Роддом или Часть вторая
Вот начало: http://meloman-ka.livejournal.com/322056.html
Да, нескоро я собралась написать продолжение, но уж так получилось. Постараюсь коротенько, ибо времени мало.
Итак, что было дальше...
Ещё вчера вечером я засыпала в палате на троих, зная, что завтра утром или днём мне принесут мою девочку. Но утро всё решило иначе.Утром я проснулась с адским насморком - всё-таки заразилась от девочки, которая в предродовой в патологии со мной лежала. К нам пришла неонатолог, рассказать про наших деток, звали её Евгения какая-то, пусть будет Михайловна. Как услышала она мой голос в нос, так всё, впала в панику и сказала, что ребёнка мне сегодня нуникак не отдадут, заражу ведь. И что она напишет направление к лору.
Оле принесли её дочку. Она и вторая соседка кормили своих деток, а я лежала, смотрела в окно и старалась не реветь от досады. Я перечитала весь интернет, и почти везде находила подтверждение тому, что чувствовала сама - даже если мама болеет сразу после родов, в молоке будут антитела, которые не дадут ребёнку заболеть и создадут иммунитет. А вот полезного в молозиве и молоке в первые дни очень много, и тут риск заболеть несоразмерен с пользой, котрое молоко принесёт ребёнку, особенно кесарённому.
Ко мне пришёл Артёмка, принёс всяких заказанных вкусностей. Живот ещё болел, и я еле доползла до дверей отделения. Было очень приятно его увидеть после всего этого кошмара, рассказать про роды и пожаловаться, чтобы он меня обнял и успокоил. «Держись, родная, ты молодец, всё хорошо!» Я как-то собралась с духом и решила ждать лора и объяснить ей, что я не думаю, что насморк помешает мне ухаживать за малышкой, особенно если мыть руки и носить маску. Мне очень хотелось, чтобы дочка была скорее со мной.
Когда я вернулась, мои соседки в срочном порядке паковали вещи. В моей палате объявили карантин. Ещё минут пять и я осталась в мрачном одиночестве.
Лор в тот день, во вторник так и не пришёл. Неонатолог сказала, что я могу вечером в маске прийти «посмотреть на ребёночка». После роддома я ненавижу слово «ребёночек». Вечером я одела маску и поковыляла к родильному отделению. Малышка спала после еды и улыбалась во сне. Прикоснуться к ней мне не разрешили, и буквально секунд через десять увезли, едва успела сфотографировать.
Вторник кончился, и я засыпала с надеждой завтра забрать свою малышку.
В среду мне стало хуже. Я заказала Артёму целый список лекарств. Потом меня позвали к лору. Держась за живот, я до него доползла. Лор оказалось загнанной абсолютно пофигистичной женщиной, которая прописала какие-то лекарства и железным тоном сказала, что ещё минимум три дня мне нельзя отдавать ребёнка. Все мои надежды на то, чтобы её убедить, рухнули. Мои друзья из Германии в один голос возмущались, что так не делается, и врачи не имеют права забирать ребёнка у матери, и что во всём мире, даже если мать с температурой 40, всё равно ребёнка ей привозят хотя бы на покормить,а чаще всего оставляют на всё время - главное, руки мыть и в маске быть.
Все мои попытки что-либо кому-либо доказать разбивались о железобетонную стену нежелания брать на себя ответственность. Потом пришла неонатолог, и сказала, что у малышки началась желтушка, потому что у нас разные группы крови с ней, и что ей будут колоть через капельницу какие-то лекарства против этого (уже не помню, что). Опять же в Интернете я прочитала, что лучшее лекарство от желтушки - материнское молоко и молозиво. Молозиво было, а вот давать его было некому. Я не выдержала и разревелась... Всё моё существо рвалось к моей доченьке, ей там в голову лекарства всякие колят, а я не могу быть рядом, чтобы её поддержать. Всего пару дней назад мы были неразрывно вместе, а теперь я не могу быть с ней, защищать её, успокаивать, оберегать. Я сходила с ума, и только проревев два часа, поняла, что у меня похоже от гормонов крыша едет, и надо срочно успокоительное. Нашла своего женского врача, попросила её зайти. При ней опять разревелась, когда говорила, что не могу успокоиться, потому что мне ребёнка не отдают. В итоге, она мне принесла, кажется, пустырник, я выпила три таблетки и с горя уснула.
