Панорама.
Город лежал перед ним, как на ладони, увиденный именно так, как он хотел увидеть его - с высоты полета птицы, - и, следовательно, различимый до мельчайших подробностей. От какого-нибудь заросшего бурьяном железнодорожного тупика до случайно уцелевшей в Сокольниках деревянной дачи, от роскошного новостроя на Тверской до локомотивных депо, где еще, готовые к делу, ждут своего часа большие черные паровозы. Или внутреннего двора какого-нибудь заводика по производству неизвестно чего, куда десятилетиями не проникал уже человеческий взгляд.
Наконец дошли руки, чтобы выложить замечательную панораму Москвы, снятую ещё в догугловскую эпоху.
Эта вещь публиковалась когда-то в журнале "Столица". Потом долго висела у меня на стене, поэтому скан вышел таким кривоватым, ибо со временем А3 фотография превратилась в две по А4. Кое-как удалось их скомпоновать в фш, но дырка, как я ни вертел всё же осталась.
Скачать целиком можно тут: panorama_msk.jpg
(порядка 14 мегов)
Автор - Александр Джус, про которого я уже писал сегодня.
Год - точно не знаю какой, но бассейн "Москва" стоит наполненный.
Фотография в журнале сопровождалась статьей Василия Голованова (его имя тут тоже упоминалось).
Статья - в самом начале поста и под катом.
Поначалу он тоже думал, что самое трудное будет взлететь, то есть добиться невиданного права летать над столицей на совершенно запрещенной высоте птичьего полета и снимать, осуществляя совершенно ни с чем не сообразную, шпионскую, по сути, работу. Ибо слово «красота», как казалось, недорогого стоит в инстанциях, куда ему приходи лось обращаться. Но когда он получил все разрешения - от военного отдела ЦК КПСС до Генштаба и КГБ, - оказалось, что самое трудное не это. Он добивался разрешения довольно долго: за это время государство, столицей которого был город, успело распасться. Город стал столицей другого государства, и разрешения на полеты давали уже другие инстанции, исходя, правда, из прежних ограничений на полеты вертолетов над городом - не ниже 220 метров и не выше 600. Чем, безусловно, подтверждали, что в главном и в основном все осталось незыблемым и неизменным. Но завершив все-таки свое дело, проведя в ясном небе столицы в общей сложности около четырех суток и проявив сотни, наверное, метров пленки, он понял, что не шагнул далее начала, ибо не выстроил города. Город не складывался из несметного числа похожих друг на друга снимков, стен, домов, кусочков зелени, слюдяных проблесков воды и возвышающихся над равниной крыш башен. Его город был еще мертв, ибо он не вдохнул в него достаточно тепла, а только глядел отстраненным птичьим взглядом, не будучи родным ему.
И тогда он, фотограф Александр Джус, которому к сорока годам удалось сделать то, что другим, возможно, только грезилось всю жизнь, понял, что, для того чтобы оживить свой город, ему нужно спуститься на землю и начать все сначала. В принципе, он завершил дело, равного которому не удавалось сделать никому за всю историю фотографии в России.
Из всех попыток запечатлеть Москву целиком с какой-то высокой точки известны две: панорамная, с небольшой выключкой градусов в пятнадцать, съемка 1867 года, осуществленная фотографами мастерской «Шерер, Набгольц и Ко» с храма Христа Спасителя, и цветная без изъяна круговая панорама, снятая с крыши дома Нирнзее, где в 1914-1917 годах под открытым небом размещался знаменитый ресторан, а впоследствии... ничего, в общем, не размещалось. Хотя летом, в жару, когда летит тополиный пух, можно было, войдя в темный подъезд потерявшего былое величие здания и поднявшись на верхний этаж, где разместилась редакция «Вопросов литературы», застать открытой дверь на балкон, выйти на него и увидеть прорезанное недалекой Тверской пространство низлежащих красных, зеленых или сверкающих свежей жестью крыш, уходящее в сиреневое марево на стыке земли и неба.
И невозможно было не подивиться той массе материи, которую исторг из себя город, за сто лет своей истории перешагнув горизонт и отодвинув зеленую линию пригородных рощ, полей и идиллических дачных уголков - столь отчетливую еще на съемке 1867 года - так далеко, что она едва различима теперь на верхнем пределе разрешенных для полетов над городом высот. Город поглотил все: поглотил Ходынское поле, бывший загородный аэродром «Тушино», бывшие пригородные усадьбы и деревеньки вроде Тропарева или Дегунина, чтобы в конце концов прорвать опоясывающее его кольцо автодороги и выплеснуться за свои собственные пределы...
