Бессмертный Профессор и Женщина в мужском мире
Начало здесь: Бессмертный Профессор и Мужское и Женское.
Продолжаю цитировать зацепившую меня главу из книги Марджори Бернс "Гиблые земли: кельтские и скандинавские влияния на образ Срединной земли у Толкина" в переводе Анны Блейз (www.weavenworld.ru/books/C37/I92 и www.weavenworld.ru/books/C37/I93). В этот пост утаскиваю фрагмент про Эовин. Ну очччень интересно мне было об этом прочитать и задуматься... женщина, знай свое место!
"Все обуревающие Толкина смешанные чувства, все его стеснение и смущение, все его благоговение перед материнской заботой и плодовитостью и перед женщиной как таковой (переплетенное с исключительно традиционными и в значительной мере викторианскими представлениями о ролях, подобающих мужчине и женщине) - одним словом, все это напряженное противостояние между мирским и духовным приобретает особый интерес, когда дело доходит до анализа конкретных женских персонажей толкиновских произведений. Толкиновский мир - мир без женщин-домохозяек и без близких любовных отношений, мир мужского братства, где власть и активная деятельность за редчайшими исключениями остаются прерогативой мужчин. Какое же место в этом мире может занимать Эовин - «щитоносица», которая по своему происхождению принадлежит к англо-саксонской (и, следовательно, героической) культуре, которая на время отъезда своего дяди остается «вместо владыки над Эорлингами» (ТТ 128), которая участвует в Битве на Пеленнорских полях и, наконец, играет активную и решающую роль в победе над Предводителем назгулов?
Страстные речи, в которых Эовин изливает свое негодование по поводу того, что Всадники бросают ее с женщинами и детьми, а сами скачут «завоевывать славу» (RK 57-58), и слова Гэндальфа, оправдывающего ее стремление в битву и восхваляющего ее «храбрость и отвагу» (RK 143), настолько убедительны, что не оставляют сомнений в том, что Толкин глубоко сочувствовал Эовин и доставшейся ей непростой роли. Ибо все уважение к установленному порядку и предопределенному месту не мешало Толкину питать сочувствие к тем, кто страдает от навязанных ему ограничений. Подобно Древобраду, который освобождает Сарумана и предпочитает вольные и дикие растения укрощенным, или подобно эльфам, которые стараются поменьше стеснять Голлума, в результате чего тому удается сбежать, Толкин чрезвычайно высоко ценит свободу. Кажется, что его сострадание к тем, кто ограничен в свободе передвижения, распространяется даже на деревья Старого леса с их «ненавистью ко всем, кто может свободно ходить по земле» (FR 141).
Толкин хорошо понимает желание поучаствовать, сыграть свою роль в свершающихся событиях величайшей важности. Об этом наглядно свидетельствуют жалобы Пиппина и Мерри, сетующих на то, что их не берут с собой, или, когда их все же берут, опасающихся, что в походе они - всего лишь бесполезная «поклажа», «мешки». «Что толку от меня было? - рассуждает про себя Пиппин, когда его с Мерри захватывают в плен орки. - Пустое место! Лишний рот, бесполезная поклажа» (TT 48). Столь же красноречиво и не единожды Эовин высказывает надежду на то, что ей удастся совершить нечто значительное, и страх того, что ей этого не позволят. Впрочем, это не отменяет того несомненного факта, что Толкин предпочел бы уберечь обоих хоббитов и Эовин (Эовин - в особенности!) от скверны и грязи войны. Именно поэтому он никогда не торопится допустить лучших своих персонажей в сражение. Те, кто выступает на стороне добра, не должны запятнать себя подозрениями в том, что битва им желанней мирного исхода. И только когда находится достаточно веское оправдание, только когда не извлечь меч из ножен становится попросту невозможно, Толкин нехотя дарует своим воинам - настоящим воинам-мужчинам, нормального роста - некую joie de guerre, радость битвы, ярче всего выраженную в том эпизоде, когда воинство Рохана «с песней разит врага» (RK 113).
Очевидно, что хоббитам и Эовин подобный восторг не к лицу. Предел для хоббитов в этом отношении - «огонь», блестящий в глазах Сэма, когда тот убивает орка в Мории. Пиппину и Мерри дозволяется взять в руки оружие, чтобы освободить от захватчиков Удел (RK 289), но и здесь они сражаются лишь по необходимости. А Бильбо и Фродо, главным героям толкиновских книг о хоббитах, воевать доводится еще меньше, чем Пиппину и Мерри. Битва Пяти Воинств была «самым ужасным из всего, что Бильбо довелось пережить на своем веку». И хотя участием в этой битве он «впоследствии больше всего гордился и больше всего любил вспоминать» (H 328), на самом деле он в ней практически не участвует. Он сразу же надевает кольцо на палец и исчезает из виду. Более того, от созерцания драматической развязки сражения его милосердно спасает случайный удар по голове. Фродо же, знающий о природе зла куда больше, чем Бильбо, относится к войне с куда меньшим энтузиазмом. По ходу повествования он все менее и менее приемлет насилие любого рода; дело доходит до того, что он требует «никого не убивать» при «Очищении Удела» (RK 289) и щадит даже Сарумана, покушавшегося на его жизнь.