Разбудила меня медсестра, мне еще пять дней после родов два раза в сутки ставили капельницу с вот не помню уже чем, чтобы матка сокращалась. Сокращается она при этом больно, как при схватках... После этой экзекуции приехал Артёмка, я выползла к нему. Он меня долго успокаивал и утешал, настраивал и воодушевлял, за что ему большое спасибо. И даже новость о том, что раньше понедельника нас не выпишут, а значит, на его день рождения я буду не рядом с ним, не смутила его. Спасибо ему огромное за терпение и за поддержку в это трудное время. Без него мне было бы совсем тошно.
Вернулась я в палату с ворохом лекарств, с твёрдым намерением выздороветь до субботы, за два дня. Чтобы на Тёмкин день рождения мне отдали ребёнка...
Вечером я разревелась ещё раз. Ходила смотреть на малышку. Она лежала в этом пластиковом ящике, глазки открыты. На голове крест из пластыря, который держит катетер. А взгляд... Господи, нереально взрослый, серьёзный, сконцентрированный взгляд прямо мне в глаза. И в этом взгляде мне показалась такая глубина грусти, ей плохо без меня, ей не хватает меня ужасно. У меня аж всё задрожало внутри, хотелось схватить её на руки и бежать, бежать от этих идиотов в белых халатах... Нереальным усилием воли я заставила себя улыбаться и старалась, чтобы голос не дрожал, когда обещала ей, что мама скоро выздоровеет и заберёт её, только потерпи немного... Я до сих пор не могу на эти фотографии смотреть спокойно.
Следующие два дня прошли в нереальной борьбе со злобным вирусом. Я просто насквозь пропиталась всякими спреями с морской водой, ромашковым чаем и т.д. В четверг у меня пришло молоко, и я изо всех сил расцеживалась молокоотсосом, чтобы быть готовой, когда мне в субботу отдадут мою девочку. В четверг пришла неонатолог, и не глядя мне в глаза, сказала, что у моей дочки какая-то инфекция,она срыгивает еду, поэтому ей будут колоть антибиотик. А ещё видны последствия гипоксии, она вялая и пассивная, поэтому в понедельник придёт завотделением и будет решать, выписывать нас или отправлять в детскую больницу... Уходя, она сказала, что рада, что мне становится легче и «Вы только не плачьте больше, ладно?» Мне захотелось кинуть в неё чем-то тяжёлым - если бы не она, у меня бы не было причин плакать. А теперь моя малышка там еще и болеет, а мне её не отдают. Вечером мне снова дали буквально секунд тридцать на встречу с ней, и снова в маске, и снова нельзя прикоснуться. Я смотрела в её серьёзные бездонные глаза и старалась вложить всю свою любовь в несколько слов ободрения и поддержки.
А, ещё вспомнила. Все эти дни каждые пару часов днём заглядывала медсестра, которая собирает грязные пелёнки и даёт чистые. Простая незатейливая деревенская баба. Её постоянный вопрос «Нет дитя?» меня просто до бешенства доводил...
А ещё, когда из детского отделения слышался детский плач, у меня рвало крышу от того, что я не помню её голоса и не пойму, это она плачет или нет...
Вечером, ложась спать, я представляла, как моя душа летит в детский блок, обвивает её и шепчет ей ласковые слова...
Смешно, я так боялась, что у меня из-за кесарева не проснется материнский инстинкт. А он аж зашкалливал, вскипал гормонами в крови, рвал крышу и я обещала фотографии на мобильном телефоне, что я уже скоро, я лечусь изо всех сил, и скоро всё будет...
