Находка
Воробьев был довольно спокойным человеком. Его не интересовали ни музыка, ни изобразительное искусство; трудно было найти вообще что-нибудь, что могло бы тронуть струны его души. Хотя нет, Воробьев был неравнодушен к бухгалтерскому учету, но это неравнодушие нельзя было назвать любовью или пристрастием, скорее, это было своего рода уважение к чему-то неодушевленному, но так похожему на него самого. Поэтому Воробьев работал бухгалтером.
Воробьеву было 45, на заднем плане его жизни были еле видны две свадьбы и два развода. Все это с ним произошло, и произошло довольно давно, поэтому он мог позволить себе, как он считал, относиться прохладно к любым вещам, вызывающим в обычном человеке всплески разнообразных эмоций. На переднем плане его жизни периодически маячили алименты, нудные разговоры с бывшими женами и их родителями, наспех приготовленная еда, случайные разговоры с коллегами. Как видите, вывести из себя его могло только что-то совершенно запредельное.
Однажды серым весенним утром, Воробьев, как обычно, отправился на работу. Утро почти ничем не отличалось от остальных, хотя некоторые особо чувствительные персоны отметили бы, что именно это утро можно было бы назвать пробуждением весны. Вы, наверное, тоже отмечали для себя это время, когда перед глазами еще суровая зима, но сердце начинает биться уже совершенно по-весеннему. Воробьев называл это сердцебиение тахикардией и успокаивал его таблеткой валидола. И вот, в тот особенный весенний день он вышел из метро, и это сердцебиение настигло его. Забежав в ближайший двор через первую незапертую арку Воробьев сел на угол песочницы и принялся искать в кармане таблетки.
От поисков его отвлек внезапно раздавшийся резкий писк. Воробьев огляделся, но, не увидев вокруг ничего необычного, бросил искать валидол и пошел на звук. Невозможность понять, в чем же проблема, раздражала его больше, чем учащенное сердцебиение. Пищало точно не в ушах - Воробьев уже попробовал закрыть сначала правое, потом левое, а затем и оба уха вспотевшими ладонями. Нет, писк раздавался точно не в его голове.
После усердных поисков источник звука был определен - писк раздавался из багажника огромного белого внедорожника. Воробьев в ужасе вспотел еще сильнее. Писк не был похож на человеческий, однако и неживым его назвать было нельзя. Дрожащими руками Воробьев нащупал валидол в кармане пиджака и сунул под язык две таблетки. Через несколько минут сердце постепенно стало биться ровнее и желание рвануть со всех ног прочь из этого двора растаяло, уступив место живому интересу. Собравшись с духом, Воробьев дернул ручку багажника автомобиля - он оказался незапертым.
Очень странное и очень маленькое существо, перевязанное капроновым шнуром поверх полиэтиленового пакета и заляпанное нелепыми красками, лежало в самом дальнем углу. Во рту у существа был самодельный кляп из куска грязной тряпки и канцелярской резинки, однако он не помешал ему заверещать еще истошнее при виде своего возможного спасителя. Совершенно растерявшись, Воробьев схватил существо, сунул в карман пиджака и убежал прочь, сопровождаемый пронзительным писком.
Добежав до очередной подворотни, Воробьев остановился, затем осторожно огляделся и вынул шевелящийся сверток из кармана. Развязав шнурок и разодрав пакет, он осторожно поднял существо за шкирку. От тряски во время бега существо перестало пищать и шевелится. Воробьев осторожно осмотрел его - существо было совершенно лысым, мертвенно бледным и немного походило на взрослого человека, однако пол определить не представлялось никакой возможности. На Воробьева тут же нахлынул сильнейший приступ брезгливости, подогретый недавно прочитанными газетными статьями о жертвах домашних абортов и детях из мусорных баков. В этом приступе он чуть было не выкинул находку в ближайшие кусты, однако вовремя спохватился - существо шевельнулось и медленно раскрыло глаза. В смятении Воробьев завернул его в пиджак и понес домой. Путь предстоял неблизкий - в метро и автобус лезть с таким подарком судьбы он просто-напросто побоялся.
В тот день Воробьев решил не идти на работу и взял отгул, полностью посвятив себя заботе о найденном существе. А на следующий день Воробьев взял больничный. А потом еще целую неделю он выхаживал свою находку, поил молоком и кормил размоченным батоном. Животное, в итоге приобрело здоровый розовый цвет, а также небольшую щетину из темных волос на темени. Воробьев не мог нарадоваться, глядя, как существо пьет молоко из блюдца и как смотрит на него глазами, полными надежды и доверия. Поглаживая странное создание по голове, баюкая его, он чувствовал себя более чем счастливым. Сперва Воробьев даже испугался того, что так сильно размяк, но взгляд огромных глаз этого существа тут же прогнал все его тревоги, как и необходимость объяснить себе, что же это за создание. На третий день Воробьев решил назвать странное существо Найдой, так родители звали всех собак, которых он таскал с улицы домой, будучи ребенком.
Через неделю Найда уже могла самостоятельно передвигаться по квартире на двух задних лапах. С каждым днем она все больше походила на маленького человечка, однако Воробьева это сходство ничуть не смущало - он даже не думал об этом, хотя целиком отдавался играм с ней, разговаривал с ней, как с ребенком. Чтобы всецело отдаться заботе о своем питомце, Воробьев взял на работе месячный отпуск. Как-то раз он обнаружил Найду на кухонном столе, спешно пожирающей только что купленную курицу-гриль. Воробьев в тот момент удивился лишь своей опрометчивости и протянул руки к непонятному созданию. Он заметил, что во взгляде Найды в тот момент не было ни капли вины, лишь хищный блеск, но был готов простить ей все. Взяв ее под руки и поставив на пол, он положил в блюдце остатки курицы.
- Найда, какая ты забавная! Наверное, меньше самого крошечного карлика на свете. Хочешь, поиграем? - прошептал Воробьев, поражаясь внезапному приступу нежности и любви к непонятному существу. Найда, расправившись с курицей, облизала лапы, а затем глядя прямо в глаза Воробьеву произнесла:
- Хочу!
Волна нахлынувшего ужаса прижала Воробьева к стене. Сотни мыслей молниеносно промчались в его голове, он пытался ухватиться хоть за одну и найти объяснение тому, что сейчас произошло. Елозя жирными от курицы руками по обоям, Воробьев медленно, не отрываясь от стены, просочился к выходу из квартиры и рванул на улицу со всех ног. Она говорила!
Два дня блужданий по подворотням, пять выпитых бутылок водки и питание в закусочных у метро, кажется, помогли найти объяснение произошедшему. Видимо, она была довольно странным, неполноценным человеком, возможно, с каким-то генетическим отклонением, атавизмом. И что было хуже всего для Воробьева - он уже начал считать себя ответственным за это существо. Поняв, наконец, что за эти два дня в квартире могло произойти что-то страшное, он быстро направился домой.
На пороге его квартиры, держась за ручку открытой двери, стояла маленькая девочка, обмотанная в простыню. Рядом с ней стояла Галина Павловна, пожилая соседка из квартиры напротив.
- Галина Павловна! Что происходит? - растерянно вскрикнул Воробьев.
- Ах, именно это я хотела узнать у вас, уважаемый. Пьянствовали и занимались прочим непотребством, а дверь нараспашку оставили открытой!
Воробьев совершенно не помнил как выбежал из квартиры и куда в тот момент унесли его ноги.
- Вы совсем допились, уважаемый! - Галина Павловна грозно сверкнула глазами и приобняла стоящую рядом девочку, - Я все расскажу вашей бывшей жене, вот увидите!
- Галина Павловна, прошу вас, не надо! Я в полном порядке! Не так давно со мной случилось страшное потрясение, поймите!
Соседка, сообразив, что в данный момент Воробьев трезв, немного смягчилась:
- Я, конечно, многое готова понять, но оставлять ребенка одного в квартире! Она же целый день сидела голодной! Ах, если бы не я… Правда, Наденька?
- Плавда, - произнесла девочка, закутанная в простыню.
Воробьев молча застыл, а девочка, заметив это замешательство, подбежала и обняла его за ноги. Соседка, увидев такую картину, совсем растрогалась:
- Ах, какими бы плохими не были родители, дети все-равно будут любить их больше всех на свете. Вы должны понимать это! Я предупреждаю, если еще раз я увижу, что вы наплевательски относитесь к ребенку, я точно позвоню вашей жене! Или даже в органы соцопеки!