Однако Эовин навязываются ограничения несколько иного рода и значительно более суровые. Хотя она и утверждает, что сердце ее радуется только «песням битвы» (RK 243), хотя и настаивает на своем статусе щитоносицы и гордится своим умением обращаться с оружием, Толкин всеми средствами старается смягчить воинственные черты ее образа. Да, она обучена владеть оружием, - но ни разу не выходила на поле боя до Битвы на Пеленнорских полях; когда же настает ее час, в сердце ее нет восторга - только угрюмая решимость и скорбь. Взор ее «тверд и суров», но на щеках блестят слезы (RK 116).
Смягчению образа Эовин служит даже само ее воинское звание - «щитоносица». Это вовсе не толкиновский неологизм: в «Оксфордском словаре английского языка» приводится четыре примера со словом «щитоносица» (shieldmaiden), и все они относятся к XIX веку. Однако, использовав именно этот термин, Толкин косвенным образом намекает на то, что роль Эовин в сражении связана скорее с защитой, со сдерживанием противника, а также, возможно, с девственностью3, нежели с искусным владением оружием.
В свете столь очевидного стремления оградить хоббитов и Эовин от жестокостей войны, решение Толкина свести Предводителя назгулов в бою с полуростком и девой (двумя образами невинности) кажется особенно изобретательным: столкновение двух почти беспомощных - в сравнении с настоящими воинами - персонажей с самым могучим из неприятельских воинов в Битве на Пеленнорских полях обостряет драматичность сцены, вызывает подлинный ужас и в итоге придает победе над противником больший вес. Но несмотря на всю напряженность этого эпизода, Толкин ухитряется спасти и Эовин, и Мерри от клейма, которое неизбежно оставляет война на участниках сражений. Прежде всего, они выступают против Предводителя назгулов вдвоем, тем самым частично снимая друг с друга воинское бремя. Немаловажно и то, что гибель их противника бескровна: тот попросту лишается тела и исчезает. Далее, играет свою роль то, что поединок с Предводителем назгулов происходит почти в самом начале сражения, после чего Эовин (как Бильбо в Битве Пяти Воинств) падает без чувств, и ни она, ни Мерри больше не видят происходящего на поле боя. Наконец, выйти из образа воинов им обоим помогает отдых в Палатах врачевания - немедленный переход от активного участия в битве к полному бездействию.
Но и здесь смягчающие меры направлены скорее на Эовин, чем на Мерри. Чтобы восстановить силы после сражения, ей требуется гораздо больше времени (за которое с ней, вдобавок, происходят существенные перемены), что само по себе также помогает ей вернуться к женской роли - расхожий прием викторианской литературы, где героиня, проявив самостоятельность и отвагу, выраженную в физическом действии, обычно лишается сил, как только кризис останется позади (достаточно вспомнить мисс Голкомб из «Женщины в белом» Уилки Коллинза или Маргарет Хейл из романа Элизабет Гаскелл «Север и Юг»). Кроме того, Мерри, как и остальныым хоббитам, воздают заслуженные почести, а Эовин - в основном тексте «Властелина Колец» - ни разу не удостаивается прилюдной похвалы.
Можно предположить, что Толкин ограждает Эовин от общественного внимания потому, что принимает в расчет ее собственную мотивацию. Но уже одно то, что он приписывает ей подобную мотивацию, наглядно свидетельствует о том, какая роль отводилась женщине в его представлениях. Несмотря на все заявления о желании остаться щитоносицей и сопровождать своего дядю, поступки Эовин по большей части определяются иным мотивом, а именно - ее влюбленностью в Арагорна. Даже Боромир (при всем своем стремлении к личной славе) служит делу победы над Темным Властелином более искренне, нежели Эовин. Боромир, подобно воинам Рохана и Гондора и другим членам Братства, идет на риск ради великой цели.
И хотя личную преданность Толкин ценит весьма высоко, задача его героев - выйти за рамки сугубо личного. Эовин же это не удается. Все, почти без исключения, мотивы ее поступков - это мотивы личные*.
