(no subject)
Александровск
Теперь поговорим об Александровске, этом в настоящее время жалком городишке, но которому скоро откроется широкое поприще. Находясь над Днепром, он никак не мог сделаться лучше порядочной деревни и, перебиваясь кое-как своей грошовой торговлей, подобно всем своим собратьям в Екатеринославской губернии, за исключешем-Ростова,-не представляет ничего утешительного, даже для голодного путника. Он очень смахивает на Миргород, и если в нем нет постоянного озера, то покрайней мере существуют такие же великолепные постройки, как и в городе, имеющем, благодаряГоголю, право на бесмертие. Улучшение Александровска, повидимому, будет так быстро, что надо спешить представить настоящий его очерк, хотя в нем нет ровно ничего замечательного. Жалкий городишко этот, который, вероятно, чрез несколько Лет будет иметь право обидеться за подобное название, расположен на левом берегу Днепра, от которого впрочем находится в близком разстоянии только в половодье. В конце его протекает река Московка, выходящая из степи, а за нею поселена менонистская колотя Шенвизе. Как водится, в городке существует площадь, на которой стоит довольно большая деревянная церковь, и тут же помещается жалкий гостиный двор, состоящий из нескольких лавченок, и базар, на котором продается кое-что съестное, преимущественно же белый хлеб дурного качества, а летом плоды разного рода. Уездные присутственные места размещены в различных домишках, и нет ни одного порядочного строения. Почтовая контора занимает избу на конце города, но в ней в настоящее время заметно гораздо более порядка, чем прежде. В прошлом году, почтовая контора, находясь чуть не в плавне, представляла грустное и вместе любопытное зрелище. Не быв еще знаком с топографией Александровска, в жаркий июльский день я долго блуждал по пустынным улицам или лучше сказать переулкам, пока мне указали почтовую контору, где я надеялся найти себе письма и вместе отправить свою корреспонденцию. Со страхом и трепетом подходил я к небольшому домику, у которого прибит был почтовый ящик. Отворив первую дверь из сеней, я вошел в довольно пустынную комнату, в которой стояли несколько человек с письмами в руках. Пришельцы эти дружелюбно разговаривали с высокого роста господином, который расхаживал в весьма бесцеремонном костюме....
- Где здесь г. почтмейстер? спросил я, обращаясь преимущественно к господину в легком наряде, заключая, что он не мог быть пришельцем.
- А вам надобно почтмейстера?
- Желал бы видеть.
- Ну, так я почтмейстер. - Очень приятно познакомиться.
Я тотчас же изъяснил причину своего прихода, сдал письма и спросил корреспонденцию на свое имя.
Почтмейстер подошел к перекосившемуся ящику, открыл его и отдал в мое распоряжение, примолвя: - Поищите!
Не найдя ничего на свое имя и уступив место у ящика жиду, который запачканными руками начал рыться в письмах, я печально побрел на площадь, где сидело несколько торговок, да две, три собаки грызлись за какие то обглоданные кости.