Воробьев взял девочку на руки и молча прошел в квартиру. Взять в руки себя у него получалось с большим трудом. Поблагодарив соседку за заботу о ребенке и заперев дверь, он прошел на кухню и посадил девочку на табуретку. Она улыбалась, глядя ему в глаза, и весело болтала свисавшими с табуретки ножками. Обыкновенный нормальный ребенок лет шести-семи.
- Значит, Наденька… - полушепотом произнес Воробьев.
- Да, меня зовут Надя! - весело крикнула девочка, - Обними меня!
Воробьев снова взял ее на руки. Он совершенно не понимал, что же делать дальше, отдать девочку в детский дом? При этом нужно как-то объяснить людям, откуда она у него появилась. Воробьев тут же отбросил эти мысли - появившееся у него чувство привязанности к ней не позволяло развивать их. Каким же образом такие чувства могли возникнуть в его душе? Воробьев не знал ответа на этот вопрос, он даже не хотел искать объяснений, с каждым взглядом на девочку его отцовские чувства, казалось, разрастались еще сильнее, занимая весь его ум. Однако, видимо, Воробьев совершенно не понимал этого, с непривычки он даже не смог вспомнить, как эти чувства называются.
И вот, Воробьев снова обнаружил себя несущимся по улице. Однако, теперь подгонял его не ужас, а забытое ощущение душевного тепла. Он бежал в магазин детских товаров, чтобы купить игрушки. Лицо Воробьева озаряла нелепая улыбка, он просто сиял, а идущие мимо соседи глядели на него и удивлялись - таким они не видели его уже много лет. Кто-то даже поздоровался с ним впервые за все эти годы. Зайдя в магазин, Воробьев принялся выбирать, что лучше подходит девочке шести-семи лет, но так и не смог остановиться на чем-то одном, поэтому купил несколько разных кукол, плюшевых медведей, фломастеров и мелков. На покупки ушла половина отпускных, однако Воробьева это не смутило, он думал о том, как девочка обрадуется подаркам.
Вернувшись домой, он хотел торжественно вручить купленные презенты - каждой игрушке он уже придумал свою историю и собрался было рассказать каждую из них Наде, но, увидев девочку, вновь потерял дар речи. За пару часов Надя выросла на полметра и повзрослела еще лет на семь. Она стояла в коридоре, завернутая все в ту же простыню, улыбалась и сверкала накрашенными глазами и губами. Оставшиеся после ухода жены серьги и бусы, конечно, смотрелись на ней в тот момент довольно нелепо и никак не сочетались с детской улыбкой на ее лице. Воробьев резко спрятал пакет с игрушками за спиной, но Надя успела это заметить, радостно подбежала к нему и выхватила его. Фломастеры, мелки и куклы она кинула в дальний угол, даже не посмотрев на них. Казалось, у плюшевого медведя был шанс, однако и он после некоторых раздумий был отправлен Надей в тот же угол. Не найдя в пакете больше ничего, Надя грохнулась на пол и заревела:
- Хочу новые сережки!
Молча наблюдая за происходящим, Воробьев думал, как же ему поступить. Думал он, сами понимаете, недолго, отеческая забота и любовь, возрожденная в нем недавно, прочно оцепила все его мысли. Он поднял Надю с пола и прижал ее к груди. В этот момент Воробьев сам чуть было не заплакал, все его чувства не на шутку разбушевались, эйфория сливалась с тоской, гнев с радостью, и, несомненно, разобраться во всем этом бардаке эмоций можно было, только купив сережки.
Вернувшись через час из ювелирного магазина с золотыми серьгами, Воробьев осторожно приоткрыл входную дверь квартры и просунул голову, совершенно не зная, чего ожидать теперь. В коридоре никого не было, на кухне тоже. Воробьев тихо прошел в спальню и увидел Надю; превратившись в двадцатилетнюю девушку, она спала в его кровати, еле прикрывшись уже замызганной простыней. Разглядывая ее, Воробьев поймал себя на том, что отеческие привязанности в его голове начали уступать место несколько другим чувствам. Сердце забилось сильнее, и Воробьев по привычке полез в карман за таблетками, однако есть их не стал, заметив, наконец, что теперь эти эмоции ему приятны. Кажется, он понял - это весна начала заполнять его сердце, это весна заставила его рот искривляться в той забытой, немного дурацкой, но искренней улыбке. Он положил подарок на стол, непривычно обыденно поцеловал в щеку спящую Надю, не переставая улыбаться, и пошел на кухню варить суп.