* В письме 1941 года к своему сыну Майклу Толкин утверждает: «Испытывая сексуальное влечение, женщина становится… сочувственной и понимающей или же очень хочет быть (или казаться) таковой, и с готовностью разделяет, насколько может, все интересы… молодого человека, к которому ее влечет. … Под влиянием такого увлечения она нередко достигает удивительной прозорливости и понимания, даже относительно тех предметов, которые не входят в круг ее естественных склонностей; ибо дар ее - в том, чтобы принимать то, что дает мужчина, отзываться на его влияние и быть им оплодотворяемой (далеко не в одном только в физическом смысле). Это известно каждому учителю. Он прекрасно знает, как быстро может учиться умная женщина, на лету схватывая его идеи и воспринимая его указания, - и как (за редкими исключениями) перестает продвигаться дальше, лишившись его руководства или утратив личный интерес к нему» (Letters 49).
Отправляясь на битву под видом «Дернхельма», Эовин повинуется не только и не столько желанию сражаться как воин и оставаться рядом с Теоденом, сколько самоубийственному отчаянию от неразделенной любви. В отличие от Арагорна, ставящего нужды Срединной земли выше своей любви к Арвен, Эовин не возвышается до подлинного самопожертвования. Она не столько готова пойти на смерть, сколько жаждет смерти. Как это, с точки зрения Толкина, подобает женщине, источник ее воодушевления - слишком личный и эмоциональный: это скорее преданность страсти, чем преданность братству, народу, миру в целом или хотя бы своему господину. Поэтому Эовин оказывается несостоятельной - в том же смысле (хотя и в значительно меньшей степени - благодаря своей принадлежности к женскому полу), что и Денетор, которым также движут неуместные амбиции и, отчасти, неправильный выбор объекта личной симпатии, и который также жаждет смерти. Денетор теряет все, что имел и что надеялся получить; Эовин же хоть и побеждает Предводителя назгулов, но после Битвы на Пеленнорских полях лишается звания щитоносицы и не удостаивается воинских почестей.
Возможно, следует учесть еще одно соображение: отправляясь на битву, Эовин нарушает приказ Теодена и пренебрегает своим долгом перед страной. Быть может, именно поэтому она лишается права на принародную похвалу. Однако здесь нужна осторожность: проблемы повиновения и неповиновения для Толкина исключительно важны и возникают на протяжении всего повествования вновь и вновь. Они тесно связаны со столь же важными и неоднозначными для Толкина вопросами служения и выбора, преданности и свободы воли; и поскольку Эовин - не единственная из персонажей, предпочитающих ослушаться приказа, необходимо понять, чем именно ее неповиновение отличается от других подобных случаев.
Берегонд покидает свой пост, чтобы спасти Фарамира от погребального костра. Эомер вопреки закону своей страны пропускает Гэндальфа, Леголаса и Гимли на землю Рохана. Даже Хама, позволяя Гэндальфу оставить при себе магический посох, отступает тем самым от своих обязанностей. Но ближе всего к случаю Эовин стоит решение Мерри последовать за Всадниками на войну, не подчинившись приказу. «Но для чего же, господин, - протестует Мерри, - ты принял меня в меченосцы, как не затем, чтобы я следовал за тобой повсюду? Да и не хочется, чтобы в песнях обо мне пели как о том, кого всегда оставляли дома» (RK 77).
Во всех перечисленных случаях независимый и благонамеренный выбор ведет к добру, хотя и может навлечь на персонажа некое условное наказание. И все эти персонажи удостаиваются почестей или, по меньшей мере благодарности, - все, за исключением Эовин. Вместо похвалы за героическое деяние ей достается лишь сочувствие по поводу того, что ей довелось вынести. «Увы! Ведь ей пришлось выступить против врага, для встречи с которым слишком слабы ее дух и тело, - восклицает Арагорн в Палатах врачевания. - Злой рок свел ее с ним в бою» (RK 142). Разумеется, сочувствие к ее страданиям вполне понятно, но умолчание о ее победе, как и здесь, так и в последующих эпизодах, кажется несколько несправедливым. О почестях, возданных Эовин, упоминается только в приложениях к «Властелину Колец», но почести в приложении - это всего лишь жалкая подачка.
Напрашивается вывод, что основной причиной такого отношения является принадлежность Эовин к женскому полу: Толкин обделил Эовин похвалой из-за того, что мысль о женщине, выходящей на всеобщее обозрение и принимающей знаки всенародного признания, была неприятна ему самому. Настанет время, когда Фродо и Сэму многократно вознесут «великие хвалы» и песнь о «Фродо Девятипалом и Кольце Рока» услышат «владыки, воины и мужи, не посрамившие чести своей, короли и князья, славные жители Гондора и Всадники Рохана, и вы, о сыны Элронда, и северные дунэдайн, и эльф, и гном, и благородные сердца Удела, и весь вольный западный народ» (RK 232). Настанет время, когда Долгоногий Бродяга примет корону Запада, Эомер взойдет на трон Марки, а Берегонд (после формального выговора) получит заслуженную награду. Даже Боромир удостоится (пусть даже посмертно и в куда более скромном обществе, чем он бы предпочел) высоких почестей в песне и торжественного погребения. Мерри, который, подобно Эовин, так боялся остаться бесполезным, будет причислен к Всадникам Рохана и назван «Верным другом Марки», а по возвращении домой снискает всеобщее преклонение: историки Удела, описывая Битву за Приречье, неизменно будут помещать имена «Предводителей Мериадока и Перегрина» «во главе Списка» (RK 295). Сэма тоже примут дома с почестями и семь раз подряд изберут мэром. И только Эовин по-прежнему останется в тени.
