих русской душе. Характеры, изображенные в этой повести, Аня, Саша, даже учительница средней школы Татьяна Борисовна, мучаются вопросом о значении правды в жизни. Мы помним болезненный Анин вопрос: «Почему они все говорят мне неправду?» Правда в метафорическом и духовном смысле - это свет. Христианская традиция учит, что Христос это путь, и истина, и свет (Ин. 14: 6); но Аня живет в темноте. Как она может ожидать какой бы то ни было правды? Это подчеркивается ее утверждением: «И уже первое слово будет неправдой». Контраст, представленный преображающей силой любви, освещает духовную и почти мифическую основу русской души. Вера в то, что любовь может победить непреодолимые границы между странами в физическом плане и между людьми в плане духовном - в этом основа силы Малаховской как писательницы. Написанная ею повесть дает нам богатую и разнообразную информацию.
Понимание жизни молодой женщины, которая вырастает в коммунальной квартире в 1960‐е гг. в России, совершенно необходимо для того, чтобы понять мировоззрение современных россиян, которые теперь, повзрослев и став пожилыми, осознают, до какой степени то, каким было их воспитание (процесс социализации) повлияло на то, как они видят мир. Особенно российская женщина, выросшая в условиях, сложившихся за 70 лет попытки построения социализма, и до сих пор сохраняет некоторые элементы основных убеждений героини этой повести Ани. «Лучше никогда ничего не хотеть», - убеждает она Яна. Замалчивание самовыражения было неотъемлемой частью коммунистической системы. Забота о потребностях и нуждах личности не входила в число приоритетов того времени. Подавление и угнетение личности продемонстрировано во всей описанной в повести истории. Нельзя спорить с тем, что эта повесть политическая. Некоторые отнесут «Темницу без оков» к религиозным произведениям. Однако она обладает особой ценностью как художественный нарратив, описывающий политические, социологические, духовные и психологические аспекты жизни юной российской девушки, которая становится женщиной в 1960-1970‐х гг. И в этом сила этой повести.
Наталия Малаховская написала волнующую, трогательную, пронзительную повесть, читая которую, нельзя сохранить душевный покой. Литература передает человеческий опыт, как сказал Солженицын в своей речи, принимая Нобелевскую премию. Малаховская внесла свой вклад в эти усилия по передаче опыта, записывая историю жизни, которую душила советская система в конце 1960‐х гг. Выжила ли Аня? Писательница сознательно оставляет этот вопрос открытым. Эта амбивалентность трудна для западных читателей, однако она обычна для россиян и крайне существенна для аутентичности передачи этого человеческого опыта. Заключение не было написано: ни Малаховской, ни историей. Человеческий опыт копится и в какой‐то степени воздействует на происходящее в наши дни, и мир должен извлечь уроки из него. Если повесть «Темница без оков» проливает некоторый свет на личный опыт в то время и в том месте, она достигла своей цели. Она отразила подлинный человеческий опыт, помогла «сберечь национальную душу».
Прислано Наталией Малаховской для размещения в литературном блоге Николая Подосокорского
См. также:
- Публикации Наталии Малаховской в блоге Николая Подосокорского
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy