запись Ильи: Николай Минский и Гавриил Державин
Известное стихотворение Николая Минского «Как сон, пройдут дела и помыслы людей…» (1887) отсылает сразу к двум стихотворениям Державина - к предсмертной «грифельной оде» («Река времен в своем стремленьи…», 1816), но особенно - к заключительной части стихотворения «Евгению. Жизнь Званская» (1807), начиная со строфы:
Разрушится сей дом, засохнет бор и сад,
Не воспомянется нигде и имя Званки;
Но сов, сычей из дупл огнезеленый взгляд
И разве дым сверкнет с землянки.
Эта неожиданная для сегодняшнего взгляда актуализация Державина в 1880-х годах отчасти может быть объяснена тем, что в 1870-х годах Я. Грот, как известно, выпустил собрание сочинений Державина - очевидно, Минский его прочитал и впечатлился.:) Но важно не упустить другого. Державин в своей поэме очень способствовал укреплению в русской предромантической поэзии эстетического культа руин, причем у него руины будущие, воображаемые, указывающие на бренность всего делаемого людьми - это очень хорошо разобрано в книге Татьяны Смоляровой «Зримая лирика. Державин». Минский - кажется, вослед державинской же «грифельной оде» -- переводит руины в спиритуальный план, формирует отчетливое двоемирие земной действительности и воображаемой, основанной на волении «творимой легенды» (у Державина это двоемирие начисто отсутствует). Одновременно Минский как бы УДВАИВАЕТ же и державинскую строфику: у Державина -- Я6Я6Я6Я4 (aBaB), у Минского - Я6Я6Я4Я6Я6Я4 (aaBccB). То есть изменение строфики резонирует с трансформацией содержания.
Не знаете ли, уважаемые коллеги, не писал ли кто-нибудь об этом?