Кормилец. Часть II. "Как умирают лошади".
Оригинал взят у prostitutka_ket в Кормилец. Часть II. "Как умирают лошади".
Да, это была история с продолжением. Я написала в прошлый раз не всё, решила, что для раза - слишком много там всего, и будет очень длинно.
Начало тут.
Буквально дня через два после того, как Сашка нам тогда всё рассказала, Макс приехал домой. Приехал в совершенно буквальном смысле - на той самой машине, которую так хотел. Сказал, за триста пятьдесят, чуть сторговался.
Зашёл домой сияющий, широким жестом, с видом победителя, вывел Сашку во двор. Ему так хотелось похвастаться, что он совершенно не замечал выражения её лица.
Увидел только когда она заплакала.
А она именно заплакала. Произошло то, чего она боялась - он сам решил и сам всё сделал.
В следующую минуту Макс вспылил. Он заорал, что вот она всегда такая - в самый неподходящий момент портит ему настроение, Сашка развернулась, пошла домой и закрылась в ванной.
Ревела долго, потом вышла и за весь вечер они не сказали друг другу ни слова. Он ходил злой, да и говорить ему что-то уже после того, как он всё сделал, было бессмысленно.
А Сашка всё чётче понимала, что в этот день их семья серьёзно затрещала по швам.
Потому что для неё определилась роль молчаливой кобылы, тянущей весь плуг.
Выходило, что принял решение он, принял и за неё тоже, а ей оставалось кормить и обеспечивать взрослого мужика и его дочь. В ближайший год как минимум.
Она, по сути, и так это делала, но он приносил хоть какие-то деньги, на хоть какой-то минимум. А что будет теперь?
И ладно, если был бы форс-мажор, они проходили это, когда Макс остался без работы, и полгода искал. Сашка впряглась тогда молча и без слов, потому что не его вина, иначе было никак. Но сейчас, вот так, сознательно и в омут… потому что у него случилась прихоть?
(Где он взял все деньги на неё - осталось загадкой. В заначке остались лежать те отложенные ею когда-то четыре тысячи долларов, на которые он рассчитывал вначале, думая, что возьмёт их, а ещё шесть одолжит. Но, видимо, одолжил полную сумму. И хорошо, если десять… О том, что, по всему выходит, долга больше, чем на год, и что переоформление тоже чего-то да стоит, Сашка подумала уже потом.)
Макс её подавленного состояния совсем не замечал. У него была игрушка. Уже на следующий день он был совершенно счастлив и весел, лихо въехал во двор, и, закрыв машину, любовно погладил её по боку.
Сашка смотрела из окна и чувствовала, как внутри неё поднимается злость.
Злость была обоснована.
Буквально полчаса назад Саша припёрла из магазина пакет продуктов, ничего сверхдорогого, мясо, молочка, овощи-фрукты, зелень… оставила три двести. Хозяйственная Сашка знала: в их семье из трёх человек эти продукты уйдут дня за два-три.
Макс зашёл домой, разделся, поел, потом буркнул Сашке, что нужно переоформить страховку, да и вообще заправиться, и пошёл к тумбочке с деньгами. Сашка даже не стала спрашивать, сколько ему нужно. Боялась взорваться, да и разговаривать с мужем совсем не хотелось.
А пересчитать - так она и сама не помнила, сколько там точно лежит денег. Она, когда в очередной раз добавляла, не посчитала остаток.
Потом вышла покурить и позвонила приятелю, рассказала про всё. Тот посмеялся, но что-то прояснил. Сказал: страховка - около пяти тысяч, туда-сюда.
Через два дня Макс повернул в не положенном месте. Дома потом долго бушевал: он же ездил по этой дороге раньше, ну раньше ж было можно, он же помнит! Грёбаный гаишник, ну как спрятался-то, а!
Ещё через несколько дней он получил зарплату. Из сорока донёс домой чуть меньше двадцати двух тысяч (вычел ежемесячный долг другу). Сашка приняла деньги хмуро и молча, и не стала, как обычно, его целовать.
В уме сами собой крутились цифры: он донёс двадцать две тысячи, но уже за предшествующую неделю, по её подсчетам, взял из тумбочки около семи: страховки, заправки, поворот, ещё какие-то крайне, на его взгляд, необходимые в машине штуки, о которых он бормотал.
А ещё месяц заправляться, а ещё неизвестно, что нарушит, а ещё… господи, только чтоб не сломалась!