В городке, по обычаю, мертвая тишина, и почти никакой промышленности. В урочное время пройдут чиновники к должности и обратно, пробегут школьники, прошмыгнет где нибудь сын Израиля, и без боязни ходят всевозможные животные, ища себе скудного пропитания. В гостином дворе почти никакого движения: сидельцы дремлют у лавочек, иногда за шашками, и к ним заходят покупатели более перед вечером, требуя кто свечку, кто четверку табаку, кто полфунта сахару. Впрочем в погребе иногда слышатся шумные разговоры, звенит стекло и раздаются мотивы тех мелодий, которые свойственны горлу, достаточно омоченному соком крымского или бессарабского винограда. В одном доме слышатся даже звуки Фортепьяно, но это в женском пансионе, где между прочими предметами преподаются и изящные искусства. Видите ли, Александровск в этом случае перещеголял многие уездные города, ибо в захолустьях наших провинций мальчика еще учат чему нибудь, но для девочек это считается излишнею роскошью. Пансион госпожи Сипко конечно не отличается утонченностью образования, но девицы приобретают в нем познания в чтении, письме, законе божъем, немножко учатся по Французски, музыке и танцам. Читатели без сомнения догадались, что этот пансион открыт для девиц недостаточного состояния, родители которых, по своим средствам не могут иметь гувернантки, иди отвезти дочь куда нибудь дальше. Госпожа Сипко берет за воспитание недорого, но судя по отзывам многих знакомых-пансионом ею вообще довольны. Не спорю, могут заметить, что и мне в свою очередь следовало бы сделать хоть легкое замечание об александровском женском пансионе; но я могу только сказать одно, что по двум, трем девицам из пансиона госпожи Сипко, виденным мною, чрезвычайно трудно судить об учебном заведении. Если же я и в праве что нибудь заметить, так это относительно музыки, которая как то не дается в александровском пансионе, но музыка такое искусство, которому трудно выучиться в общественных наших заведениях, стоящих и гораздо выше. Музыка и мне кажется излишнею роскошью в уездных пансионах, по многим отношениям. Во первых, недостаточная девица, оканчивающая курс в этого рода заведении, кроме того, что не может приобресть основательных познаний в музыке, требует уже от родителей экстренной издержки на Фортепьяно. Слова нет, может быть, родительскому слуху и приятно внимать, когда дочь пробренчит две-три польки, столько же вальсов и пожалуй какие нибудь вариации; но чрез год или два музыку бросают, а деньги, безполезно издержанные на покупку инструмента, могли бы быть употреблены на что нибудь необходимое. Во вторых, если девица предполагает продолжать где нибудь воспитание, то музыкальные познания, приобретенные ею в городке, будут ей даже вредны, потому что непременно они не будут отвечать современным условиям искусства. В третьих, может ли быть что нибудь убийственнее плохой игры на чрезвычайно плохом инструменте! Гораздо лучше вместо музыкального класса открыть бы класс домашнего хозяйства или проще-класс рукоделия. Для небогатого помещика и для бедняка чиновника нужнее жена хозяйка,-которая, положим, и не играет на Фортепьяно,-нежели барышня, играющая польку или хоть и вариации, но неумеющая распорядиться своим маленьким хозяйством. Я нисколько не думаю нападать на музыкальное образование женщин, напротив-готов не отходить от Фортепьяно, слушая музыку или пение, по целым дням,-но признаюсь, люблю музыку, которой, увы, нельзя научиться в уездном и даже в губернском пансионе, хотя из последних иногда выходят хорошие -музыкантши, разумеется, при особенных условиях таланта и случайно хорошем музыкальном учителе.
Лучшее здание в Александровске-острог, который, как говорят, наполняется большим числом колодников, потому что это огромный уезд. Из домов решительно нет замечательных, кроме того, который вблизи базарной площади стоит пустырем. Представляя развалины без окон, дом этот замечателен тем, что находится в опеке, под ведением которой дошел до такого плачевного состояния.
Гостиницы нет, а есть постоялый двор, который может предложить только овес и сено, но считает излишним приготовить что нибудь для голодных проезжающих.
Несколько вывесок разбросано по городку, но вы на них читаете преимущественно названия присутственных месть. Проезжего поразит также одна особенность-на некоторых домиках шесты с небольшими флагами. Это остроумное изобретете откупщика разставлено над кабаками, чтобы желающие вкусить даров Бахуса не теряли попусту времени на необходимые расспросы.