Вплоть до финальной части повествования, в которой Арвен и Галадриэль наконец покидают свои замкнутые безопасные мирки, Эовин остается единственной женщиной, которая решается расстаться с домом и привычной обстановкой. Она - единственная женщина во «Властелине Колец», идущая на смертельный риск. Но в конце концов она вновь принимает ограничения и теряет в глазах читателя свою особую значимость. Правда, и об этом следует судить с осторожностью. Развязка истории Эовин во многих отношениях сходна с теми ожиданиями, которые Толкин возлагает на мужских персонажей своего эпоса. Лучшие из них также предпочитают врачевание битвам, и в финале «Властелина Колец» они также слагают оружие и принимают на себя рутинные обязанности мирной жизни. Однако Эовин, отказываясь от своих честолюбивых устремлений, жертвует бóльшим, нежели прочие персонажи, и тем самым превращается в фигуру, близкую Арвен (точнее, тому образу, в котором Арвен предстает во «Властелине Колец»), - фигуру смутную и неопределенную, далекую не только от поля битвы, но и от мира в целом. Теперь она уже не наместница и не защитница: теперь ее саму защищают, опекают и передают из-под опеки врачевателей под покровительство «наместника Города вплоть до возвращения ее брата» (RK 243). Брат же ее, Эомер, удостаивается похвалы за то, что отдал ее в жены Фарамиру, даровав тем самым «Гондору самое прекрасное, чем владела [его] земля» (RK 255).
Все это, повторим еще раз, вполне объяснимо и понятно в контексте того времени и обстоятельств, в которых был воспитан Толкин. Прочные ассоциации женского пола с пассивностью, замкнутым образом жизни и домашними обязанностями попросту не позволяли ему представить Эовин в какой-либо определенной и постоянной роли вне брака и семьи. Женщина, покидающая домашний очаг, хозяйство и отведенное ей место, с этой точки зрения пренебрегает своей ролью подательницы и хранительницы жизни. Подобный отказ от своих важнейших обязательств влечет за собой хаос, распад и пресечение рода, как это произошло в случае с женами энтов.
Поэтому не стоит удивляться, что Толкин предпочитает модифицировать характер Эовин и несколько внезапно пристроить ее замуж за первого подвернувшегося жениха. Сама уместность кандидатуры Фарамира, разумеется, не подлежит сомнению, однако преображение Эовин и ее обращение к новой любви изображены недостаточно правдоподобно: эти перемены совершаются слишком быстро, а информации о них предоставляется слишком мало. Все это кажется чересчур удобным и чересчур поспешным, как будто Толкин на этом этапе стремится лишь поскорее убрать Эовин со сцены и утвердить ее в новой роли - приличной и приемлемой, но, увы, гораздо менее интересной6.
И все же… все же… щитоносица Эовин остается одним из самых впечатляющих персонажей толкиновского эпоса. Эовин протестует против навязываемых ей ограничений, и невозможно забыть ее страстный возглас: «Но разве я нянька, а не щитоносица из дома Эорла?!» (RK 57). И не менее великолепен мрачный смех, с которым Эовин поднимает меч против чудовищного назгула. Памятуя об этом, современный читатель должен отнестись терпимо и с пониманием к тому, что может показаться ему недостатками в проработке образа.
...
Невозможно отрицать, что даже самых влиятельных женских персонажей «Властелина Колец» Толкин стремился замкнуть в ограниченное пространства и не допустить в центр внимания. Однако его собственная крепкая привязанность к дому и радостям семейной жизни, а также несомненное предпочтение тех народов и персонажей, которые ценят - превыше всего - простой домашний уют и красоты родной земли, станут лучшим ответом тем, кто все еще считает, будто Толкин относился к женщинам пренебрежительно. Верно, что под влиянием своей эпохи, воспитания и круга чтения он полагал, что походы, свобода передвижений и чувство товарищества и братства - это удел мужчин; верно, что женских образов в его книгах не так уж много; но при всем этом Толкин, в отличие от большинства своих современников, видел в женщине высокий идеал, и именно это - наряду с глубоким пиететом, которое внушали ему скромная преданность, смиренное служение и сострадательная забота, - вернее всего отвечает на вопрос о том, каковы были его истинные убеждения."
Полностью текст здесь: www.weavenworld.ru/books/C37/I93#6
This entry was originally posted at http://meladan.dreamwidth.org/441956.html. Please comment there using OpenID.