В эти дни Сашка уже свыкалась с одной очень горькой мыслью.
Это был внутренний протест, который поднимался с такой силой, что Сашка не могла его остановить.
Бомбануло, когда Максим за ужином обмолвился, что ему нужна десятка на другие шины, ну и монтаж, а то старые - никуда, он уже нашел то, что нужно, экономит, бэушные берёт…
Сашка положила вилку и разревелась. Его зарплата таяла просто на глазах.
Падчерица, почувствовав бурю, ушла в комнату.
Сашка сорвалась. Она говорила про чёртову машину, которую он ей навязал; про то, сколько на неё уже уходит, а сколько ещё уйдёт; про его, Максима, зарплату; про то, что она, женщина, при таком раскладе теперь вынуждена тянуть на себе это всё; про то, что так нельзя, в конце-концов!
Он в ответ разорался, что если она не хочет тянуть - пусть не тянет, её вообще никто не просит, а машина у него есть и будет! И он на неё за-ра-ба-ты-ва-ет!
А она просто не желает его понимать! Ишь какая, они семья, всё общее, всё пополам, а она смеет считать его расходы!
Саша оделась и ушла. Говорить с ним было бесполезно.
Шла, ревела, кипела. То есть, выходит, она не должна считать его расходы, потому что они семья, но уж коль семья, то почему он не прислушался к ней, когда делал эту чёртову покупку? Они ведь семья и надо считаться и с ней! Почему он не подумал о том, сколько всего после его единоличного решения ляжет на плечи женщины в этой семье?
Почему выходит так, что раз семья, то не он её кормит, а она - его? Да не просто его одного, а и дочку от первого брака, которая, по сути-то, не имеет к ней ни малейшего отношения?
И будет кормить в ближайший год как минимум. А то и два. И не потому, что была необходимость.
А потому что прихоть… прихоть… его прихоть!
Выходит, семья они только тогда, когда это выгодно ему?
В конце концов, она хотела забеременеть в ближайший год. Но беременность ведь тоже потребует денег, а на ней и так много всего уже навешано.
Она шла и просчитывала варианты.
Отпустить ситуацию и жить как раньше, вкладывая все свои деньги? Психологически не сможет, уже зная всё это. Она ведь каждый день будет думать о том, что… и как быстро уйдёт уважение? Оно уже тает, тает страшно быстро. А как жить без уважения к своему мужчине?
Что если психануть и вообще не положить своих денег?
Жить… на его остающиеся двести долларов жить? А ведь даже двухсот в этом месяце уже не осталось. А в следующем? А потом? Втроём?!
Положить совсем немного? Тоже двести? Глупость, демарш, а что в итоге? Да, он, наверное, разозлится и одолжит где-то, чтоб протянуть. Но с чего потом отдавать долг?
Снова придётся впрячься ей.
Вложить хотя бы тысячу на следующий месяц? Но ведь всё равно на круг выйдет, что это в пять раз больше, чем остаётся от его зарплаты, и она всё равно будет жить понимая, что она всех кормит. Только теперь жить уже хуже, намного, гораздо хуже, чем раньше.
И чем хуже они будут жить, тем хуже будет и лично ей. Она ведь тоже должна будет жрать картошку наравне со всеми.
И для того ли она работает? Чтоб жить вот так, считая мелочь в кошельке?
Слишком чётко стало понятно, что муж загнал Сашку в капкан. Из которого так просто не выбраться.
Да, вероятно, если она не станет вливаться в бюджет, через несколько месяцев до него дойдёт вся суть происходящего, он, возможно, одумается и продаст машину.
Но сколько времени на это нужно? А сколько ещё он будет эту машину продавать?
И одумается ли? Или, как многие мужики, привыкнет к аскетизму и перестанет его замечать?
И куда деть само осознание того, что он вообще смог так поступить?
Куда деть воспоминания о том, как Макс кричал, не желая её слушать, как был так безрассуден и глуп? Как забыть пришедшую уже мысль о том, что на него ведь, похоже, совсем нельзя положиться...
Всё это было сродни предательству.
Решение созревало мучительно, но очень упорно и быстро. Само по себе.
Сашка уже понимала: как раньше - не будет.
Она пришла домой и легла спать. Муж не сказал ни слова.
На следующий день она снова попыталась с ним поговорить. Писала на бумажке, пыталась объяснить цифры, цены и расходы.