В настоящее время в Александровске две лесных пристани купцов Захарьина и Ловягина, лежащие при впадении Московки в Днепр. Пристани эти снабжены разными сортами леса, но ни на одной нет таких крупных и больших колод, как в Кичкасе, у Корнея Корнеича. Весною плоты и барки пристают к самому берегу, а летом Днепр остается саженях в двухстах. Пароходная пристань остается левее устья Московки. Русское Общество пароходства и торговли не ошибется, если устроит здесь хорошую пристань; потому что край этот производителен и нуждается в средствах сообщё-ния с морем; если нельзя ожидать значительного количества пассажиров, то будет непременно большая отправка сырых произведений. Но для учреждения правильного пароходства по Днепру во все навигационное время, Обществу будет предстоять труд углубить и очистить в некоторых местах Фарватер, ибо есть небольшие мели и древесные пни (холуи, корчаги), затрудняющие судоходство. Начиная от Александровска или лучше сказать от южной оконечности острова Хортицы, Днепр получает особый характер; он течет чрезъ плавни, т. е. пойменные леса и, отрезывая весною огромные деревья с корнями, засоряет свой фарватер. Некоторые осокоровые пни имеют около сажени в поперечнике. Жалобы судохозяев побудили ведомство путей сообщения позаботиться об очищении реки, которое отдало с подряда еврею уничтожение корчаг по Фарватеру. Еврей приступил к делу и исполнил его с выгодою для себя и ко вреду для судохозяев. Во первых, пока продолжалась переписка, многие корчаги занеслись песком, а новые загородили, дорогу, и подрядчик уничтожал только старые, равнодушно проходя мимо новых; во вторых, многие корчаги, торчащие иногда на поверхности воды, он не подымал посредством ворота, а просто спиливал их верхушки, так чтоб небыло их видно, и тем самым сбивал с толку лоцмана. Видя корчагу на поверхности, лоцман покрайней мере избегал ее, а теперь проход сделался затруднительнее. Кажется, это дошло до сведения начальства. Возле городка стоит упраздненное земляное укрепление, которое в последнюю войну служило местом склада для казенного провианта и фуража. Вид оттуда на Днепр превосходный, и еслибы посадить там деревья, то могло бы выйти прекрасное гулянье. Я полагаю даже, что это сбудется чрез несколько лет, когда вблизи этого места поедут тысячи любопытных.
Это настоящее Александровска, а будущее пророчит завидную долю. Компания железных дорог предназначила ему роль довольно важного пункта, а Русское Общество пароходства и торговли придаст ему еще больше значение устройством пароходной пристани. В Александровск будет проходить дорога прямо от Огрени (пристань в нескольких верстах от Екатеринослава) и обойдет всю порожистую часть Днепра, так что теперь пороги неожиданно потеряют свой грозный характер для судоходства. О сооружении железной дороги собственно для обхода порогов нельзя было и думать, потому что устройство это, поглотив огромные суммы, никогда бы не могло окупиться, приняв во внимание цифры сплавного и взводного судоходства. Но при средствах Общества, имеющего всевозможные материалы в громадном количестве и обнимающего своею сетью такие дальние местности, подобное разстояние не сделает большой разницы. Если даже лес будет продолжать сплавляться чрез пороги, которые, нет сомнения, улучшатся-что и весьма легко исполнить,-то все прочие товары обойдут пороги по чугунке; да нельзя не предполагать, чтобы и часть леса и проходила в вагонах, в особенности того, который предназначается для Крыма. В настоящее время лес на этой местности страшно дорог и чем ниже по Днепру, тем чудовищнее принимает цены. Уже явились спекулянты для покупки мест под дома в Александровске, и нанято помещение для аптеки, которая, говорят, откроется будущею весною. Удивительно в
самом деле существование наших дальних захолустьев. Например, в уездном городе полагается два медика, уездный и городовой; хотя этого и мало, однако все таки как будто имеются средства для медицинского пособия. Но что же значить и несколько медиков, если нет аптеки! Не каждая же болезнь может спокойно ожидать, пока рецепт пройдет например из Александровска в Екатеринослав за 80 верст, и пока привезут оттуда лекарство; да и кто поручится, что в течение этого времени будет настоять надобность в лекарстве, прописанном три дня назад? Впрочем уездному медику и трудно заниматься пользованием больных: одни следствия в обширном уезде поглощают у него большую часть времени.
Итак александровские пустыри будут скоро застроены, и можно смело сказать, что с той минуты как раздадутся в нем свистки паровозов и пароходов, для него настанет новый акт, который в год, два-заставит позабыть, что здесь недавно существовала жалкая пародия на город. Прилив сырых произведений должен быть значителен, и мало по малу зацветут красивые села на тех местах, где до сих пор была такая мертвая и негостеприимная пустыня.