Серьги понравились. Наде также понравились два серебряных браслета, цепочка из белого золота и кольцо со здоровенным опалом. Вы считаете его дураком? Что вы, он прекрасно понимал то, что внезапная влюбленность отводит мысли о деньгах на второй план. А Воробьев думал только те мысли, которые ему хотелось думать. Поэтому через пару часов он побежал в магазин за вином.
Проснувшись следующим утром, он обнаружил рядом с собой женщину. Она не спала, просто лежала, глядя ему в глаза, но в этом взгляде было одно лишь желание. Воробьеву не пришлось долго расшифровывать смысл этого взгляда, его глаза горели тем же светом. Он прижал ее к себе и позволил случиться тому, чего он ждал весь прошлый вечер.
Весь день Воробьев наслаждался внезапно свалившимся на него счастьем. А к вечеру понял, что завтра пора на работу.
И вот, утром Воробьев отправился в офис. Осознавая свою важность и понимая, что необходим другому человеку, он работал за двоих. Затем, прийдя домой, уставший и голодный, он увидел Найду, все так же спящую на кровати. Найда опять повзрослела, лицо ее покрылось еле заметными морщинками и немного осунулось - теперь ей было уже за сорок. Воробьев в ужасе отшатнулся, как будто это было для него неожиданностью. Хотя, сказать по правде, он целый день внушал себе, что она не будет стареть дальше, что все происходящее с ней - плод его воображения, все, кроме нее самой.
"А завтра?", - думал он циничной частью своей души: "Завтра ей будет пятьдесят, а может, шестьдесят…"
Другая часть души отчаянно протестовала против уже принятого в подсознании решения. И дело совсем не в том, что возникающие ежеминутно морщины на лице Найды умаляли его чувство, нет, разве оно не могло пропасть так быстро? Самым большим ужасом для Воробьева была огромная вероятность того, что это чувство размером с земной шар может быть последним в его жизни. Он понимал, что этот ужас приходил к нему уже не раз. Это было и в 18 лет, и в 22, он приходил к нему с каждой влюбленностью.
Воробьев отправился на кухню и достал из холодильника остатки вина. Алкоголь немного приглушил неожиданно нахлынувшую грусть, и Воробьев резко направился в спальню. Нырнув в кровать, он обнял Найду. Она отозвалась со всей страстью, как будто тоже понимала, что это будет их последним накалом чувств. А затем, дождавшись, когда она снова уснет, Воробьев собрал вещи и ушел из дома.
В этот раз он блуждал неделю, а может, и больше. Воробьев вообще не считал эти дни - он не взял с собой телефон или часы. Компания, с которой Воробьев выпивал сменялась другой компанией, затем третьей… А все потому, что неожиданно нахлынувшее счастье сменилось вселенской грустью; казалось ничего не могло ободрить Воробьева. Она часть его разума предполагала, что за это время Найда успела состариться и умереть. А другая часть что есть сил надеялась на то, что Найда осталась такой, как сейчас навсегда, и где-то в глубине души он верил, что все так и будет. Именно эти мысли заставили его, в конце концов, направиться обратно домой. По пути Воробьев потратил последние деньги на небольшой букет, на всякий случай, чтобы не сильно сердилась.
Открыв входную дверь, Воробьев обнаружил, что попал в абсолютную пустоту. Что-то неуловимое начало медленно раздирать его на части, причиняя мучительную душевную и физическую боль. Первые несколько минут он пытался вырваться, но потом смирился с происходящим. И пустота разорвала его.
Скорая приехала через несколько часов после вызова - это соседка Галина Павловна вызвала врачей. Еле дождавшись их у парадной, она подбежала к машине и принялась испуганно рассказывать санитарам о истошных криках в квартире рядом, о бьющемся в судорогах соседе. Она проводила их до дверей, раскрытых настежь и быстро убежала к себе.
Санитары зашли в пустую и грязную квартиру, подняли с пола пускающего слюни Воробьева и уволокли его в машину. В руках он держал маленького пупса, разукрашенного губной помадой и тенями. Один из санитаров вырвал игрушку у Воробьева из рук, повертел и бросил в сторону. Игрушка с противным писком ударилась о стену и залетела в дальний угол комнаты. Воробьев даже не заметил пропажи, блуждая в сумерках оставшегося сознания и продолжая бешено вертеть глазами и пускать слюни. А после укола он перестал делать даже это. Больше его не волновало ничего.
