взяла у mir_lacki
КАЗАЦКАЯ ПРИТЧА О СУЖЕНОЙ
Вот один казак действительную отслужил и на Балканах повоевать успел, а всё неженатым был. Эта ему девка не та, а та - не эта. Раз его отец здорово осерчал и говорит:
- Евлоха (а его Евлохой именовали), или зараз женишься, или тебя вовсе не женю.
В ответ Евлоха токо плечами пожал.
Мать у печки расстроенная сидит, опять махотку разбила. Руки-то уже не те стали, ухват не держат.
- Иль не вишь, - говорит отец, - старые мы уж с матерей, в доме помощница нужна. Мать запоном утирается.
- Дюже ты тенегубый. А мне на старости с внучком побаловаться хочется.
Вздохнул казак тяжело. Нету у него к девкам интересу. Сказать бы, что больной какой иль калека, так руки-ноги целы, глянешь на него - молодец молодцом.
В те времена родительское слово было крепкое. Как батяня скажет, так оно и будет: не даст благословения, если с этим делом ещё потянуть.
Пошёл Евлоха на посиделки. То на одну девку посмотрит, то на другую. Все они одинаковые, и в каждой свой изьян есть. Не расцветает у казака душа, на них глядючи, не замирает сладко сердце.
День ходит на посиделки, другой - никакого толку. Ни одну девку себе не присмот-рел. Помаялся казак ещё один день. Наконец не выдержал родительских укоров, оседлал коня да поехал суженую искать.
А это тогда считалось делом пропащим: если в своей станице девку не облюбовал, в другой - не каждому отдадут.
Вот, значит, едет Евлоха от станицы к станице, да всё без результату, ни одна ему девица не глянулась.
Видит он как-то, посреди дороги девка стоит. Замухоренная нечёса, лохмотами тока-тока срамоту свою прикрыла. Про таких в народе говорят: такая красава, что в окно глянет - конь прянет, во двор выйдет - три дня собаки гавкают.
- Возьми, - говорит, - меня с собой.
- А кто ты така есть, чтобы я тебя с собой брал? - спрашивает её Евлоха. А та отвечает. Да так уверенно:
- Я суженая твоя.
Дрогнуло сердце у казака от таких слов, но виду не подал. Рассмеялся.
- Больно прыткая. Ко мне девки клонились - ни тебе чета и то ни одна не глянулась.
- Поэтому тебе досе никто не глянулся, - говорит девка, - что я твоя суженая, а ты мой единственный.
«Вот заялдычила, - думает Евлоха. - Твердокаменная какая!» И спрашивает:
- Почему ты знаешь, что я твой единственный?
- А ты ко мне каждую ночь во сне приходишь. Повеселел казак.
- Ну-у, я-то крепко сплю. Сны мне не видятся.
А сам думает: «Не приведи, Господи, чтобы такая приснилась!».
- Возьми меня, - говорит грязнуха, - не пожалеешь.
- Ещё чо! - возмутился казак. - Не возьму, и не проси. Уйди лучше с дороги. Молчит грязнуха, но с дороги не уходит. Глянул на неё Евлоха ещё раз: уж дюже неприглядная.
Запротивилось у него в душе, забрезгало.
- Не балуй, - говорит. - Уйди!
И хотел казак её объехать. Да никак! Не идёт конь. Встал как вкопанный. Казак его в шенкеля. Да плёточкой. Не идёт. Что за наваждение? Подрастерялся Евлоха. В пот его кинуло. И говорит:
- Мне всё одно с тобой не по пути.
Повернул коня и пустил его в галоп в обратную сторону. Сколько проскакал, перешел на рысь. В досаде весь. Что за случай такой вышел?
Увидел казак, церковные купола виднеются: знать, станица недалече.
«Доеду, - думает,- до станицы, в церкву схожу. И попрошу Господа дать мне встрек суженую».
Доехал. Солнышко блескучее. Погода играет.
Подъехал к храму. С коня слез, на себе порядок навёл. Заходит: народу никого. Полумрак в церкви, тока свечи горят. Тихо. Спокойно на душе у казака. Упал Евлоха на колени иконами, долго молился. Вдруг слышит за спиной шепоток. Оглянулся: нету никого. А голос-то вроде бы знакомый будет. Никак, опять она - та самая замараха. Страсть вошла в заиграла в его душе досада.
Вышел из храма. Ветер тут поднялся. Пылью Евлоху обдал. Солнце тучей заслонило Зябко казаку стало, нехорошо.
Вскочил казак на коня и поехал прочь от станицы. Мысли тревожные. Долго так ехал. Очнулся. Вроде смеркаться начало. Надоть где-то на постой останавливаться. Видит, копёц сена стоит. Чем не ночлег? Зарылся в сено, веки смежил. Не идёт сон. А тут луна выи полная. Льёт белым светом на всю округу, не даёт покоя.
Вдруг слышит: сено зашелестело. Чтой-то? Може, конь? Потом чья-то рука по лицу его - лап. Раз да другой. Занемел Евлоха. Ни рукой двинуть, ни слова вымолвить. И голос: «Су женый мой...» Ведьмака! Схватил казак шашку и махнул сгоряча. Застонала дева, заохала Закричала-запричитала. Зацепил её, видать, казак шашечкой-то.
Слетел Евлоха с копёшки, колотит его. Холодным потом обдаёт. Призвал коня. В сторону копёшки не оглядывается. Боязно. На коня. И в бега.
Остальную дорогу сделал наугад.
Долго кружил по перелескам да по займищам, пока сердце своё успокоил. Ишь какая ведь повадливая девица оказалась!