В пятницу мне стало существенно лучше, и я заставила неонатолога пообещать, что завтра в обед мне привезут ребёнка.
Ещё в пятницу утром я словила глюк у кабинета УЗИ - там малышам делали нейросонографию, и мне показалось, что одна из них - моя! Но потом оказалось, что нет. В пятницу выписали Олю и вторую соседку по палате... Так, как должны были выписать и меня... Нам же предстояло побороться за выписку в понедельник.
Я ходила по лестницам и коридорам, чтобы быть в состоянии вставать к малышке без криков от боли.
В пятницу вечером её вывезли ко мне спящую, и я просто шептала ей, что завтра, уже завтра она будет со мной, и я больше никому её не отдам...
В субботу я проснулась утром в шесть, потому что надо было срочно сцедиться. И больше не смогла уснуть - ведь мне скоро отдадут мою малышку! Я прибралась в палате, переехала на более удобную кровать, выбрала нескрипучую кроватку для малышки, привела себя в порядок - залезла в душ, одела новую красивую сорочку, хотела еще раз проветрить и прокварцевать палату - и тут распахнулась дверь и мне её привезли...
Как вам описать то чувство, когда я впервые взяла её маленькое тёплое тело на руки? Когда она лежала у меня на руках и смотрела в глаза? Когда она сразу же взяла грудь и стала жадно кушать и потом уснула у меня на руках? Это неописуемо. После стольких дней борьбы она, наконец-то, была со мной, и я окружила её своим тепллм и стала отдавать всё то, чего ей так не хватало в первые дни её жизни - любовь, прикосновения, тепло, мой запах и голос, и самое главное - молоко.
Первые сутки она почти не переставая, ела. Засыпала с соском во рту, и даже во сне посасывала его.
А ещё я нарушала правила. Я вообще ненавижу дисциплину, правила и прочее «под одну гребёнку». В палате было душно, и я приоткрыла окно за жалюзями, чтобы ей было чем дышать. Никаких косынок на волосы. Никаких пелёнок между нами - только контакт кожи с кожей. Она спала на моей груди, слушала стук моего сердца и я плевать хотела на всех, кто приходил и говорил, что так нельзя и прочитайте правила, мамаша, а то ещё навредите ребёночку. Да идите вы в задницу со своими правилами. Я знаю, что сейчас нужно моему ребёнку - чувствовать маму рядом и позабыть стресс прошлых дней...
А ещё я всё-таки сделала подарок нашему папе. Когда он пришёл и принёс мне покушать и всякие вещи, я вышла из палаты с малышкой в кроватке, проветрвиая и кварцуя комнату. И довезла её до выхода из отделения, прикрыв одеялом. И пока я забрала у Артёма пакеты, отнелса их в комнату и вернулась, он всё это время стоял и смотрел на свою малышку, которая спала в кроватке в метре от него. Потом я пришла, мы ещё поговорили и лишь потом с другого конца коридора, из детского блока донёсся окрик: «Мамаша,почему у вас ребёнок на сквозняке? Сейчас же закройте дверь и увезите ребёнка!» При том, что малышка в одеяле по уши замотана - это в начале июля! Я повернулась к Артёму и сказала - «Как же мне осточертел этот концлагерь!» Отвезла малышку подальше от дверей и вернулась к нему доболтать. Он был рад, что увидел её. А я была рада, что смогла сделать этот подарок, не смотря на все эти идиотские правила. В Германии в палату к маме с ребёнком пускают родственников и друзей с подарками, а тут, блин, реально тюрьма строгого режима с церберами на привязи на каждом углу. Тьфу...
Единственное, что меня удержало от того, чтобы сразу под расписку в субботу и свалить оттуда - это необходимость сделать анализы в понедельник и пройти осмотр завотделением.
