(no subject)
Как там - любят не за что-то, а вопреки.
Been there, done that. Это, когда оканчивается период, где ты без конца на полу-вздохе замираешь и не можешь прекратить лепетать куда-то в пространство ключицы что-то глупое вроде «а ты знаешь, а ведь ты словно окутан (на) тонким переливающимся сиянием и все в тебе так прекрасно», и начинаешь с легким удивлением чувствовать всякий ухаб, если скажет не то, что надо/хочешь услышать, а что-то совсем уж другое и не о том, видишь, как странно волосы торчат слева на виске (может, пригладь, а?), как ест, как говорит, как злится, - и все это так «по-человечески» и не парадно. И вот уже ты не барахтаешься в объятьях получеловека-полубога, который был сослан к тебе не землю за свои какие-то промахи.
Вместо него у тебя, оказывается, живет вполне себе обычное земное существо. Двуногое. Двурукое. С первичными и вторичными половыми признаками. Мальчик или девочка. Ничего у него там не сверкает и не вспыхивает тысячами огней. У существа, выходит, есть свои прошлые истории с такими же земными людьми, маленькие и не очень рубцы, видимые глазу и скрытые под кожей, свидетельствующие о том, что жизнь не всегда была с ним по-матерински ласкова. У существа есть дурные привычки, заскоки, глупости, фобии - целый чертов вагон, и обязанности у него мирские и со страхами он не борется с помощью мифического меча, поражающего всякого недруга. Разве что использует оный в качестве метафорического ментального оружия.
Ты видишь все это при полуденном солнце, которое с беспощадным ехидством подсвечивает все самые незначительные изъяны, хмыкаешь задумчиво, а затем тепло улыбаешься от безграничной нежности, обволакивающей нутро.
Потому что любишь за все остальное, что доказывает его небожественное происхождение и вопреки всему тому, от чего хочется тихо выскользнуть из-под одеяла и теплой руки и уйти на рассвете, не оставляя писем «dear john». Любишь своего земного человека. В этом любовь проста. Она не требует причин.
Для нелюбви же находятся сотни...
Вот я не люблю осень. И мне сейчас как-то нужно оправдаться. Ведь всякий раз, когда говоришь «не люблю», это глагол ставит тебя в положение обвиняемого, которому нужно держать ответ перед общественностью, пытаясь лихорадочно состряпать достойный и менее безучастный ответ на самый сложный в мире вопрос «почему». И печаль в том, что никто не удовлетворится ответом «не люблю и все». Нужна вескость и объективность в каждом из перечисленных «потому что». Ну, или хотя бы одном.
Так вот я не люблю осень. И вовсе не потому, что лето записано в мой генетический код, что я, как говорят родные, «июньская», и что это вообще должно хоть что-нибудь объяснять.
Вовсе не за то, что от колющего икры холода маниакально ищешь укрытия в доме/любимых руках, что не спасают книги, друзья, работа и даже коты (коты ведь должны спасать более всего, разве нет?).
Осень эгоистична, она прибирает нас к рукам, когда мы еще совсем тепленькие, от шлеек на плечах сплошь поблекшие полосочки, голова хмельно тяжела от, кажется, только-только выпитых летних сумерек и еще очень верится в мнимую постоянность этого дурманящего меда, этой тягучей сладкой реальности.
Осень - как новый, но уже не первый возлюбленный. Ей претит мысль о том, что кто-то посмел быть до нее. Поэтому она с таким упорством бросается уничтожать следы предшественника.
Что там было в твоем лете? Кто стал твоим июлем? Погоди, деточка, - шепчет осень, - холода отберут твое робкое маленькое имущество - воспоминания, которые консервируешь, а затем нежишь: тепло изученных рук, знойный ветер, который ластиться и тянет за подол платья, как любимая собака, крадущийся по щиколотке луч солнца - запертая в сердце бесконечность... То, что совсем недавно было таким же реальным, как горячий утренний кофе, назойливо звонящий телефон и - вот же черт! - чувство бесприютности, внезапно дрогнет и осыплется…
Не люблю осень.