Видит, вроде костерок на поляне горит. И люди об чём-то гутарят. Подъехал потихоньку. Прислушался. Понял - разбойники добычу дуванят. Двое себе злато-серебро поделили. А молодому девица досталась. Молодой разбойник возмущается: зачем ему такая девица, иль в воровстве он не первым был? И до драки дело доходит. Вот-вот сцепятся.
- Ну, коль она тебе не нужна, то мне в самый раз, - прошептал Евлоха.
Вынул он пистоль и стрелил вверх. Крикнул-гукнул. Разбойники наутёк кинулися. А казак девицу подхватил на коня и айда прочь от этого места.
Едут они. Девица припала к нему. Сердечко бьётся часто, как у воробья. Обнял её покрепче. И подумал: «Вот она, суженая моя».
Слышит, она ему шепчет:
- Говорила я тебе, что твоя суженая.
Ба! Да это ж та самая девка-грязнуха. Да что ж за напасть такая, Господи!
Ссадил казак её с коня, словно мешок сбросил:
- Доняла ты меня измором!
И опять в бега кинулся.
Долго ли, коротко ли времечко прошло, вернулся Евлоха домой насупоренный. Не нашёл, кого искал. Мать его встречает. Посмотрела на него, головой покачала. Что тут говорить, единственное дитятко и так понять можно. Видит казак, девица по двору ходит. Спрашивает у матери:
- Кто така?
- Да работница наша, Маруня. Сиротинка. Пришла к нам в хату. А счас гляди, какая чисторядная. Работа в её руках так и горит.
А Евлоха уже матерю не слушает. Насторожился. Подошёл к девице. Плёточкой помахивает.
- Кто така, говори?!
- Кто така, не знаю, - отвечает она. - Сирота я, с малолетства по людям ходила. Смекает Евлоха, голос вроде бы не тот, что у грязнухи. Та натужно говорила, а эта будто колокольчиком прозвенела. И лицом Маруня бела, и чисторядная, и скромная, видать, вишь глаза потупила. Отошёл Евлоха от Маруни, говорит матери:
- Ничё девка, узюмная. Матери эти слова по сердцу.
- Мне Маруня уже как родная стала, - говорит мать. - Ты к ней приглядись. Как раз по тебе девка, право слово.
Махнул казак рукой, мол, всё равно. И пошёл с дороги прилечь.
Вечером отец с поля приехал.
- Женить его надо. Нечего более с этим делом тянуть. Сказал, как отрубил.
Собрал отец на совет всех родственников. Позвали Евлоху. Отец спрашивает его:
- Кого за тебя будем сватать?
Отвечает Евлоха:
- Лишь бы для вас была хороша, а для меня будет.
- А ты своего ума-разума приложи.
- Я из вашей воли не выхожу.
- Ишь какой слухмённый сделался! Иди! Совет будем держать
Судили-рядили. Так-сяк. Жена не сапог, с ноги не снимешь. Порешили: пусть жребий тянет. Ему век вековать. Пусть на себя и пеняет, если что не так.
Написали на бумажечках имена всех девок станицы, что на выданье. Мать настояла, чтоб и Маруню туда тож вписали. Свернули бумажечкт трубочками и положили в красный угол, под иконами.
На том и разошлись.
Чуть свет подняли Евлоху родители. Помолились, Взял Евлоха жребий. А там Марунино имя написано. Вдруг защело у казака сладко на сердце. Облегчение на душе. Как будто ждал этого.
Сели за стол, Маруню пока не зовут. Отец покрякивает. Мать довольна: по её получилось.
- Ну, что ж, - говорит отец, - она с виду приятная походка ровная, да не дура, кажись.
Мать ему вторит: - Невеста справная, работящая и смирная.
Посмотрела на хозяина: чтой-то он насупурился. И слукавила:
- Мужу жена будет хороша, да мне, грешной матери, каков почёт будет?
И всплакнула. Клюнул на приманку отец. Согбенную спину разогнул. Бороду огладил. Глазищами сверкнул. Есть ещё сила в казаке. На убыль не вся ушла.
- Не бойся, старуха, я-то на что? Из-под моей руки не вырвется. И хлоп! - по столу кулаком. А матери того и надобно.
- Ладно,- говорит. И вздохнула облегчённо. Евлоха рядом сидит. Кубыть это дело его некасаемо. Призвали Маруню. Спрашивают: согласна ли за Евлоху замуж иттить? Та глаза потупила и отвечает: согласна, мол. И вышла. С достоинством, кубыть дело это неё давным-давно решённое.
В день свадьбы поехали молодые в церковь. Там батюшка их спрашивает:
- Дружелюбно ли венчаетесь?
- Дружелюбно, - отвечает Евлоха.
- Дружелюбно, - вторит ему Маруня.
Стали колечками меняться. Сомнения опять запали Евлохе в душу: увидел он шрам на руке своей невесты.
Приехали домой. Пир горой. А Евлоху беспокойство маит. На Маруню не смотрит: ему не до веселья. Наконец решился выйти. Дружка его не пускает: не положено.
- Да мне, - говорит Евлоха, - до ветру. Я мигом. А то нутро от угощений себя отказывает.
Побежал он в баню. Обыскался. А всё одно нашёл, что искал. Вот они, лохмоты Марунины. Они самые. Бросил их Евлоха в печь. И вернулся к невесте. Та спрашивает:
- В бане был? И улыбается.
- Ага, был.
- Говорила я тебе, что суженая я твоя.
Вздохнул Евлоха с облегчением, тож разулыбался.
- Да, видно наши жизни с тобой давно пересеклись.
Тут гости «горько» закричали.
И поцеловались они.
Правду в народе говорят: суженую конём не объедешь. Кому какая доля достанется, так всё и сбудется. И кому на ком жениться - как показано, так и будет. Хоть вы за тридевять земель будете - ничего: сыщете друг друга.