В воскресенье меня перевели в общую палату ещё к двум девчонкам. У них были сыновья. Хорошие девочки, мы вместе сражались с первыми трудностями и учились обращаться с нашими малышами.
Настал понедельник. Всё внутри меня жило ожиданием выписки - домой, скорее домой, к папе и покою, прочь из этого концлагеря... Пришла главврач, и я с замиранием сердца слушала, как неонатолог ей перечисляет - «желтуха, инфекция, вялость и слабость, потеря веса, последствия гипоксии...» А потом взяла отчет дежурного неонатолога с воскресенья и совсем с другой интонацией: «Ой, но посмотрите, всего за сутки она набрала 200 грамм! Мама, молочком кормите ребёночка? Правильно! А давайте взвесим её сейчас!» И в итоге оказалось, что выписались мы на 80 грамм тяжелее, чем родились. При том, что детки в роддоме обычно сбрасывают сильно вес...
И показатели оказались существенно лучше, чем в пятницу, и желтушка почти полностью прошла, и реакции хорошие, и т.д. Главврач сказал - выписывайте, и ушла.
А мне хотелось сесть рядом с кроваткой дочки и размазывая слёзы по щекам, лыбиться во все 32. Я смогла, у меня получилось! Всего за два дня я смогла её вытянуть до нормального уровня, убрать физические последствия тех страшных пяти с половиной дней разлуки, вдохнуть в неё всю мою любовь...
Потом мы готовились к выписке, Тёмка поехал мыть машину, договориться с фотографом и оператором, А потом уже вот нам выходить, Алёнку забрали опять неонатологи, чтобы ей слух проверить. И что-то у них там не получалось. Вернули мне её с возмущением - Мамаша, покормите ребёночка, он совсем голодный, вы совсем её не кормите что ли?!
Не он, а она это! И я кормила как раз перед тем, как вам отдать! - огрызнулась я, и пошла снова кормить малышку. Бедная застрессованная детка снова жадно ухватилась за сиську и лишь минут через 10 довольно засопела... В итоге, с опозданием в сорок минут, но долгожданная справка о слухе была получена, и вот уже мы спускаемся на лифте вниз, и её переодевают, и я переодеваюсь, и потом мы выходим... Щёлкает фотоаппарат, и белобрысая медсестра Инна передаёт дочурку папе. И мы сидим вдвоём на стульях и смотрим, как малявка возится, и открывает глаза и смотрит на папу долгим взглядом, изучает его, впитывает его голос - навсегда запоминает ещё одного родного человека.
А потом дорога домой с малышкой на коленях, и преображенный дом, и эта дурацкая соска с бутылочкой из-под глюкозы из роддома (ребёнок до сих пор никакую другую форму соски не признаёт)... Посиделки за столом, пока малышка в комнате спит на большой кровати. Бедные любопытные кыси - кот с вытаращенными глазами и Марта, стоящая возле кровати на задних лапах, с вытянутой шеей :)
А потом гости ушли, я покормила малышку, и Артём унёс меня в ванную, чтобы смысть с меня весь этот больничный запах, и весь стресс последних дней, всё мою отчаяние от беспомощности, всё сопротивление идиотскому режиму и т.д. Нежными горячими руками он гладил под душем моё тело, а я рыдала как белуга, выплакивая всю свою невысказанную боль и усталость... Потом всё с меня смылось и я снова смогла улыбнуться спокойно и почувствовать, что всё позади, наконец-то...
Потом... Потом было много чего ещё. Первые купания, пеленания дома, сон вместе с дочкой и отдельно от папы. И то, что за 10 дней после роддома мы набрали аж килограмм веса. И то, что минимум месяц ещё дочка с рук не слезала и от сиськи её было не оторвать - последствия тех злостчастных первых дней без меня. Но это уже совсем другая история. Сейчас моей девочке уже три месяца, вес 7 кг, рост 62 см, показатели выше среднего, но гармоничные.
А ещё мы в 2,5 месяца уже на море побывали :)
И всё у нас будет хорошо...