Been there, done that. Это, когда оканчивается период, где ты без конца на полу-вздохе замираешь и не можешь прекратить лепетать куда-то в пространство ключицы что-то глупое вроде «а ты знаешь, а ведь ты словно окутан (на) тонким переливающимся сиянием и все в тебе так прекрасно», и начинаешь с легким удивлением чувствовать всякий ухаб, если скажет не то, что надо/хочешь услышать, а что-то совсем уж другое и не о том, видишь, как странно волосы торчат слева на виске (может, пригладь, а?), как ест, как говорит, как злится, - и все это так «по-человечески» и не парадно. И вот уже ты не барахтаешься в объятьях получеловека-полубога, который был сослан к тебе не землю за свои какие-то промахи.
Вместо него у тебя, оказывается, живет вполне себе обычное земное существо. Двуногое. Двурукое. С первичными и вторичными половыми признаками. Мальчик или девочка. Ничего у него там не сверкает и не вспыхивает тысячами огней. У существа, выходит, есть свои прошлые истории с такими же земными людьми, маленькие и не очень рубцы, видимые глазу и скрытые под кожей, свидетельствующие о том, что жизнь не всегда была с ним по-матерински ласкова. У существа есть дурные привычки, заскоки, глупости, фобии - целый чертов вагон, и обязанности у него мирские и со страхами он не борется с помощью мифического меча, поражающего всякого недруга. Разве что использует оный в качестве метафорического ментального оружия.
Ты видишь все это при полуденном солнце, которое с беспощадным ехидством подсвечивает все самые незначительные изъяны, хмыкаешь задумчиво, а затем тепло улыбаешься от безграничной нежности, обволакивающей нутро.
Потому что любишь за все остальное, что доказывает его небожественное происхождение и вопреки всему тому, от чего хочется тихо выскользнуть из-под одеяла и теплой руки и уйти на рассвете, не оставляя писем «dear john». Любишь своего земного человека. В этом любовь проста. Она не требует причин.
Для нелюбви же находятся сотни...
Вот я не люблю осень. И мне сейчас как-то нужно оправдаться. Ведь всякий раз, когда говоришь «не люблю», это глагол ставит тебя в положение обвиняемого, которому нужно держать ответ перед общественностью, пытаясь лихорадочно состряпать достойный и менее безучастный ответ на самый сложный в мире вопрос «почему». И печаль в том, что никто не удовлетворится ответом «не люблю и все». Нужна вескость и объективность в каждом из перечисленных «потому что». Ну, или хотя бы одном.
Так вот я не люблю осень. И вовсе не потому, что лето записано в мой генетический код, что я, как говорят родные, «июньская», и что это вообще должно хоть что-нибудь объяснять.
Вовсе не за то, что от колющего икры холода маниакально ищешь укрытия в доме/любимых руках, что не спасают книги, друзья, работа и даже коты (коты ведь должны спасать более всего, разве нет?).
Осень эгоистична, она прибирает нас к рукам, когда мы еще совсем тепленькие, от шлеек на плечах сплошь поблекшие полосочки, голова хмельно тяжела от, кажется, только-только выпитых летних сумерек и еще очень верится в мнимую постоянность этого дурманящего меда, этой тягучей сладкой реальности.
Осень - как новый, но уже не первый возлюбленный. Ей претит мысль о том, что кто-то посмел быть до нее. Поэтому она с таким упорством бросается уничтожать следы предшественника.
Что там было в твоем лете? Кто стал твоим июлем? Погоди, деточка, - шепчет осень, - холода отберут твое робкое маленькое имущество - воспоминания, которые консервируешь, а затем нежишь: тепло изученных рук, знойный ветер, который ластиться и тянет за подол платья, как любимая собака, крадущийся по щиколотке луч солнца - запертая в сердце бесконечность... То, что совсем недавно было таким же реальным, как горячий утренний кофе, назойливо звонящий телефон и - вот же черт! - чувство бесприютности, внезапно дрогнет и осыплется…
Не люблю осень.