Отчаянная и глупая попытка. Он разорался, обозвал её ни в чём не смыслящей дурой, и демонстративно хлопнул дверью. Он насмерть отстаивал право на свою игрушку.
Утром Макс уехал на работу, а она вызвала грузовое такси. Собрала кофточки и джинсы, забрала игрушку-мишку, с которым переезжала к нему. Оставила на тумбочке кольцо.
На развод решила подать чуть позже. Давала ему шанс.
* * * * *
Начало этой истории, из предыдущей части, да и до этих звёздочек тоже, я знала уже несколько недель как. Всё думала, что вот как найду силы, сяду, напишу, фееричное же… но не доходили руки, не подбирались именно те слова. Так бывает.
А потом меня шандарахнуло, и я села, написала всё это за каких-то пару часов.
Случилось это, когда я узнала про финальный аккорд. Узнала, когда сидела рядом с Лизкой, болтавшей по скайпу с Сашкой, они дружны.
И, как услышала, так у меня и появились слова.
* * * * *
Больше недели Максим хранил молчание, только в первые два дня писал в смс, что не в его правилах бегать за женщинами, что раз она ушла - это её, исключительно её решение, и скатертью дорога, а он не бегал и бегать не будет! Даже за женой! Решила - иди! Он никого не собирается уговаривать, держать - и это принцип.
А потом он позвонил. Издёрганная Сашка обрадовалась звонку. Очень. Разрывать отношения, всё же, крайне мучительно, и для него, должно быть, тоже, и сейчас он, наверное, скажет ей, что обо всём подумал, всё понял, и позовёт её назад…
Они избавятся от машины и станут жить. Хотя бы как раньше.
Макс сухо поздоровался и спросил, подаст на развод она или это сделать ему?
Пока Сашка проглатывала тугой комок, вставший в горле, Макса прорвало. Он кричал, что она, тварь такая, его предала и уж такой гнусности он от неё никак не ожидал, чего угодно, но не такого; кричал, что она мелочна и скупа, что замуж, сука, выходила по расчёту, и много чего другого…
А потом выплюнул то, чего Сашка стерпеть не смогла.
Он сказал:
-Ты ушла и оставила нас без денег!
Сашка нажала на отбой и выключила телефон. Её трясло.
________
© Екатерина Безымянная
Да, это была история с продолжением. Я написала в прошлый раз не всё, решила, что для раза - слишком много там всего, и будет очень длинно.
Начало тут.
Буквально дня через два после того, как Сашка нам тогда всё рассказала, Макс приехал домой. Приехал в совершенно буквальном смысле - на той самой машине, которую так хотел. Сказал, за триста пятьдесят, чуть сторговался.
Зашёл домой сияющий, широким жестом, с видом победителя, вывел Сашку во двор. Ему так хотелось похвастаться, что он совершенно не замечал выражения её лица.
Увидел только когда она заплакала.
А она именно заплакала. Произошло то, чего она боялась - он сам решил и сам всё сделал.
В следующую минуту Макс вспылил. Он заорал, что вот она всегда такая - в самый неподходящий момент портит ему настроение, Сашка развернулась, пошла домой и закрылась в ванной.
Ревела долго, потом вышла и за весь вечер они не сказали друг другу ни слова. Он ходил злой, да и говорить ему что-то уже после того, как он всё сделал, было бессмысленно.
А Сашка всё чётче понимала, что в этот день их семья серьёзно затрещала по швам.
Потому что для неё определилась роль молчаливой кобылы, тянущей весь плуг.
Выходило, что принял решение он, принял и за неё тоже, а ей оставалось кормить и обеспечивать взрослого мужика и его дочь. В ближайший год как минимум.
Она, по сути, и так это делала, но он приносил хоть какие-то деньги, на хоть какой-то минимум. А что будет теперь?
И ладно, если был бы форс-мажор, они проходили это, когда Макс остался без работы, и полгода искал. Сашка впряглась тогда молча и без слов, потому что не его вина, иначе было никак. Но сейчас, вот так, сознательно и в омут… потому что у него случилась прихоть?
(Где он взял все деньги на неё - осталось загадкой. В заначке остались лежать те отложенные ею когда-то четыре тысячи долларов, на которые он рассчитывал вначале, думая, что возьмёт их, а ещё шесть одолжит. Но, видимо, одолжил полную сумму. И хорошо, если десять… О том, что, по всему выходит, долга больше, чем на год, и что переоформление тоже чего-то да стоит, Сашка подумала уже потом.)