...
Да, нескоро я собралась написать продолжение, но уж так получилось. Постараюсь коротенько, ибо времени мало.
Итак, что было дальше...
Ещё вчера вечером я засыпала в палате на троих, зная, что завтра утром или днём мне принесут мою девочку. Но утро всё решило иначе.Утром я проснулась с адским насморком - всё-таки заразилась от девочки, которая в предродовой в патологии со мной лежала. К нам пришла неонатолог, рассказать про наших деток, звали её Евгения какая-то, пусть будет Михайловна. Как услышала она мой голос в нос, так всё, впала в панику и сказала, что ребёнка мне сегодня нуникак не отдадут, заражу ведь. И что она напишет направление к лору.
Оле принесли её дочку. Она и вторая соседка кормили своих деток, а я лежала, смотрела в окно и старалась не реветь от досады. Я перечитала весь интернет, и почти везде находила подтверждение тому, что чувствовала сама - даже если мама болеет сразу после родов, в молоке будут антитела, которые не дадут ребёнку заболеть и создадут иммунитет. А вот полезного в молозиве и молоке в первые дни очень много, и тут риск заболеть несоразмерен с пользой, котрое молоко принесёт ребёнку, особенно кесарённому.
Ко мне пришёл Артёмка, принёс всяких заказанных вкусностей. Живот ещё болел, и я еле доползла до дверей отделения. Было очень приятно его увидеть после всего этого кошмара, рассказать про роды и пожаловаться, чтобы он меня обнял и успокоил. «Держись, родная, ты молодец, всё хорошо!» Я как-то собралась с духом и решила ждать лора и объяснить ей, что я не думаю, что насморк помешает мне ухаживать за малышкой, особенно если мыть руки и носить маску. Мне очень хотелось, чтобы дочка была скорее со мной.
Когда я вернулась, мои соседки в срочном порядке паковали вещи. В моей палате объявили карантин. Ещё минут пять и я осталась в мрачном одиночестве.
Лор в тот день, во вторник так и не пришёл. Неонатолог сказала, что я могу вечером в маске прийти «посмотреть на ребёночка». После роддома я ненавижу слово «ребёночек». Вечером я одела маску и поковыляла к родильному отделению. Малышка спала после еды и улыбалась во сне. Прикоснуться к ней мне не разрешили, и буквально секунд через десять увезли, едва успела сфотографировать.
Вторник кончился, и я засыпала с надеждой завтра забрать свою малышку.
В среду мне стало хуже. Я заказала Артёму целый список лекарств. Потом меня позвали к лору. Держась за живот, я до него доползла. Лор оказалось загнанной абсолютно пофигистичной женщиной, которая прописала какие-то лекарства и железным тоном сказала, что ещё минимум три дня мне нельзя отдавать ребёнка. Все мои надежды на то, чтобы её убедить, рухнули. Мои друзья из Германии в один голос возмущались, что так не делается, и врачи не имеют права забирать ребёнка у матери, и что во всём мире, даже если мать с температурой 40, всё равно ребёнка ей привозят хотя бы на покормить,а чаще всего оставляют на всё время - главное, руки мыть и в маске быть.
Все мои попытки что-либо кому-либо доказать разбивались о железобетонную стену нежелания брать на себя ответственность. Потом пришла неонатолог, и сказала, что у малышки началась желтушка, потому что у нас разные группы крови с ней, и что ей будут колоть через капельницу какие-то лекарства против этого (уже не помню, что). Опять же в Интернете я прочитала, что лучшее лекарство от желтушки - материнское молоко и молозиво. Молозиво было, а вот давать его было некому. Я не выдержала и разревелась... Всё моё существо рвалось к моей доченьке, ей там в голову лекарства всякие колят, а я не могу быть рядом, чтобы её поддержать. Всего пару дней назад мы были неразрывно вместе, а теперь я не могу быть с ней, защищать её, успокаивать, оберегать. Я сходила с ума, и только проревев два часа, поняла, что у меня похоже от гормонов крыша едет, и надо срочно успокоительное. Нашла своего женского врача, попросила её зайти. При ней опять разревелась, когда говорила, что не могу успокоиться, потому что мне ребёнка не отдают. В итоге, она мне принесла, кажется, пустырник, я выпила три таблетки и с горя уснула.