Продолжаю цитировать зацепившую меня главу из книги Марджори Бернс "Гиблые земли: кельтские и скандинавские влияния на образ Срединной земли у Толкина" в переводе Анны Блейз (www.weavenworld.ru/books/C37/I92 и www.weavenworld.ru/books/C37/I93). В этот пост утаскиваю фрагмент про Эовин. Ну очччень интересно мне было об этом прочитать и задуматься... женщина, знай свое место!
"Все обуревающие Толкина смешанные чувства, все его стеснение и смущение, все его благоговение перед материнской заботой и плодовитостью и перед женщиной как таковой (переплетенное с исключительно традиционными и в значительной мере викторианскими представлениями о ролях, подобающих мужчине и женщине) - одним словом, все это напряженное противостояние между мирским и духовным приобретает особый интерес, когда дело доходит до анализа конкретных женских персонажей толкиновских произведений. Толкиновский мир - мир без женщин-домохозяек и без близких любовных отношений, мир мужского братства, где власть и активная деятельность за редчайшими исключениями остаются прерогативой мужчин. Какое же место в этом мире может занимать Эовин - «щитоносица», которая по своему происхождению принадлежит к англо-саксонской (и, следовательно, героической) культуре, которая на время отъезда своего дяди остается «вместо владыки над Эорлингами» (ТТ 128), которая участвует в Битве на Пеленнорских полях и, наконец, играет активную и решающую роль в победе над Предводителем назгулов?
Страстные речи, в которых Эовин изливает свое негодование по поводу того, что Всадники бросают ее с женщинами и детьми, а сами скачут «завоевывать славу» (RK 57-58), и слова Гэндальфа, оправдывающего ее стремление в битву и восхваляющего ее «храбрость и отвагу» (RK 143), настолько убедительны, что не оставляют сомнений в том, что Толкин глубоко сочувствовал Эовин и доставшейся ей непростой роли. Ибо все уважение к установленному порядку и предопределенному месту не мешало Толкину питать сочувствие к тем, кто страдает от навязанных ему ограничений. Подобно Древобраду, который освобождает Сарумана и предпочитает вольные и дикие растения укрощенным, или подобно эльфам, которые стараются поменьше стеснять Голлума, в результате чего тому удается сбежать, Толкин чрезвычайно высоко ценит свободу. Кажется, что его сострадание к тем, кто ограничен в свободе передвижения, распространяется даже на деревья Старого леса с их «ненавистью ко всем, кто может свободно ходить по земле» (FR 141).
Толкин хорошо понимает желание поучаствовать, сыграть свою роль в свершающихся событиях величайшей важности. Об этом наглядно свидетельствуют жалобы Пиппина и Мерри, сетующих на то, что их не берут с собой, или, когда их все же берут, опасающихся, что в походе они - всего лишь бесполезная «поклажа», «мешки». «Что толку от меня было? - рассуждает про себя Пиппин, когда его с Мерри захватывают в плен орки. - Пустое место! Лишний рот, бесполезная поклажа» (TT 48). Столь же красноречиво и не единожды Эовин высказывает надежду на то, что ей удастся совершить нечто значительное, и страх того, что ей этого не позволят. Впрочем, это не отменяет того несомненного факта, что Толкин предпочел бы уберечь обоих хоббитов и Эовин (Эовин - в особенности!) от скверны и грязи войны. Именно поэтому он никогда не торопится допустить лучших своих персонажей в сражение. Те, кто выступает на стороне добра, не должны запятнать себя подозрениями в том, что битва им желанней мирного исхода. И только когда находится достаточно веское оправдание, только когда не извлечь меч из ножен становится попросту невозможно, Толкин нехотя дарует своим воинам - настоящим воинам-мужчинам, нормального роста - некую joie de guerre, радость битвы, ярче всего выраженную в том эпизоде, когда воинство Рохана «с песней разит врага» (RK 113).
Очевидно, что хоббитам и Эовин подобный восторг не к лицу. Предел для хоббитов в этом отношении - «огонь», блестящий в глазах Сэма, когда тот убивает орка в Мории. Пиппину и Мерри дозволяется взять в руки оружие, чтобы освободить от захватчиков Удел (RK 289), но и здесь они сражаются лишь по необходимости. А Бильбо и Фродо, главным героям толкиновских книг о хоббитах, воевать доводится еще меньше, чем Пиппину и Мерри. Битва Пяти Воинств была «самым ужасным из всего, что Бильбо довелось пережить на своем веку». И хотя участием в этой битве он «впоследствии больше всего гордился и больше всего любил вспоминать» (H 328), на самом деле он в ней практически не участвует. Он сразу же надевает кольцо на палец и исчезает из виду. Более того, от созерцания драматической развязки сражения его милосердно спасает случайный удар по голове. Фродо же, знающий о природе зла куда больше, чем Бильбо, относится к войне с куда меньшим энтузиазмом. По ходу повествования он все менее и менее приемлет насилие любого рода; дело доходит до того, что он требует «никого не убивать» при «Очищении Удела» (RK 289) и щадит даже Сарумана, покушавшегося на его жизнь.