Макс её подавленного состояния совсем не замечал. У него была игрушка. Уже на следующий день он был совершенно счастлив и весел, лихо въехал во двор, и, закрыв машину, любовно погладил её по боку.
Сашка смотрела из окна и чувствовала, как внутри неё поднимается злость.
Злость была обоснована.
Буквально полчаса назад Саша припёрла из магазина пакет продуктов, ничего сверхдорогого, мясо, молочка, овощи-фрукты, зелень… оставила три двести. Хозяйственная Сашка знала: в их семье из трёх человек эти продукты уйдут дня за два-три.
Макс зашёл домой, разделся, поел, потом буркнул Сашке, что нужно переоформить страховку, да и вообще заправиться, и пошёл к тумбочке с деньгами. Сашка даже не стала спрашивать, сколько ему нужно. Боялась взорваться, да и разговаривать с мужем совсем не хотелось.
А пересчитать - так она и сама не помнила, сколько там точно лежит денег. Она, когда в очередной раз добавляла, не посчитала остаток.
Потом вышла покурить и позвонила приятелю, рассказала про всё. Тот посмеялся, но что-то прояснил. Сказал: страховка - около пяти тысяч, туда-сюда.
Через два дня Макс повернул в не положенном месте. Дома потом долго бушевал: он же ездил по этой дороге раньше, ну раньше ж было можно, он же помнит! Грёбаный гаишник, ну как спрятался-то, а!
Ещё через несколько дней он получил зарплату. Из сорока донёс домой чуть меньше двадцати двух тысяч (вычел ежемесячный долг другу). Сашка приняла деньги хмуро и молча, и не стала, как обычно, его целовать.
В уме сами собой крутились цифры: он донёс двадцать две тысячи, но уже за предшествующую неделю, по её подсчетам, взял из тумбочки около семи: страховки, заправки, поворот, ещё какие-то крайне, на его взгляд, необходимые в машине штуки, о которых он бормотал.
А ещё месяц заправляться, а ещё неизвестно, что нарушит, а ещё… господи, только чтоб не сломалась!
В эти дни Сашка уже свыкалась с одной очень горькой мыслью.
Это был внутренний протест, который поднимался с такой силой, что Сашка не могла его остановить.
Бомбануло, когда Максим за ужином обмолвился, что ему нужна десятка на другие шины, ну и монтаж, а то старые - никуда, он уже нашел то, что нужно, экономит, бэушные берёт…
Сашка положила вилку и разревелась. Его зарплата таяла просто на глазах.
Падчерица, почувствовав бурю, ушла в комнату.
Сашка сорвалась. Она говорила про чёртову машину, которую он ей навязал; про то, сколько на неё уже уходит, а сколько ещё уйдёт; про его, Максима, зарплату; про то, что она, женщина, при таком раскладе теперь вынуждена тянуть на себе это всё; про то, что так нельзя, в конце-концов!
Он в ответ разорался, что если она не хочет тянуть - пусть не тянет, её вообще никто не просит, а машина у него есть и будет! И он на неё за-ра-ба-ты-ва-ет!
А она просто не желает его понимать! Ишь какая, они семья, всё общее, всё пополам, а она смеет считать его расходы!
Саша оделась и ушла. Говорить с ним было бесполезно.
Шла, ревела, кипела. То есть, выходит, она не должна считать его расходы, потому что они семья, но уж коль семья, то почему он не прислушался к ней, когда делал эту чёртову покупку? Они ведь семья и надо считаться и с ней! Почему он не подумал о том, сколько всего после его единоличного решения ляжет на плечи женщины в этой семье?
Почему выходит так, что раз семья, то не он её кормит, а она - его? Да не просто его одного, а и дочку от первого брака, которая, по сути-то, не имеет к ней ни малейшего отношения?
И будет кормить в ближайший год как минимум. А то и два. И не потому, что была необходимость.
А потому что прихоть… прихоть… его прихоть!
Выходит, семья они только тогда, когда это выгодно ему?
В конце концов, она хотела забеременеть в ближайший год. Но беременность ведь тоже потребует денег, а на ней и так много всего уже навешано.
Она шла и просчитывала варианты.
Отпустить ситуацию и жить как раньше, вкладывая все свои деньги? Психологически не сможет, уже зная всё это. Она ведь каждый день будет думать о том, что… и как быстро уйдёт уважение? Оно уже тает, тает страшно быстро. А как жить без уважения к своему мужчине?