Воробьеву было 45, на заднем плане его жизни были еле видны две свадьбы и два развода. Все это с ним произошло, и произошло довольно давно, поэтому он мог позволить себе, как он считал, относиться прохладно к любым вещам, вызывающим в обычном человеке всплески разнообразных эмоций. На переднем плане его жизни периодически маячили алименты, нудные разговоры с бывшими женами и их родителями, наспех приготовленная еда, случайные разговоры с коллегами. Как видите, вывести из себя его могло только что-то совершенно запредельное.
Однажды серым весенним утром, Воробьев, как обычно, отправился на работу. Утро почти ничем не отличалось от остальных, хотя некоторые особо чувствительные персоны отметили бы, что именно это утро можно было бы назвать пробуждением весны. Вы, наверное, тоже отмечали для себя это время, когда перед глазами еще суровая зима, но сердце начинает биться уже совершенно по-весеннему. Воробьев называл это сердцебиение тахикардией и успокаивал его таблеткой валидола. И вот, в тот особенный весенний день он вышел из метро, и это сердцебиение настигло его. Забежав в ближайший двор через первую незапертую арку Воробьев сел на угол песочницы и принялся искать в кармане таблетки.
От поисков его отвлек внезапно раздавшийся резкий писк. Воробьев огляделся, но, не увидев вокруг ничего необычного, бросил искать валидол и пошел на звук. Невозможность понять, в чем же проблема, раздражала его больше, чем учащенное сердцебиение. Пищало точно не в ушах - Воробьев уже попробовал закрыть сначала правое, потом левое, а затем и оба уха вспотевшими ладонями. Нет, писк раздавался точно не в его голове.
После усердных поисков источник звука был определен - писк раздавался из багажника огромного белого внедорожника. Воробьев в ужасе вспотел еще сильнее. Писк не был похож на человеческий, однако и неживым его назвать было нельзя. Дрожащими руками Воробьев нащупал валидол в кармане пиджака и сунул под язык две таблетки. Через несколько минут сердце постепенно стало биться ровнее и желание рвануть со всех ног прочь из этого двора растаяло, уступив место живому интересу. Собравшись с духом, Воробьев дернул ручку багажника автомобиля - он оказался незапертым.
Очень странное и очень маленькое существо, перевязанное капроновым шнуром поверх полиэтиленового пакета и заляпанное нелепыми красками, лежало в самом дальнем углу. Во рту у существа был самодельный кляп из куска грязной тряпки и канцелярской резинки, однако он не помешал ему заверещать еще истошнее при виде своего возможного спасителя. Совершенно растерявшись, Воробьев схватил существо, сунул в карман пиджака и убежал прочь, сопровождаемый пронзительным писком.
Добежав до очередной подворотни, Воробьев остановился, затем осторожно огляделся и вынул шевелящийся сверток из кармана. Развязав шнурок и разодрав пакет, он осторожно поднял существо за шкирку. От тряски во время бега существо перестало пищать и шевелится. Воробьев осторожно осмотрел его - существо было совершенно лысым, мертвенно бледным и немного походило на взрослого человека, однако пол определить не представлялось никакой возможности. На Воробьева тут же нахлынул сильнейший приступ брезгливости, подогретый недавно прочитанными газетными статьями о жертвах домашних абортов и детях из мусорных баков. В этом приступе он чуть было не выкинул находку в ближайшие кусты, однако вовремя спохватился - существо шевельнулось и медленно раскрыло глаза. В смятении Воробьев завернул его в пиджак и понес домой. Путь предстоял неблизкий - в метро и автобус лезть с таким подарком судьбы он просто-напросто побоялся.
В тот день Воробьев решил не идти на работу и взял отгул, полностью посвятив себя заботе о найденном существе. А на следующий день Воробьев взял больничный. А потом еще целую неделю он выхаживал свою находку, поил молоком и кормил размоченным батоном. Животное, в итоге приобрело здоровый розовый цвет, а также небольшую щетину из темных волос на темени. Воробьев не мог нарадоваться, глядя, как существо пьет молоко из блюдца и как смотрит на него глазами, полными надежды и доверия. Поглаживая странное создание по голове, баюкая его, он чувствовал себя более чем счастливым. Сперва Воробьев даже испугался того, что так сильно размяк, но взгляд огромных глаз этого существа тут же прогнал все его тревоги, как и необходимость объяснить себе, что же это за создание. На третий день Воробьев решил назвать странное существо Найдой, так родители звали всех собак, которых он таскал с улицы домой, будучи ребенком.
