Г. П.
Литвинов. Когда вы сидите дома в кресле и читаете «Дон Кихота», как тут быть с «пониманием» и «деятельностной ситуацией»?
Г П: Вот я для себя хотел бы понять, почему мне так не нравится си¬деть дома в кресле и читать «Дон Кихота», почему меня с малых лет никто не мог никогда заставить это делать и почему я и сейчас этого терпеть не могу.
Литвинов. Хорошо, а «Мастера и Маргариту»?
Г П: А «Мастера и Маргариту» - всегда с удовольствием. Но обратите внимание: и в этом заключен ответ. Потому что для меня «Мастер и Маргарита» есть действующее произведение, которое объясняет мне, как надо жить и действовать. Я имею тот недостаток, что я очень деятельный, живу в деятельности. И кроме того, я никогда не делаю разницы между жизнью и книгой, т.е. для меня книги были учителями жизни. Я, по-моему, вам рассказывал, как одна женщина, дочь профессора психологии Московского университета, работавшая у меня в семинаре, как-то сказала: «Вы неисправимый человек, Георгий Петрович, вы до сих пор думаете, что книги надо читать, чтобы понять жизнь». И далее она мне разъяснила, что в наш век так думают только такие пожилые люди, как я. Но я действительно до сих пор воспринимаю книги не как чтиво, которым заполняют время в метро или в автобусе, а как то, что говорит о жизни и ее духовных основаниях. Поэтому я вам отвечаю: да я воспринимаю все это как определенные ситуации, в которых я имитирую свои возможные действия как правильные или неправильные. И, наверное, это мой недостаток, но я неисправим.
Г П: Вот я для себя хотел бы понять, почему мне так не нравится си¬деть дома в кресле и читать «Дон Кихота», почему меня с малых лет никто не мог никогда заставить это делать и почему я и сейчас этого терпеть не могу.
Литвинов. Хорошо, а «Мастера и Маргариту»?
Г П: А «Мастера и Маргариту» - всегда с удовольствием. Но обратите внимание: и в этом заключен ответ. Потому что для меня «Мастер и Маргарита» есть действующее произведение, которое объясняет мне, как надо жить и действовать. Я имею тот недостаток, что я очень деятельный, живу в деятельности. И кроме того, я никогда не делаю разницы между жизнью и книгой, т.е. для меня книги были учителями жизни. Я, по-моему, вам рассказывал, как одна женщина, дочь профессора психологии Московского университета, работавшая у меня в семинаре, как-то сказала: «Вы неисправимый человек, Георгий Петрович, вы до сих пор думаете, что книги надо читать, чтобы понять жизнь». И далее она мне разъяснила, что в наш век так думают только такие пожилые люди, как я. Но я действительно до сих пор воспринимаю книги не как чтиво, которым заполняют время в метро или в автобусе, а как то, что говорит о жизни и ее духовных основаниях. Поэтому я вам отвечаю: да я воспринимаю все это как определенные ситуации, в которых я имитирую свои возможные действия как правильные или неправильные. И, наверное, это мой недостаток, но я неисправим.