Пиастры! Пиастры!
Оригинал взят у civil_disput в Пиастры! Пиастры!
Асиентос - это многостатейные договоры между кастильским правительством и hombres de negocios, - сообщает Ф. Бродель. Их предметом были краткосрочные займы правительству, покрывавшиеся затем из поступлений драгоценных металлов в Севилью. Официальный импорт, регистрировавшийся в Севилье, показывает, что между 1500 и 1650 годами из Нового Света в Испанию было прислано более 180 тонн золота и более 16 000 тонн серебра.
За исключением слитков и монет, Испания в этот период могла поставлять на внешние рынки только шерсть, доходы от торговли которой были совершенно неадекватны имперским потребностям. Экономика почти всемирной монархии Карла V и Филиппа II, подчинившей прямо или косвенно также центральную Европу, кроме Франции, была дефицитной и зависела от поставок серебра из Нового Света. Будь то закупки хлеба - главного потребительского товара, леса или полотна для своего флота, металлов для производства оружия, или когда дело касалось найма солдат для войн в Нидерландах, Италии, в Африке, в Средиземном море или в Атлантике, - во всем этом монархия зависела от своей денежной машины, поскольку производство денег было единственным товарным производством Испании, продукция которого пользовалась спросом во всем мире.
Об испанском королевстве говорят как об «индиях для других, чужеземных королевств». Венецианец Соранзо утверждал в 1556 г., что только во враждебную Францию ежегодно без разрешения короля попадало до 5 с половиной миллионов золотых эскудо. После визита в Испанию серого кардинала английских финансов Томаса Грешема, покупавшего здесь серебро, испанские банки были вынуждены приостановить все платежи. Насколько можно предполагать, таким образом был куплен недолгий мир с Англией и уничтожена своя шерстяная промышленность. «Боюсь, - писал Грешем, - что я повинен в их банкротстве». Записи французских консульств в Алжире и Тунисе, относящиеся к 1674-79 гг., указывают на преобладание в Африке испанской золотой и серебряной монеты. Венецианские и даже турецкие цехины чеканят из испанского золота. Итальянские источники сообщают также, что султан получает испанские золотые монеты… из Львова.
Вместо того, чтобы тратить деньги на месте и вкладывать их в какие-то доходные предприятия, как поступал купеческий клан Фуггеров с серебром из своих рудников в Германии, испанские Габсбурги постоянно оказывались втянутыми в политические проекты за рубежом, весьма накладные при Карле V и фантастически убыточные при Филиппе II.
Внимание субъектов испанской деловой активности, как государства, так и частных лиц, было приковано к морским путям между Новым Светом и Европой. Конвои в Севилью отправлялись из Гаваны раз в год - в марте, по соображениям безопасности. Но солдаты в Европе требовали денег намного чаще. Несмотря на убедительное исследование Ф. Броделя и многих других историков, этот кассовый разрыв игнорируют, в попытке объяснить испанскую инфляцию попросту наплывом дешевого серебра.
Это неверно в двух отношениях: серебро вскоре покидало Испанию и расходилось по всему миру, оказываясь, в конечном счете, в Турции, Индии, Китае - странах с товарной экономикой. Кроме того, биметаллическая корзина испанских «валют» дорожала в целом, а не дешевела, поскольку драгоценных металлов, пригодных для чеканки монет постоянно не хватало для обслуживания растущих торговых потребностей стран с «нетрадиционной» для феодально-земледельческой Европы структурой хозяйства: Голландии и Англии, которые в XVI - XVII веках начинают создавать товарные экономические системы, копируя передовой опыт Востока. Если бы вся европейская экономика была подобна испанской денежной машине, банкротство всемирной монархии не произошло бы так скоро. Но, по свидетельству Генри Кеймена, объем испанского тоннажа в Атлантике около 1600 г. составлял незначительную долю одной только голландской торговли, и только на Балтике.
Не желая того, испанский монетный двор выковал себе двух опасных могильщиков, инвестировавших не в потребление, а в новое производство. Монархия видела только одну сторону проблемы - кассовый разрыв, но была далека от понимания экономической природы ожесточенного сопротивления голландцев и англичан, которое она сама и финансировала.
Кассовый разрыв закрывали генуэзские бумажные векселя, покрытие которых требовало новых поступлений из Нового Света, а те становились более скудными - отчасти вследствие английских и голландских нападений, но в гораздо большей степени потому, что в Новом Свете складывались производительные товарные системы, нуждавшиеся серебре для внутреннего денежного обращения и собственной торговли с Востоком. В конечном счете кассовый разрыв достиг такой суммы, для покрытия которой требовалось три года нормального функционирования атлантических конвоев. И тогда испанские финансы рухнули, будучи разорванными оттоком средств (да и людей тоже!) в новые товарные экономики северной Европы и собственных колоний.
Появление в Леванте английских тканей (1583) и банкротство Филиппа II (1596) - это события, не состоящие в прямой связи друг с другом. Но все же они являются элементами одного процесса ухода с исторической сцены средневекового монетаризма. Ткацкий станок одержал верх над печатным.