Через неделю Найда уже могла самостоятельно передвигаться по квартире на двух задних лапах. С каждым днем она все больше походила на маленького человечка, однако Воробьева это сходство ничуть не смущало - он даже не думал об этом, хотя целиком отдавался играм с ней, разговаривал с ней, как с ребенком. Чтобы всецело отдаться заботе о своем питомце, Воробьев взял на работе месячный отпуск. Как-то раз он обнаружил Найду на кухонном столе, спешно пожирающей только что купленную курицу-гриль. Воробьев в тот момент удивился лишь своей опрометчивости и протянул руки к непонятному созданию. Он заметил, что во взгляде Найды в тот момент не было ни капли вины, лишь хищный блеск, но был готов простить ей все. Взяв ее под руки и поставив на пол, он положил в блюдце остатки курицы.
- Найда, какая ты забавная! Наверное, меньше самого крошечного карлика на свете. Хочешь, поиграем? - прошептал Воробьев, поражаясь внезапному приступу нежности и любви к непонятному существу. Найда, расправившись с курицей, облизала лапы, а затем глядя прямо в глаза Воробьеву произнесла:
- Хочу!
Волна нахлынувшего ужаса прижала Воробьева к стене. Сотни мыслей молниеносно промчались в его голове, он пытался ухватиться хоть за одну и найти объяснение тому, что сейчас произошло. Елозя жирными от курицы руками по обоям, Воробьев медленно, не отрываясь от стены, просочился к выходу из квартиры и рванул на улицу со всех ног. Она говорила!
Два дня блужданий по подворотням, пять выпитых бутылок водки и питание в закусочных у метро, кажется, помогли найти объяснение произошедшему. Видимо, она была довольно странным, неполноценным человеком, возможно, с каким-то генетическим отклонением, атавизмом. И что было хуже всего для Воробьева - он уже начал считать себя ответственным за это существо. Поняв, наконец, что за эти два дня в квартире могло произойти что-то страшное, он быстро направился домой.
На пороге его квартиры, держась за ручку открытой двери, стояла маленькая девочка, обмотанная в простыню. Рядом с ней стояла Галина Павловна, пожилая соседка из квартиры напротив.
- Галина Павловна! Что происходит? - растерянно вскрикнул Воробьев.
- Ах, именно это я хотела узнать у вас, уважаемый. Пьянствовали и занимались прочим непотребством, а дверь нараспашку оставили открытой!
Воробьев совершенно не помнил как выбежал из квартиры и куда в тот момент унесли его ноги.
- Вы совсем допились, уважаемый! - Галина Павловна грозно сверкнула глазами и приобняла стоящую рядом девочку, - Я все расскажу вашей бывшей жене, вот увидите!
- Галина Павловна, прошу вас, не надо! Я в полном порядке! Не так давно со мной случилось страшное потрясение, поймите!
Соседка, сообразив, что в данный момент Воробьев трезв, немного смягчилась:
- Я, конечно, многое готова понять, но оставлять ребенка одного в квартире! Она же целый день сидела голодной! Ах, если бы не я… Правда, Наденька?
- Плавда, - произнесла девочка, закутанная в простыню.
Воробьев молча застыл, а девочка, заметив это замешательство, подбежала и обняла его за ноги. Соседка, увидев такую картину, совсем растрогалась:
- Ах, какими бы плохими не были родители, дети все-равно будут любить их больше всех на свете. Вы должны понимать это! Я предупреждаю, если еще раз я увижу, что вы наплевательски относитесь к ребенку, я точно позвоню вашей жене! Или даже в органы соцопеки!
Воробьев взял девочку на руки и молча прошел в квартиру. Взять в руки себя у него получалось с большим трудом. Поблагодарив соседку за заботу о ребенке и заперев дверь, он прошел на кухню и посадил девочку на табуретку. Она улыбалась, глядя ему в глаза, и весело болтала свисавшими с табуретки ножками. Обыкновенный нормальный ребенок лет шести-семи.