Он запечатлел город в момент его неостановимого, почти геологического разрастания и мог бы остановиться на этом, но он, фотограф Александр Джус, хотел видеть этот город живым. Он теперь понимал, что, спустившись на землю с высоты, он заметит в тысячу раз больше подробностей, которые потребуют своего участия в его замысле, он знал, что на земле с ним будут случаться все новые и новые неожиданности, которые будут отвлекать его или, напротив, приближать к цели. И это может быть все, что угодно: мелькнувшее на улице или в метро лицо, лев на ступенях, атлант, подпирающий балкон, или одно из тех чудовищ, что по прихоти архитекторов заселили стены московских домов, дерево, вросшее в ограду, стена, вросшая в землю, открытая дверь, подворотня, ход в другой мир...
Он принял вызов и начал снимать, понимая все яснее, что взятая им на себя задача неосуществима, но в то же время радостно убеждаясь, что с каждым его усилием, с каждой его попыткой войти в город и увидеть в нем нечто доселе невиданное живой город все отчетливее проступает на минеральной подоснове. Он наполняется церквями, ночными огнями, людьми, случайно застигнутыми в то мгновение вечности, в котором все мы волею судьбы оказались современниками. И хотя объем отснятого материала давно превзошел все разумные пределы (для полновесного альбома не нужно больше 250 фотографий), работа вряд ли может быть теперь прекращена, ибо город неустанно творит себя, по-своему отвечая на требования времени своими размерами, обликом, пристрастиями и нравами своих обитателей...
Подобно фотографу, и мы, обозрев панораму родного города с высоты птичьего полета, откуда Москва кажется гигантским лабиринтом, борозды которого тяжко прорезаны веками, предлагаем вам спуститься вниз. Чтобы совпасть с масштабами города, чтобы стать единицей и точкой отсчета этого масштаба. Чтобы здесь, на площадях и перекрестках, отважно встретиться с крупным планом повседневности. Нам с вами здесь не будет скучно. Мы входим в родной город с азартом и жадностью первооткрывателей.
Как и положено подлинным исследователям современности. Мы прожили здесь столько лет, мы так мало знаем об этом месте. Приземляйтесь с нами. Нас уже заждались...
Наконец дошли руки, чтобы выложить замечательную панораму Москвы, снятую ещё в догугловскую эпоху.
Эта вещь публиковалась когда-то в журнале "Столица". Потом долго висела у меня на стене, поэтому скан вышел таким кривоватым, ибо со временем А3 фотография превратилась в две по А4. Кое-как удалось их скомпоновать в фш, но дырка, как я ни вертел всё же осталась.
Скачать целиком можно тут: panorama_msk.jpg
(порядка 14 мегов)
Автор - Александр Джус, про которого я уже писал сегодня.
Год - точно не знаю какой, но бассейн "Москва" стоит наполненный.
Фотография в журнале сопровождалась статьей Василия Голованова (его имя тут тоже упоминалось).
Статья - в самом начале поста и под катом.
Поначалу он тоже думал, что самое трудное будет взлететь, то есть добиться невиданного права летать над столицей на совершенно запрещенной высоте птичьего полета и снимать, осуществляя совершенно ни с чем не сообразную, шпионскую, по сути, работу. Ибо слово «красота», как казалось, недорогого стоит в инстанциях, куда ему приходи лось обращаться. Но когда он получил все разрешения - от военного отдела ЦК КПСС до Генштаба и КГБ, - оказалось, что самое трудное не это. Он добивался разрешения довольно долго: за это время государство, столицей которого был город, успело распасться. Город стал столицей другого государства, и разрешения на полеты давали уже другие инстанции, исходя, правда, из прежних ограничений на полеты вертолетов над городом - не ниже 220 метров и не выше 600. Чем, безусловно, подтверждали, что в главном и в основном все осталось незыблемым и неизменным. Но завершив все-таки свое дело, проведя в ясном небе столицы в общей сложности около четырех суток и проявив сотни, наверное, метров пленки, он понял, что не шагнул далее начала, ибо не выстроил города. Город не складывался из несметного числа похожих друг на друга снимков, стен, домов, кусочков зелени, слюдяных проблесков воды и возвышающихся над равниной крыш башен. Его город был еще мертв, ибо он не вдохнул в него достаточно тепла, а только глядел отстраненным птичьим взглядом, не будучи родным ему.