Асиентос - это многостатейные договоры между кастильским правительством и hombres de negocios, - сообщает Ф. Бродель. Их предметом были краткосрочные займы правительству, покрывавшиеся затем из поступлений драгоценных металлов в Севилью. Официальный импорт, регистрировавшийся в Севилье, показывает, что между 1500 и 1650 годами из Нового Света в Испанию было прислано более 180 тонн золота и более 16 000 тонн серебра.
За исключением слитков и монет, Испания в этот период могла поставлять на внешние рынки только шерсть, доходы от торговли которой были совершенно неадекватны имперским потребностям. Экономика почти всемирной монархии Карла V и Филиппа II, подчинившей прямо или косвенно также центральную Европу, кроме Франции, была дефицитной и зависела от поставок серебра из Нового Света. Будь то закупки хлеба - главного потребительского товара, леса или полотна для своего флота, металлов для производства оружия, или когда дело касалось найма солдат для войн в Нидерландах, Италии, в Африке, в Средиземном море или в Атлантике, - во всем этом монархия зависела от своей денежной машины, поскольку производство денег было единственным товарным производством Испании, продукция которого пользовалась спросом во всем мире.
Об испанском королевстве говорят как об «индиях для других, чужеземных королевств». Венецианец Соранзо утверждал в 1556 г., что только во враждебную Францию ежегодно без разрешения короля попадало до 5 с половиной миллионов золотых эскудо. После визита в Испанию серого кардинала английских финансов Томаса Грешема, покупавшего здесь серебро, испанские банки были вынуждены приостановить все платежи. Насколько можно предполагать, таким образом был куплен недолгий мир с Англией и уничтожена своя шерстяная промышленность. «Боюсь, - писал Грешем, - что я повинен в их банкротстве». Записи французских консульств в Алжире и Тунисе, относящиеся к 1674-79 гг., указывают на преобладание в Африке испанской золотой и серебряной монеты. Венецианские и даже турецкие цехины чеканят из испанского золота. Итальянские источники сообщают также, что султан получает испанские золотые монеты… из Львова.
Вместо того, чтобы тратить деньги на месте и вкладывать их в какие-то доходные предприятия, как поступал купеческий клан Фуггеров с серебром из своих рудников в Германии, испанские Габсбурги постоянно оказывались втянутыми в политические проекты за рубежом, весьма накладные при Карле V и фантастически убыточные при Филиппе II.
Внимание субъектов испанской деловой активности, как государства, так и частных лиц, было приковано к морским путям между Новым Светом и Европой. Конвои в Севилью отправлялись из Гаваны раз в год - в марте, по соображениям безопасности. Но солдаты в Европе требовали денег намного чаще. Несмотря на убедительное исследование Ф. Броделя и многих других историков, этот кассовый разрыв игнорируют, в попытке объяснить испанскую инфляцию попросту наплывом дешевого серебра.
Это неверно в двух отношениях: серебро вскоре покидало Испанию и расходилось по всему миру, оказываясь, в конечном счете, в Турции, Индии, Китае - странах с товарной экономикой. Кроме того, биметаллическая корзина испанских «валют» дорожала в целом, а не дешевела, поскольку драгоценных металлов, пригодных для чеканки монет постоянно не хватало для обслуживания растущих торговых потребностей стран с «нетрадиционной» для феодально-земледельческой Европы структурой хозяйства: Голландии и Англии, которые в XVI - XVII веках начинают создавать товарные экономические системы, копируя передовой опыт Востока. Если бы вся европейская экономика была подобна испанской денежной машине, банкротство всемирной монархии не произошло бы так скоро. Но, по свидетельству Генри Кеймена, объем испанского тоннажа в Атлантике около 1600 г. составлял незначительную долю одной только голландской торговли, и только на Балтике.
Не желая того, испанский монетный двор выковал себе двух опасных могильщиков, инвестировавших не в потребление, а в новое производство. Монархия видела только одну сторону проблемы - кассовый разрыв, но была далека от понимания экономической природы ожесточенного сопротивления голландцев и англичан, которое она сама и финансировала.
Кассовый разрыв закрывали генуэзские бумажные векселя, покрытие которых требовало новых поступлений из Нового Света, а те становились более скудными - отчасти вследствие английских и голландских нападений, но в гораздо большей степени потому, что в Новом Свете складывались производительные товарные системы, нуждавшиеся серебре для внутреннего денежного обращения и собственной торговли с Востоком. В конечном счете кассовый разрыв достиг такой суммы, для покрытия которой требовалось три года нормального функционирования атлантических конвоев. И тогда испанские финансы рухнули, будучи разорванными оттоком средств (да и людей тоже!) в новые товарные экономики северной Европы и собственных колоний.
Появление в Леванте английских тканей (1583) и банкротство Филиппа II (1596) - это события, не состоящие в прямой связи друг с другом. Но все же они являются элементами одного процесса ухода с исторической сцены средневекового монетаризма. Ткацкий станок одержал верх над печатным.