- Значит, Наденька… - полушепотом произнес Воробьев.
- Да, меня зовут Надя! - весело крикнула девочка, - Обними меня!
Воробьев снова взял ее на руки. Он совершенно не понимал, что же делать дальше, отдать девочку в детский дом? При этом нужно как-то объяснить людям, откуда она у него появилась. Воробьев тут же отбросил эти мысли - появившееся у него чувство привязанности к ней не позволяло развивать их. Каким же образом такие чувства могли возникнуть в его душе? Воробьев не знал ответа на этот вопрос, он даже не хотел искать объяснений, с каждым взглядом на девочку его отцовские чувства, казалось, разрастались еще сильнее, занимая весь его ум. Однако, видимо, Воробьев совершенно не понимал этого, с непривычки он даже не смог вспомнить, как эти чувства называются.
И вот, Воробьев снова обнаружил себя несущимся по улице. Однако, теперь подгонял его не ужас, а забытое ощущение душевного тепла. Он бежал в магазин детских товаров, чтобы купить игрушки. Лицо Воробьева озаряла нелепая улыбка, он просто сиял, а идущие мимо соседи глядели на него и удивлялись - таким они не видели его уже много лет. Кто-то даже поздоровался с ним впервые за все эти годы. Зайдя в магазин, Воробьев принялся выбирать, что лучше подходит девочке шести-семи лет, но так и не смог остановиться на чем-то одном, поэтому купил несколько разных кукол, плюшевых медведей, фломастеров и мелков. На покупки ушла половина отпускных, однако Воробьева это не смутило, он думал о том, как девочка обрадуется подаркам.
Вернувшись домой, он хотел торжественно вручить купленные презенты - каждой игрушке он уже придумал свою историю и собрался было рассказать каждую из них Наде, но, увидев девочку, вновь потерял дар речи. За пару часов Надя выросла на полметра и повзрослела еще лет на семь. Она стояла в коридоре, завернутая все в ту же простыню, улыбалась и сверкала накрашенными глазами и губами. Оставшиеся после ухода жены серьги и бусы, конечно, смотрелись на ней в тот момент довольно нелепо и никак не сочетались с детской улыбкой на ее лице. Воробьев резко спрятал пакет с игрушками за спиной, но Надя успела это заметить, радостно подбежала к нему и выхватила его. Фломастеры, мелки и куклы она кинула в дальний угол, даже не посмотрев на них. Казалось, у плюшевого медведя был шанс, однако и он после некоторых раздумий был отправлен Надей в тот же угол. Не найдя в пакете больше ничего, Надя грохнулась на пол и заревела:
- Хочу новые сережки!
Молча наблюдая за происходящим, Воробьев думал, как же ему поступить. Думал он, сами понимаете, недолго, отеческая забота и любовь, возрожденная в нем недавно, прочно оцепила все его мысли. Он поднял Надю с пола и прижал ее к груди. В этот момент Воробьев сам чуть было не заплакал, все его чувства не на шутку разбушевались, эйфория сливалась с тоской, гнев с радостью, и, несомненно, разобраться во всем этом бардаке эмоций можно было, только купив сережки.
Вернувшись через час из ювелирного магазина с золотыми серьгами, Воробьев осторожно приоткрыл входную дверь квартры и просунул голову, совершенно не зная, чего ожидать теперь. В коридоре никого не было, на кухне тоже. Воробьев тихо прошел в спальню и увидел Надю; превратившись в двадцатилетнюю девушку, она спала в его кровати, еле прикрывшись уже замызганной простыней. Разглядывая ее, Воробьев поймал себя на том, что отеческие привязанности в его голове начали уступать место несколько другим чувствам. Сердце забилось сильнее, и Воробьев по привычке полез в карман за таблетками, однако есть их не стал, заметив, наконец, что теперь эти эмоции ему приятны. Кажется, он понял - это весна начала заполнять его сердце, это весна заставила его рот искривляться в той забытой, немного дурацкой, но искренней улыбке. Он положил подарок на стол, непривычно обыденно поцеловал в щеку спящую Надю, не переставая улыбаться, и пошел на кухню варить суп.