Что если психануть и вообще не положить своих денег?
Жить… на его остающиеся двести долларов жить? А ведь даже двухсот в этом месяце уже не осталось. А в следующем? А потом? Втроём?!
Положить совсем немного? Тоже двести? Глупость, демарш, а что в итоге? Да, он, наверное, разозлится и одолжит где-то, чтоб протянуть. Но с чего потом отдавать долг?
Снова придётся впрячься ей.
Вложить хотя бы тысячу на следующий месяц? Но ведь всё равно на круг выйдет, что это в пять раз больше, чем остаётся от его зарплаты, и она всё равно будет жить понимая, что она всех кормит. Только теперь жить уже хуже, намного, гораздо хуже, чем раньше.
И чем хуже они будут жить, тем хуже будет и лично ей. Она ведь тоже должна будет жрать картошку наравне со всеми.
И для того ли она работает? Чтоб жить вот так, считая мелочь в кошельке?
Слишком чётко стало понятно, что муж загнал Сашку в капкан. Из которого так просто не выбраться.
Да, вероятно, если она не станет вливаться в бюджет, через несколько месяцев до него дойдёт вся суть происходящего, он, возможно, одумается и продаст машину.
Но сколько времени на это нужно? А сколько ещё он будет эту машину продавать?
И одумается ли? Или, как многие мужики, привыкнет к аскетизму и перестанет его замечать?
И куда деть само осознание того, что он вообще смог так поступить?
Куда деть воспоминания о том, как Макс кричал, не желая её слушать, как был так безрассуден и глуп? Как забыть пришедшую уже мысль о том, что на него ведь, похоже, совсем нельзя положиться...
Всё это было сродни предательству.
Решение созревало мучительно, но очень упорно и быстро. Само по себе.
Сашка уже понимала: как раньше - не будет.
Она пришла домой и легла спать. Муж не сказал ни слова.
На следующий день она снова попыталась с ним поговорить. Писала на бумажке, пыталась объяснить цифры, цены и расходы.
Отчаянная и глупая попытка. Он разорался, обозвал её ни в чём не смыслящей дурой, и демонстративно хлопнул дверью. Он насмерть отстаивал право на свою игрушку.
Утром Макс уехал на работу, а она вызвала грузовое такси. Собрала кофточки и джинсы, забрала игрушку-мишку, с которым переезжала к нему. Оставила на тумбочке кольцо.
На развод решила подать чуть позже. Давала ему шанс.
* * * * *
Начало этой истории, из предыдущей части, да и до этих звёздочек тоже, я знала уже несколько недель как. Всё думала, что вот как найду силы, сяду, напишу, фееричное же… но не доходили руки, не подбирались именно те слова. Так бывает.
А потом меня шандарахнуло, и я села, написала всё это за каких-то пару часов.
Случилось это, когда я узнала про финальный аккорд. Узнала, когда сидела рядом с Лизкой, болтавшей по скайпу с Сашкой, они дружны.
И, как услышала, так у меня и появились слова.
* * * * *
Больше недели Максим хранил молчание, только в первые два дня писал в смс, что не в его правилах бегать за женщинами, что раз она ушла - это её, исключительно её решение, и скатертью дорога, а он не бегал и бегать не будет! Даже за женой! Решила - иди! Он никого не собирается уговаривать, держать - и это принцип.
А потом он позвонил. Издёрганная Сашка обрадовалась звонку. Очень. Разрывать отношения, всё же, крайне мучительно, и для него, должно быть, тоже, и сейчас он, наверное, скажет ей, что обо всём подумал, всё понял, и позовёт её назад…
Они избавятся от машины и станут жить. Хотя бы как раньше.
Макс сухо поздоровался и спросил, подаст на развод она или это сделать ему?
Пока Сашка проглатывала тугой комок, вставший в горле, Макса прорвало. Он кричал, что она, тварь такая, его предала и уж такой гнусности он от неё никак не ожидал, чего угодно, но не такого; кричал, что она мелочна и скупа, что замуж, сука, выходила по расчёту, и много чего другого…
А потом выплюнул то, чего Сашка стерпеть не смогла.
Он сказал:
-Ты ушла и оставила нас без денег!
Сашка нажала на отбой и выключила телефон. Её трясло.
________
© Екатерина Безымянная