Разбудила меня медсестра, мне еще пять дней после родов два раза в сутки ставили капельницу с вот не помню уже чем, чтобы матка сокращалась. Сокращается она при этом больно, как при схватках... После этой экзекуции приехал Артёмка, я выползла к нему. Он меня долго успокаивал и утешал, настраивал и воодушевлял, за что ему большое спасибо. И даже новость о том, что раньше понедельника нас не выпишут, а значит, на его день рождения я буду не рядом с ним, не смутила его. Спасибо ему огромное за терпение и за поддержку в это трудное время. Без него мне было бы совсем тошно.
Вернулась я в палату с ворохом лекарств, с твёрдым намерением выздороветь до субботы, за два дня. Чтобы на Тёмкин день рождения мне отдали ребёнка...
Вечером я разревелась ещё раз. Ходила смотреть на малышку. Она лежала в этом пластиковом ящике, глазки открыты. На голове крест из пластыря, который держит катетер. А взгляд... Господи, нереально взрослый, серьёзный, сконцентрированный взгляд прямо мне в глаза. И в этом взгляде мне показалась такая глубина грусти, ей плохо без меня, ей не хватает меня ужасно. У меня аж всё задрожало внутри, хотелось схватить её на руки и бежать, бежать от этих идиотов в белых халатах... Нереальным усилием воли я заставила себя улыбаться и старалась, чтобы голос не дрожал, когда обещала ей, что мама скоро выздоровеет и заберёт её, только потерпи немного... Я до сих пор не могу на эти фотографии смотреть спокойно.
Следующие два дня прошли в нереальной борьбе со злобным вирусом. Я просто насквозь пропиталась всякими спреями с морской водой, ромашковым чаем и т.д. В четверг у меня пришло молоко, и я изо всех сил расцеживалась молокоотсосом, чтобы быть готовой, когда мне в субботу отдадут мою девочку. В четверг пришла неонатолог, и не глядя мне в глаза, сказала, что у моей дочки какая-то инфекция,она срыгивает еду, поэтому ей будут колоть антибиотик. А ещё видны последствия гипоксии, она вялая и пассивная, поэтому в понедельник придёт завотделением и будет решать, выписывать нас или отправлять в детскую больницу... Уходя, она сказала, что рада, что мне становится легче и «Вы только не плачьте больше, ладно?» Мне захотелось кинуть в неё чем-то тяжёлым - если бы не она, у меня бы не было причин плакать. А теперь моя малышка там еще и болеет, а мне её не отдают. Вечером мне снова дали буквально секунд тридцать на встречу с ней, и снова в маске, и снова нельзя прикоснуться. Я смотрела в её серьёзные бездонные глаза и старалась вложить всю свою любовь в несколько слов ободрения и поддержки.
А, ещё вспомнила. Все эти дни каждые пару часов днём заглядывала медсестра, которая собирает грязные пелёнки и даёт чистые. Простая незатейливая деревенская баба. Её постоянный вопрос «Нет дитя?» меня просто до бешенства доводил...
А ещё, когда из детского отделения слышался детский плач, у меня рвало крышу от того, что я не помню её голоса и не пойму, это она плачет или нет...
Вечером, ложась спать, я представляла, как моя душа летит в детский блок, обвивает её и шепчет ей ласковые слова...
Смешно, я так боялась, что у меня из-за кесарева не проснется материнский инстинкт. А он аж зашкалливал, вскипал гормонами в крови, рвал крышу и я обещала фотографии на мобильном телефоне, что я уже скоро, я лечусь изо всех сил, и скоро всё будет...
