Почти по Евгению Александровичу
Вам, кто руки не подал Жене,
Сменяв идею на движенье
И рифмы на подковный звон,
Вам, в Вечность погрузившим вины,
Не избежать уже судьбины
Змеи, растоптанной конем.
«Упал!» - заквакало болото,
Когда в ЦК сводили счеты,
Спуская свору критикесс,
И толпы неосталинистов,
Клянясь в партийности сверхчистой,
Пытались тормозить процесс.
Когда снимали Н. Хрущева,
Припоминая мне - ещё бы! -
Тому, кто выше мелюзги! -
И «Бабий яр», и даже «Стеньку» -
И ставили меня у стенки -
Стрелять рецензией в мозги,
То мне московскими ночами
Казалось: грозными очами
В меня уставившись, грозя,
За мной несется Всадник Медный,
И я бегу - Евгений бедный,
И уклониться мне нельзя.
Могу я быть и эксцентричен,
Но все ж я не эгоцентричен,
И мне не чудится, о нет!
Все это было, было, было:
Меня Империя ловила
И Всадник мчался мне вослед.
Но вот Империи не стало…
Быть может, мне начать сначала?
Облитый желчью дерзкий стих
Швырнуть в поводья Истукану?
А Он - помчит ли неустанно
За мной, иль пыл его утих?
А если Он меня догонит?
Я потону в подковном звоне?
Иль вытянет меня строка?
Прости, страна! Прости, Параша!
Мне рисковать нельзя, пусть даже
Я и переживу века.
Как в комсомоле нас учили,
Я сразу перееду в Чили:
Я там известен хорошо.
Да, эмиграция есть драма,
Но в жизни нет срамнее срама,
Чем эмигрировать душой!
А Медный Всадник? Змеи, кони…
Я точно знаю: он потонет,
Переплывая океан.
И это сразу станет темой
Великолепнейшей поэмы -
А, может, напишу роман?
Эй, вы, мерзавцы-пародисты,
Наветчики и куплетисты!
Травестиадам вопреки,
Мне это звонкое скаканье -
О Пушкине напоминанье,
А вам я не подам руки!