Повседневное
Дурацкая неделя какая-то. Сплошь беготня и дедлайны на работе, притом что КПД, в общем-то, весьма небольшой. В четверг вот в кои-то веки была чудесная погода, а не то серое-сопливое нечто, временами заметаемое подкопченным снежком, что исправно встречало за порогом с понедельника. Думала погулять, пройтись пешком побольше. Авотфигвам. Никогда нельзя думать такие мысли в офисе, офис это чует. В итоге сидела в редакции до темноты, перелопатила кучу работы, такое впечатление, что нужной только мне (при этом с меня же и спросят в случае чего), пока доехала домой, уже ничего не хотелось, только что забежала в ателье и забрала сданные в починку джинсы. (Кстати, если у кого из московских френдов образовались на джинсах неконцептуальные дырки - я могу подсказать, где их просто волшебно зашьют. Там еще и приемщица (полагаю, что она же и мастерица) очень позитивная женщина, и поболтает, и пакетик даст, чтоб донести вещь до дома. Вот прям несказанно уважаю людей, которые так делают свою работу.)
Сегодня утречко тоже вышло то еще. Я как раз умывала сонную физиономию над раковиной, когда необычайно громкий и отчаянный звонок в дверь заставил прервать утренний ритуал и выглянуть из квартиры. На лестничной площадке стояла соседка, радостно проинформировавшая: "Ой, знаете, а мы горим!" Надо сказать, подобные новости с утра бодрят необычайно, но в итоге все оказалось не столь драматично. Просто задымился распределительный щиток на лестнице, бдительная соседка засекла запах горящей изоляции и вызвала аварийку. Пришел меланхоличный электрик, вскрыл щиток, поковырялся там, все исправил. Все про все заняло часа два. Воду для утреннего чая я грела в кастрюльке. И на всякий случай держала под рукой портфель с документами.
Зато когда вечером шла в додзе, стала свидетельницей редкого зрелища. Вот просто шла-шла сквозь косые струи мокрого и довольно противного снега и вдруг услышала какой-то необычный шум - нечто среднее между звоном бубенчиков и стрекотом цикад в полуденный час. Несколько деревьев рядом со школьным двором просто вибрировали от птичьего щебета. Эдакие причудливые карильоны в форме древесных крон... Я секунду постояла, потом не выдержала, свернула с дорожки и подошла ближе - и увидела, что это расселась целая стая свиристелей. Сидят такие красивые среди белых, точно засахаренных веточек... Ну и шуму от них было, надо сказать! Кажется, могли бы дребезжать стекла в соседних домах. Я прямо поражалась, что больше никто из прохожих не обращал внимания.
Перечитываю сейчас биографию Жорж Санд авторства Андрэ Моруа. Забавно, как он, в общем-то, весьма сочувственно описывает явно несправедливые ограничения, которым подвергалась Санд, как и любая женщина того времени, и в то же время явно считает эти ограничения чем-то природным и естественным, "так было, есть и будет". Но вообще книга очень приятная, Моруа как-то ухитрился соблюсти баланс между откровенностью (до определенного своей эпохой предела, конечно же, - отношения Санд с Мари Дорваль он описывает исключительно обтекаемо) и тактичностью. Отнюдь не идеализируя свою героиню, он все же не скатывается в пошлое перетряхивание ее белья, а анализируя ошибки, не забывает отдать должное ее достоинствам - многим современным биографам стоит поучиться.
И кстати, еще интересное. Моруа не раз и не два говорит, что Санд была "самоотверженная мать", для него это нечто само собой разумеющееся, аксиома. Меж тем по нынешним временам Санд никак не тянет на ангел-маменьку, так, она иной раз по нескольку месяцев не видела детей, сына помещала в пансион, и вообще никогда не стоял у нее вопрос о том, чтобы ограничивать себя ради детей в работе - или в любовниках. Сейчас бы ее заклеймили кукушкой, но, очевидно, в ее времена (и во времена Моруа еще!) стандарт материнства был иной, и даже муж, как ни старался он опорочить Санд в глазах судьи, не смог при разводе вытребовать себе исключительное право на детей, а ведь в то время приоритет в судах отдавался отцу. Так меняется представление о должном и недолжном...
Сегодня утречко тоже вышло то еще. Я как раз умывала сонную физиономию над раковиной, когда необычайно громкий и отчаянный звонок в дверь заставил прервать утренний ритуал и выглянуть из квартиры. На лестничной площадке стояла соседка, радостно проинформировавшая: "Ой, знаете, а мы горим!" Надо сказать, подобные новости с утра бодрят необычайно, но в итоге все оказалось не столь драматично. Просто задымился распределительный щиток на лестнице, бдительная соседка засекла запах горящей изоляции и вызвала аварийку. Пришел меланхоличный электрик, вскрыл щиток, поковырялся там, все исправил. Все про все заняло часа два. Воду для утреннего чая я грела в кастрюльке. И на всякий случай держала под рукой портфель с документами.
Зато когда вечером шла в додзе, стала свидетельницей редкого зрелища. Вот просто шла-шла сквозь косые струи мокрого и довольно противного снега и вдруг услышала какой-то необычный шум - нечто среднее между звоном бубенчиков и стрекотом цикад в полуденный час. Несколько деревьев рядом со школьным двором просто вибрировали от птичьего щебета. Эдакие причудливые карильоны в форме древесных крон... Я секунду постояла, потом не выдержала, свернула с дорожки и подошла ближе - и увидела, что это расселась целая стая свиристелей. Сидят такие красивые среди белых, точно засахаренных веточек... Ну и шуму от них было, надо сказать! Кажется, могли бы дребезжать стекла в соседних домах. Я прямо поражалась, что больше никто из прохожих не обращал внимания.
Перечитываю сейчас биографию Жорж Санд авторства Андрэ Моруа. Забавно, как он, в общем-то, весьма сочувственно описывает явно несправедливые ограничения, которым подвергалась Санд, как и любая женщина того времени, и в то же время явно считает эти ограничения чем-то природным и естественным, "так было, есть и будет". Но вообще книга очень приятная, Моруа как-то ухитрился соблюсти баланс между откровенностью (до определенного своей эпохой предела, конечно же, - отношения Санд с Мари Дорваль он описывает исключительно обтекаемо) и тактичностью. Отнюдь не идеализируя свою героиню, он все же не скатывается в пошлое перетряхивание ее белья, а анализируя ошибки, не забывает отдать должное ее достоинствам - многим современным биографам стоит поучиться.
И кстати, еще интересное. Моруа не раз и не два говорит, что Санд была "самоотверженная мать", для него это нечто само собой разумеющееся, аксиома. Меж тем по нынешним временам Санд никак не тянет на ангел-маменьку, так, она иной раз по нескольку месяцев не видела детей, сына помещала в пансион, и вообще никогда не стоял у нее вопрос о том, чтобы ограничивать себя ради детей в работе - или в любовниках. Сейчас бы ее заклеймили кукушкой, но, очевидно, в ее времена (и во времена Моруа еще!) стандарт материнства был иной, и даже муж, как ни старался он опорочить Санд в глазах судьи, не смог при разводе вытребовать себе исключительное право на детей, а ведь в то время приоритет в судах отдавался отцу. Так меняется представление о должном и недолжном...