В пятницу мне стало существенно лучше, и я заставила неонатолога пообещать, что завтра в обед мне привезут ребёнка.
Ещё в пятницу утром я словила глюк у кабинета УЗИ - там малышам делали нейросонографию, и мне показалось, что одна из них - моя! Но потом оказалось, что нет. В пятницу выписали Олю и вторую соседку по палате... Так, как должны были выписать и меня... Нам же предстояло побороться за выписку в понедельник.
Я ходила по лестницам и коридорам, чтобы быть в состоянии вставать к малышке без криков от боли.
В пятницу вечером её вывезли ко мне спящую, и я просто шептала ей, что завтра, уже завтра она будет со мной, и я больше никому её не отдам...
В субботу я проснулась утром в шесть, потому что надо было срочно сцедиться. И больше не смогла уснуть - ведь мне скоро отдадут мою малышку! Я прибралась в палате, переехала на более удобную кровать, выбрала нескрипучую кроватку для малышки, привела себя в порядок - залезла в душ, одела новую красивую сорочку, хотела еще раз проветрить и прокварцевать палату - и тут распахнулась дверь и мне её привезли...
Как вам описать то чувство, когда я впервые взяла её маленькое тёплое тело на руки? Когда она лежала у меня на руках и смотрела в глаза? Когда она сразу же взяла грудь и стала жадно кушать и потом уснула у меня на руках? Это неописуемо. После стольких дней борьбы она, наконец-то, была со мной, и я окружила её своим тепллм и стала отдавать всё то, чего ей так не хватало в первые дни её жизни - любовь, прикосновения, тепло, мой запах и голос, и самое главное - молоко.
Первые сутки она почти не переставая, ела. Засыпала с соском во рту, и даже во сне посасывала его.
А ещё я нарушала правила. Я вообще ненавижу дисциплину, правила и прочее «под одну гребёнку». В палате было душно, и я приоткрыла окно за жалюзями, чтобы ей было чем дышать. Никаких косынок на волосы. Никаких пелёнок между нами - только контакт кожи с кожей. Она спала на моей груди, слушала стук моего сердца и я плевать хотела на всех, кто приходил и говорил, что так нельзя и прочитайте правила, мамаша, а то ещё навредите ребёночку. Да идите вы в задницу со своими правилами. Я знаю, что сейчас нужно моему ребёнку - чувствовать маму рядом и позабыть стресс прошлых дней...
А ещё я всё-таки сделала подарок нашему папе. Когда он пришёл и принёс мне покушать и всякие вещи, я вышла из палаты с малышкой в кроватке, проветрвиая и кварцуя комнату. И довезла её до выхода из отделения, прикрыв одеялом. И пока я забрала у Артёма пакеты, отнелса их в комнату и вернулась, он всё это время стоял и смотрел на свою малышку, которая спала в кроватке в метре от него. Потом я пришла, мы ещё поговорили и лишь потом с другого конца коридора, из детского блока донёсся окрик: «Мамаша,почему у вас ребёнок на сквозняке? Сейчас же закройте дверь и увезите ребёнка!» При том, что малышка в одеяле по уши замотана - это в начале июля! Я повернулась к Артёму и сказала - «Как же мне осточертел этот концлагерь!» Отвезла малышку подальше от дверей и вернулась к нему доболтать. Он был рад, что увидел её. А я была рада, что смогла сделать этот подарок, не смотря на все эти идиотские правила. В Германии в палату к маме с ребёнком пускают родственников и друзей с подарками, а тут, блин, реально тюрьма строгого режима с церберами на привязи на каждом углу. Тьфу...
Единственное, что меня удержало от того, чтобы сразу под расписку в субботу и свалить оттуда - это необходимость сделать анализы в понедельник и пройти осмотр завотделением.
В воскресенье меня перевели в общую палату ещё к двум девчонкам. У них были сыновья. Хорошие девочки, мы вместе сражались с первыми трудностями и учились обращаться с нашими малышами.