Однако Эовин навязываются ограничения несколько иного рода и значительно более суровые. Хотя она и утверждает, что сердце ее радуется только «песням битвы» (RK 243), хотя и настаивает на своем статусе щитоносицы и гордится своим умением обращаться с оружием, Толкин всеми средствами старается смягчить воинственные черты ее образа. Да, она обучена владеть оружием, - но ни разу не выходила на поле боя до Битвы на Пеленнорских полях; когда же настает ее час, в сердце ее нет восторга - только угрюмая решимость и скорбь. Взор ее «тверд и суров», но на щеках блестят слезы (RK 116).
Смягчению образа Эовин служит даже само ее воинское звание - «щитоносица». Это вовсе не толкиновский неологизм: в «Оксфордском словаре английского языка» приводится четыре примера со словом «щитоносица» (shieldmaiden), и все они относятся к XIX веку. Однако, использовав именно этот термин, Толкин косвенным образом намекает на то, что роль Эовин в сражении связана скорее с защитой, со сдерживанием противника, а также, возможно, с девственностью3, нежели с искусным владением оружием.
В свете столь очевидного стремления оградить хоббитов и Эовин от жестокостей войны, решение Толкина свести Предводителя назгулов в бою с полуростком и девой (двумя образами невинности) кажется особенно изобретательным: столкновение двух почти беспомощных - в сравнении с настоящими воинами - персонажей с самым могучим из неприятельских воинов в Битве на Пеленнорских полях обостряет драматичность сцены, вызывает подлинный ужас и в итоге придает победе над противником больший вес. Но несмотря на всю напряженность этого эпизода, Толкин ухитряется спасти и Эовин, и Мерри от клейма, которое неизбежно оставляет война на участниках сражений. Прежде всего, они выступают против Предводителя назгулов вдвоем, тем самым частично снимая друг с друга воинское бремя. Немаловажно и то, что гибель их противника бескровна: тот попросту лишается тела и исчезает. Далее, играет свою роль то, что поединок с Предводителем назгулов происходит почти в самом начале сражения, после чего Эовин (как Бильбо в Битве Пяти Воинств) падает без чувств, и ни она, ни Мерри больше не видят происходящего на поле боя. Наконец, выйти из образа воинов им обоим помогает отдых в Палатах врачевания - немедленный переход от активного участия в битве к полному бездействию.
Но и здесь смягчающие меры направлены скорее на Эовин, чем на Мерри. Чтобы восстановить силы после сражения, ей требуется гораздо больше времени (за которое с ней, вдобавок, происходят существенные перемены), что само по себе также помогает ей вернуться к женской роли - расхожий прием викторианской литературы, где героиня, проявив самостоятельность и отвагу, выраженную в физическом действии, обычно лишается сил, как только кризис останется позади (достаточно вспомнить мисс Голкомб из «Женщины в белом» Уилки Коллинза или Маргарет Хейл из романа Элизабет Гаскелл «Север и Юг»). Кроме того, Мерри, как и остальныым хоббитам, воздают заслуженные почести, а Эовин - в основном тексте «Властелина Колец» - ни разу не удостаивается прилюдной похвалы.
Можно предположить, что Толкин ограждает Эовин от общественного внимания потому, что принимает в расчет ее собственную мотивацию. Но уже одно то, что он приписывает ей подобную мотивацию, наглядно свидетельствует о том, какая роль отводилась женщине в его представлениях. Несмотря на все заявления о желании остаться щитоносицей и сопровождать своего дядю, поступки Эовин по большей части определяются иным мотивом, а именно - ее влюбленностью в Арагорна. Даже Боромир (при всем своем стремлении к личной славе) служит делу победы над Темным Властелином более искренне, нежели Эовин. Боромир, подобно воинам Рохана и Гондора и другим членам Братства, идет на риск ради великой цели.
И хотя личную преданность Толкин ценит весьма высоко, задача его героев - выйти за рамки сугубо личного. Эовин же это не удается. Все, почти без исключения, мотивы ее поступков - это мотивы личные*.
* В письме 1941 года к своему сыну Майклу Толкин утверждает: «Испытывая сексуальное влечение, женщина становится… сочувственной и понимающей или же очень хочет быть (или казаться) таковой, и с готовностью разделяет, насколько может, все интересы… молодого человека, к которому ее влечет. … Под влиянием такого увлечения она нередко достигает удивительной прозорливости и понимания, даже относительно тех предметов, которые не входят в круг ее естественных склонностей; ибо дар ее - в том, чтобы принимать то, что дает мужчина, отзываться на его влияние и быть им оплодотворяемой (далеко не в одном только в физическом смысле). Это известно каждому учителю. Он прекрасно знает, как быстро может учиться умная женщина, на лету схватывая его идеи и воспринимая его указания, - и как (за редкими исключениями) перестает продвигаться дальше, лишившись его руководства или утратив личный интерес к нему» (Letters 49).