И тогда он, фотограф Александр Джус, которому к сорока годам удалось сделать то, что другим, возможно, только грезилось всю жизнь, понял, что, для того чтобы оживить свой город, ему нужно спуститься на землю и начать все сначала. В принципе, он завершил дело, равного которому не удавалось сделать никому за всю историю фотографии в России.
Из всех попыток запечатлеть Москву целиком с какой-то высокой точки известны две: панорамная, с небольшой выключкой градусов в пятнадцать, съемка 1867 года, осуществленная фотографами мастерской «Шерер, Набгольц и Ко» с храма Христа Спасителя, и цветная без изъяна круговая панорама, снятая с крыши дома Нирнзее, где в 1914-1917 годах под открытым небом размещался знаменитый ресторан, а впоследствии... ничего, в общем, не размещалось. Хотя летом, в жару, когда летит тополиный пух, можно было, войдя в темный подъезд потерявшего былое величие здания и поднявшись на верхний этаж, где разместилась редакция «Вопросов литературы», застать открытой дверь на балкон, выйти на него и увидеть прорезанное недалекой Тверской пространство низлежащих красных, зеленых или сверкающих свежей жестью крыш, уходящее в сиреневое марево на стыке земли и неба.
И невозможно было не подивиться той массе материи, которую исторг из себя город, за сто лет своей истории перешагнув горизонт и отодвинув зеленую линию пригородных рощ, полей и идиллических дачных уголков - столь отчетливую еще на съемке 1867 года - так далеко, что она едва различима теперь на верхнем пределе разрешенных для полетов над городом высот. Город поглотил все: поглотил Ходынское поле, бывший загородный аэродром «Тушино», бывшие пригородные усадьбы и деревеньки вроде Тропарева или Дегунина, чтобы в конце концов прорвать опоясывающее его кольцо автодороги и выплеснуться за свои собственные пределы...
Он запечатлел город в момент его неостановимого, почти геологического разрастания и мог бы остановиться на этом, но он, фотограф Александр Джус, хотел видеть этот город живым. Он теперь понимал, что, спустившись на землю с высоты, он заметит в тысячу раз больше подробностей, которые потребуют своего участия в его замысле, он знал, что на земле с ним будут случаться все новые и новые неожиданности, которые будут отвлекать его или, напротив, приближать к цели. И это может быть все, что угодно: мелькнувшее на улице или в метро лицо, лев на ступенях, атлант, подпирающий балкон, или одно из тех чудовищ, что по прихоти архитекторов заселили стены московских домов, дерево, вросшее в ограду, стена, вросшая в землю, открытая дверь, подворотня, ход в другой мир...
Он принял вызов и начал снимать, понимая все яснее, что взятая им на себя задача неосуществима, но в то же время радостно убеждаясь, что с каждым его усилием, с каждой его попыткой войти в город и увидеть в нем нечто доселе невиданное живой город все отчетливее проступает на минеральной подоснове. Он наполняется церквями, ночными огнями, людьми, случайно застигнутыми в то мгновение вечности, в котором все мы волею судьбы оказались современниками. И хотя объем отснятого материала давно превзошел все разумные пределы (для полновесного альбома не нужно больше 250 фотографий), работа вряд ли может быть теперь прекращена, ибо город неустанно творит себя, по-своему отвечая на требования времени своими размерами, обликом, пристрастиями и нравами своих обитателей...
Подобно фотографу, и мы, обозрев панораму родного города с высоты птичьего полета, откуда Москва кажется гигантским лабиринтом, борозды которого тяжко прорезаны веками, предлагаем вам спуститься вниз. Чтобы совпасть с масштабами города, чтобы стать единицей и точкой отсчета этого масштаба. Чтобы здесь, на площадях и перекрестках, отважно встретиться с крупным планом повседневности. Нам с вами здесь не будет скучно. Мы входим в родной город с азартом и жадностью первооткрывателей.
Как и положено подлинным исследователям современности. Мы прожили здесь столько лет, мы так мало знаем об этом месте. Приземляйтесь с нами. Нас уже заждались...