Настал понедельник. Всё внутри меня жило ожиданием выписки - домой, скорее домой, к папе и покою, прочь из этого концлагеря... Пришла главврач, и я с замиранием сердца слушала, как неонатолог ей перечисляет - «желтуха, инфекция, вялость и слабость, потеря веса, последствия гипоксии...» А потом взяла отчет дежурного неонатолога с воскресенья и совсем с другой интонацией: «Ой, но посмотрите, всего за сутки она набрала 200 грамм! Мама, молочком кормите ребёночка? Правильно! А давайте взвесим её сейчас!» И в итоге оказалось, что выписались мы на 80 грамм тяжелее, чем родились. При том, что детки в роддоме обычно сбрасывают сильно вес...
И показатели оказались существенно лучше, чем в пятницу, и желтушка почти полностью прошла, и реакции хорошие, и т.д. Главврач сказал - выписывайте, и ушла.
А мне хотелось сесть рядом с кроваткой дочки и размазывая слёзы по щекам, лыбиться во все 32. Я смогла, у меня получилось! Всего за два дня я смогла её вытянуть до нормального уровня, убрать физические последствия тех страшных пяти с половиной дней разлуки, вдохнуть в неё всю мою любовь...
Потом мы готовились к выписке, Тёмка поехал мыть машину, договориться с фотографом и оператором, А потом уже вот нам выходить, Алёнку забрали опять неонатологи, чтобы ей слух проверить. И что-то у них там не получалось. Вернули мне её с возмущением - Мамаша, покормите ребёночка, он совсем голодный, вы совсем её не кормите что ли?!
Не он, а она это! И я кормила как раз перед тем, как вам отдать! - огрызнулась я, и пошла снова кормить малышку. Бедная застрессованная детка снова жадно ухватилась за сиську и лишь минут через 10 довольно засопела... В итоге, с опозданием в сорок минут, но долгожданная справка о слухе была получена, и вот уже мы спускаемся на лифте вниз, и её переодевают, и я переодеваюсь, и потом мы выходим... Щёлкает фотоаппарат, и белобрысая медсестра Инна передаёт дочурку папе. И мы сидим вдвоём на стульях и смотрим, как малявка возится, и открывает глаза и смотрит на папу долгим взглядом, изучает его, впитывает его голос - навсегда запоминает ещё одного родного человека.
А потом дорога домой с малышкой на коленях, и преображенный дом, и эта дурацкая соска с бутылочкой из-под глюкозы из роддома (ребёнок до сих пор никакую другую форму соски не признаёт)... Посиделки за столом, пока малышка в комнате спит на большой кровати. Бедные любопытные кыси - кот с вытаращенными глазами и Марта, стоящая возле кровати на задних лапах, с вытянутой шеей :)
А потом гости ушли, я покормила малышку, и Артём унёс меня в ванную, чтобы смысть с меня весь этот больничный запах, и весь стресс последних дней, всё мою отчаяние от беспомощности, всё сопротивление идиотскому режиму и т.д. Нежными горячими руками он гладил под душем моё тело, а я рыдала как белуга, выплакивая всю свою невысказанную боль и усталость... Потом всё с меня смылось и я снова смогла улыбнуться спокойно и почувствовать, что всё позади, наконец-то...
Потом... Потом было много чего ещё. Первые купания, пеленания дома, сон вместе с дочкой и отдельно от папы. И то, что за 10 дней после роддома мы набрали аж килограмм веса. И то, что минимум месяц ещё дочка с рук не слезала и от сиськи её было не оторвать - последствия тех злостчастных первых дней без меня. Но это уже совсем другая история. Сейчас моей девочке уже три месяца, вес 7 кг, рост 62 см, показатели выше среднего, но гармоничные.
А ещё мы в 2,5 месяца уже на море побывали :)
И всё у нас будет хорошо...
...