Серьги понравились. Наде также понравились два серебряных браслета, цепочка из белого золота и кольцо со здоровенным опалом. Вы считаете его дураком? Что вы, он прекрасно понимал то, что внезапная влюбленность отводит мысли о деньгах на второй план. А Воробьев думал только те мысли, которые ему хотелось думать. Поэтому через пару часов он побежал в магазин за вином.
Проснувшись следующим утром, он обнаружил рядом с собой женщину. Она не спала, просто лежала, глядя ему в глаза, но в этом взгляде было одно лишь желание. Воробьеву не пришлось долго расшифровывать смысл этого взгляда, его глаза горели тем же светом. Он прижал ее к себе и позволил случиться тому, чего он ждал весь прошлый вечер.
Весь день Воробьев наслаждался внезапно свалившимся на него счастьем. А к вечеру понял, что завтра пора на работу.
И вот, утром Воробьев отправился в офис. Осознавая свою важность и понимая, что необходим другому человеку, он работал за двоих. Затем, прийдя домой, уставший и голодный, он увидел Найду, все так же спящую на кровати. Найда опять повзрослела, лицо ее покрылось еле заметными морщинками и немного осунулось - теперь ей было уже за сорок. Воробьев в ужасе отшатнулся, как будто это было для него неожиданностью. Хотя, сказать по правде, он целый день внушал себе, что она не будет стареть дальше, что все происходящее с ней - плод его воображения, все, кроме нее самой.
"А завтра?", - думал он циничной частью своей души: "Завтра ей будет пятьдесят, а может, шестьдесят…"
Другая часть души отчаянно протестовала против уже принятого в подсознании решения. И дело совсем не в том, что возникающие ежеминутно морщины на лице Найды умаляли его чувство, нет, разве оно не могло пропасть так быстро? Самым большим ужасом для Воробьева была огромная вероятность того, что это чувство размером с земной шар может быть последним в его жизни. Он понимал, что этот ужас приходил к нему уже не раз. Это было и в 18 лет, и в 22, он приходил к нему с каждой влюбленностью.
Воробьев отправился на кухню и достал из холодильника остатки вина. Алкоголь немного приглушил неожиданно нахлынувшую грусть, и Воробьев резко направился в спальню. Нырнув в кровать, он обнял Найду. Она отозвалась со всей страстью, как будто тоже понимала, что это будет их последним накалом чувств. А затем, дождавшись, когда она снова уснет, Воробьев собрал вещи и ушел из дома.
В этот раз он блуждал неделю, а может, и больше. Воробьев вообще не считал эти дни - он не взял с собой телефон или часы. Компания, с которой Воробьев выпивал сменялась другой компанией, затем третьей… А все потому, что неожиданно нахлынувшее счастье сменилось вселенской грустью; казалось ничего не могло ободрить Воробьева. Она часть его разума предполагала, что за это время Найда успела состариться и умереть. А другая часть что есть сил надеялась на то, что Найда осталась такой, как сейчас навсегда, и где-то в глубине души он верил, что все так и будет. Именно эти мысли заставили его, в конце концов, направиться обратно домой. По пути Воробьев потратил последние деньги на небольшой букет, на всякий случай, чтобы не сильно сердилась.
Открыв входную дверь, Воробьев обнаружил, что попал в абсолютную пустоту. Что-то неуловимое начало медленно раздирать его на части, причиняя мучительную душевную и физическую боль. Первые несколько минут он пытался вырваться, но потом смирился с происходящим. И пустота разорвала его.
Скорая приехала через несколько часов после вызова - это соседка Галина Павловна вызвала врачей. Еле дождавшись их у парадной, она подбежала к машине и принялась испуганно рассказывать санитарам о истошных криках в квартире рядом, о бьющемся в судорогах соседе. Она проводила их до дверей, раскрытых настежь и быстро убежала к себе.
Санитары зашли в пустую и грязную квартиру, подняли с пола пускающего слюни Воробьева и уволокли его в машину. В руках он держал маленького пупса, разукрашенного губной помадой и тенями. Один из санитаров вырвал игрушку у Воробьева из рук, повертел и бросил в сторону. Игрушка с противным писком ударилась о стену и залетела в дальний угол комнаты. Воробьев даже не заметил пропажи, блуждая в сумерках оставшегося сознания и продолжая бешено вертеть глазами и пускать слюни. А после укола он перестал делать даже это. Больше его не волновало ничего.