Страшная болезнь инсульт
Однорукого мужика по имени Николай, знающего прорву старых шуток, на койке смирения сменил водитель лесовоза, он же певец храпом... по имени Николай. Певца храпом Николая, увы, выселили в другой корпус, и на его место пришел крупный солидный господин с ухоженной седой бородкой. По имени Николай.
Ебать, друзья, это заговор. Или доктора в какой-то свой замысловатый тетрис играют. Четвертый Николай в одной палате за две недели - это, совершенно очевидно, "длинная" упала.
И первое, что означенный господин Николай сделал, это толкнул пламенную речь о том, что раз Бог допускает такие мучения людей (тут Николай указал на всех нас, скорбных), то его, Бога, нет. После чего солидный господин внезапно перестал говорить членораздельно и перешел на татарский язык с редкими русскими матами. Я его, к примеру, еле понял, когда он, увидев, что я собираюсь в город, попросил купить ему местных газет. За которые он, подлец, мне денег так и не отдал. То есть, вообще-то, попытался отдать. "Быр-быр-быр", - говорит. В смысле, сколько я тебе должен. Я говорю: 20 рублей. Он царственным жестом (а надо сказать, что по типажу он вылитый наш американский начальник Терминала - тот ещё горделивый плантатор-рабовладелец) достает из кошелька горсть мелочи и со словами "Быр-быр-быр" ("Вот здесь, по идее, должно хватить") протягивает её мне. В горсти оказывается два рубля шестьдесят копеек, но у плантатора при этом такой вид, будто он мне только что пожаловал шубу из шанхайских барсов с плантаторского плеча. Страшная болезнь инсульт, ох, страшная!
А вечером я ловлю его ссущим в раковину и поднимаю такую несусветную матерную ругань, что начальник терминала подпрыгивает в воздух на восемьдесят сантиметров, приземляется на четвереньки, на четвереньках бежит в туалет, доделывает там начатое, возвращается в кубрик, прячется под одеяло и мгновенно засыпает. Нет, ну правда, инсульт инсультом, но мы там, вообще-то, посуду моем и зубы чистим (вернее, я один мою, и я один чищу, все остальные лежат по отведенным местам и глядят в потолок), а ему туда, вишь, ссать угодно! Я ему так словами и сказал: дома, блять, у себя хоть но углам гадь, а в больнице будь любезен остепенять своих внутренних демонов. Не знаю, понял ли он меня - по его виду сложно было разобрать. Страшная болезнь инсульт, товарищи.
Итоговая диспозиция: один сумасшедший с газетами; один, беспрестанно проливающий на себя мочу из банки; один, лежащий неподвижно, глядящий на всех с ненавистью и выплёвывающий целебные снадобья (я боюсь, я скоро перестану его вежливо уговаривать и начну тупо пиздить). Все трое говорят на чистейшем арабском языке, при этом друг друга, что характерно, тоже не понимают.
Ох.
Страшная болезнь инсульт, товарищи. Избегайте её всеми силами.
Ебать, друзья, это заговор. Или доктора в какой-то свой замысловатый тетрис играют. Четвертый Николай в одной палате за две недели - это, совершенно очевидно, "длинная" упала.
И первое, что означенный господин Николай сделал, это толкнул пламенную речь о том, что раз Бог допускает такие мучения людей (тут Николай указал на всех нас, скорбных), то его, Бога, нет. После чего солидный господин внезапно перестал говорить членораздельно и перешел на татарский язык с редкими русскими матами. Я его, к примеру, еле понял, когда он, увидев, что я собираюсь в город, попросил купить ему местных газет. За которые он, подлец, мне денег так и не отдал. То есть, вообще-то, попытался отдать. "Быр-быр-быр", - говорит. В смысле, сколько я тебе должен. Я говорю: 20 рублей. Он царственным жестом (а надо сказать, что по типажу он вылитый наш американский начальник Терминала - тот ещё горделивый плантатор-рабовладелец) достает из кошелька горсть мелочи и со словами "Быр-быр-быр" ("Вот здесь, по идее, должно хватить") протягивает её мне. В горсти оказывается два рубля шестьдесят копеек, но у плантатора при этом такой вид, будто он мне только что пожаловал шубу из шанхайских барсов с плантаторского плеча. Страшная болезнь инсульт, ох, страшная!
А вечером я ловлю его ссущим в раковину и поднимаю такую несусветную матерную ругань, что начальник терминала подпрыгивает в воздух на восемьдесят сантиметров, приземляется на четвереньки, на четвереньках бежит в туалет, доделывает там начатое, возвращается в кубрик, прячется под одеяло и мгновенно засыпает. Нет, ну правда, инсульт инсультом, но мы там, вообще-то, посуду моем и зубы чистим (вернее, я один мою, и я один чищу, все остальные лежат по отведенным местам и глядят в потолок), а ему туда, вишь, ссать угодно! Я ему так словами и сказал: дома, блять, у себя хоть но углам гадь, а в больнице будь любезен остепенять своих внутренних демонов. Не знаю, понял ли он меня - по его виду сложно было разобрать. Страшная болезнь инсульт, товарищи.
Итоговая диспозиция: один сумасшедший с газетами; один, беспрестанно проливающий на себя мочу из банки; один, лежащий неподвижно, глядящий на всех с ненавистью и выплёвывающий целебные снадобья (я боюсь, я скоро перестану его вежливо уговаривать и начну тупо пиздить). Все трое говорят на чистейшем арабском языке, при этом друг друга, что характерно, тоже не понимают.
Ох.
Страшная болезнь инсульт, товарищи. Избегайте её всеми силами.