Отправляясь на битву под видом «Дернхельма», Эовин повинуется не только и не столько желанию сражаться как воин и оставаться рядом с Теоденом, сколько самоубийственному отчаянию от неразделенной любви. В отличие от Арагорна, ставящего нужды Срединной земли выше своей любви к Арвен, Эовин не возвышается до подлинного самопожертвования. Она не столько готова пойти на смерть, сколько жаждет смерти. Как это, с точки зрения Толкина, подобает женщине, источник ее воодушевления - слишком личный и эмоциональный: это скорее преданность страсти, чем преданность братству, народу, миру в целом или хотя бы своему господину. Поэтому Эовин оказывается несостоятельной - в том же смысле (хотя и в значительно меньшей степени - благодаря своей принадлежности к женскому полу), что и Денетор, которым также движут неуместные амбиции и, отчасти, неправильный выбор объекта личной симпатии, и который также жаждет смерти. Денетор теряет все, что имел и что надеялся получить; Эовин же хоть и побеждает Предводителя назгулов, но после Битвы на Пеленнорских полях лишается звания щитоносицы и не удостаивается воинских почестей.
Возможно, следует учесть еще одно соображение: отправляясь на битву, Эовин нарушает приказ Теодена и пренебрегает своим долгом перед страной. Быть может, именно поэтому она лишается права на принародную похвалу. Однако здесь нужна осторожность: проблемы повиновения и неповиновения для Толкина исключительно важны и возникают на протяжении всего повествования вновь и вновь. Они тесно связаны со столь же важными и неоднозначными для Толкина вопросами служения и выбора, преданности и свободы воли; и поскольку Эовин - не единственная из персонажей, предпочитающих ослушаться приказа, необходимо понять, чем именно ее неповиновение отличается от других подобных случаев.
Берегонд покидает свой пост, чтобы спасти Фарамира от погребального костра. Эомер вопреки закону своей страны пропускает Гэндальфа, Леголаса и Гимли на землю Рохана. Даже Хама, позволяя Гэндальфу оставить при себе магический посох, отступает тем самым от своих обязанностей. Но ближе всего к случаю Эовин стоит решение Мерри последовать за Всадниками на войну, не подчинившись приказу. «Но для чего же, господин, - протестует Мерри, - ты принял меня в меченосцы, как не затем, чтобы я следовал за тобой повсюду? Да и не хочется, чтобы в песнях обо мне пели как о том, кого всегда оставляли дома» (RK 77).
Во всех перечисленных случаях независимый и благонамеренный выбор ведет к добру, хотя и может навлечь на персонажа некое условное наказание. И все эти персонажи удостаиваются почестей или, по меньшей мере благодарности, - все, за исключением Эовин. Вместо похвалы за героическое деяние ей достается лишь сочувствие по поводу того, что ей довелось вынести. «Увы! Ведь ей пришлось выступить против врага, для встречи с которым слишком слабы ее дух и тело, - восклицает Арагорн в Палатах врачевания. - Злой рок свел ее с ним в бою» (RK 142). Разумеется, сочувствие к ее страданиям вполне понятно, но умолчание о ее победе, как и здесь, так и в последующих эпизодах, кажется несколько несправедливым. О почестях, возданных Эовин, упоминается только в приложениях к «Властелину Колец», но почести в приложении - это всего лишь жалкая подачка.
Напрашивается вывод, что основной причиной такого отношения является принадлежность Эовин к женскому полу: Толкин обделил Эовин похвалой из-за того, что мысль о женщине, выходящей на всеобщее обозрение и принимающей знаки всенародного признания, была неприятна ему самому. Настанет время, когда Фродо и Сэму многократно вознесут «великие хвалы» и песнь о «Фродо Девятипалом и Кольце Рока» услышат «владыки, воины и мужи, не посрамившие чести своей, короли и князья, славные жители Гондора и Всадники Рохана, и вы, о сыны Элронда, и северные дунэдайн, и эльф, и гном, и благородные сердца Удела, и весь вольный западный народ» (RK 232). Настанет время, когда Долгоногий Бродяга примет корону Запада, Эомер взойдет на трон Марки, а Берегонд (после формального выговора) получит заслуженную награду. Даже Боромир удостоится (пусть даже посмертно и в куда более скромном обществе, чем он бы предпочел) высоких почестей в песне и торжественного погребения. Мерри, который, подобно Эовин, так боялся остаться бесполезным, будет причислен к Всадникам Рохана и назван «Верным другом Марки», а по возвращении домой снискает всеобщее преклонение: историки Удела, описывая Битву за Приречье, неизменно будут помещать имена «Предводителей Мериадока и Перегрина» «во главе Списка» (RK 295). Сэма тоже примут дома с почестями и семь раз подряд изберут мэром. И только Эовин по-прежнему останется в тени.
Вплоть до финальной части повествования, в которой Арвен и Галадриэль наконец покидают свои замкнутые безопасные мирки, Эовин остается единственной женщиной, которая решается расстаться с домом и привычной обстановкой. Она - единственная женщина во «Властелине Колец», идущая на смертельный риск. Но в конце концов она вновь принимает ограничения и теряет в глазах читателя свою особую значимость. Правда, и об этом следует судить с осторожностью. Развязка истории Эовин во многих отношениях сходна с теми ожиданиями, которые Толкин возлагает на мужских персонажей своего эпоса. Лучшие из них также предпочитают врачевание битвам, и в финале «Властелина Колец» они также слагают оружие и принимают на себя рутинные обязанности мирной жизни. Однако Эовин, отказываясь от своих честолюбивых устремлений, жертвует бóльшим, нежели прочие персонажи, и тем самым превращается в фигуру, близкую Арвен (точнее, тому образу, в котором Арвен предстает во «Властелине Колец»), - фигуру смутную и неопределенную, далекую не только от поля битвы, но и от мира в целом. Теперь она уже не наместница и не защитница: теперь ее саму защищают, опекают и передают из-под опеки врачевателей под покровительство «наместника Города вплоть до возвращения ее брата» (RK 243). Брат же ее, Эомер, удостаивается похвалы за то, что отдал ее в жены Фарамиру, даровав тем самым «Гондору самое прекрасное, чем владела [его] земля» (RK 255).
Все это, повторим еще раз, вполне объяснимо и понятно в контексте того времени и обстоятельств, в которых был воспитан Толкин. Прочные ассоциации женского пола с пассивностью, замкнутым образом жизни и домашними обязанностями попросту не позволяли ему представить Эовин в какой-либо определенной и постоянной роли вне брака и семьи. Женщина, покидающая домашний очаг, хозяйство и отведенное ей место, с этой точки зрения пренебрегает своей ролью подательницы и хранительницы жизни. Подобный отказ от своих важнейших обязательств влечет за собой хаос, распад и пресечение рода, как это произошло в случае с женами энтов.
Поэтому не стоит удивляться, что Толкин предпочитает модифицировать характер Эовин и несколько внезапно пристроить ее замуж за первого подвернувшегося жениха. Сама уместность кандидатуры Фарамира, разумеется, не подлежит сомнению, однако преображение Эовин и ее обращение к новой любви изображены недостаточно правдоподобно: эти перемены совершаются слишком быстро, а информации о них предоставляется слишком мало. Все это кажется чересчур удобным и чересчур поспешным, как будто Толкин на этом этапе стремится лишь поскорее убрать Эовин со сцены и утвердить ее в новой роли - приличной и приемлемой, но, увы, гораздо менее интересной6.
И все же… все же… щитоносица Эовин остается одним из самых впечатляющих персонажей толкиновского эпоса. Эовин протестует против навязываемых ей ограничений, и невозможно забыть ее страстный возглас: «Но разве я нянька, а не щитоносица из дома Эорла?!» (RK 57). И не менее великолепен мрачный смех, с которым Эовин поднимает меч против чудовищного назгула. Памятуя об этом, современный читатель должен отнестись терпимо и с пониманием к тому, что может показаться ему недостатками в проработке образа.
...
Невозможно отрицать, что даже самых влиятельных женских персонажей «Властелина Колец» Толкин стремился замкнуть в ограниченное пространства и не допустить в центр внимания. Однако его собственная крепкая привязанность к дому и радостям семейной жизни, а также несомненное предпочтение тех народов и персонажей, которые ценят - превыше всего - простой домашний уют и красоты родной земли, станут лучшим ответом тем, кто все еще считает, будто Толкин относился к женщинам пренебрежительно. Верно, что под влиянием своей эпохи, воспитания и круга чтения он полагал, что походы, свобода передвижений и чувство товарищества и братства - это удел мужчин; верно, что женских образов в его книгах не так уж много; но при всем этом Толкин, в отличие от большинства своих современников, видел в женщине высокий идеал, и именно это - наряду с глубоким пиететом, которое внушали ему скромная преданность, смиренное служение и сострадательная забота, - вернее всего отвечает на вопрос о том, каковы были его истинные убеждения."
Полностью текст здесь: www.weavenworld.ru/books/C37/I93#6
This entry was originally posted at http://meladan.dreamwidth.org/441956.html. Please comment there using OpenID.