Воспитание рыцарей. Пажи и оруженосцы
Только родовой дворянин по отцу и матери, достигший 21-го года, мог быть посвящен в рыцари. Однако и дворянское происхождение считалось еще слишком недостаточным для приема молодого человека в рыцарское звание. Необходимо было, чтобы человек, добивавшийся рыцарского звания, был приготовлен к этому с самых юных лет тщательным и хорошим воспитанием; он должен был быть настолько силен и крепок, чтобы выносить без вреда для своего здоровья все трудности воинской жизни; кроме того, от него требовалось основательное изучение всех обязанностей воина.
Желавший получить рыцарское звание должен был сначала на низших степенях воинского звания доказать свое мужество, великодушие, честность и доблесть и проявить себя достойным такого высокого звания, такой великой чести.
Обыкновенно сыновья рыцарей и родовых дворян начинали свою службу с пажей. Воспитание лица, предназначенного для рыцарского звания, начиналось с самого детства; для развития в ребенке воинственного духа даже и самые его игры и забавы должны были носить воинственный характер. Ребенок вооружался колом, который в его глазах изображал копье, и воображал каждое дерево врагом, которого ему необходимо было покорить своей власти, или же сражался с частоколом родного поместья; таким образом ребенок испытывал рождающуюся в нем силу и развивал ее, что считалось необходимым для его будущих военных успехов. Зимнее время в особенности способствовало таким успехам. Обыкновенно юный потомок рыцаря или родового дворянина собирал около себя товарищей-однолеток и сооружал из снега башни и укрепления, осаждал их или оборонял, и под его рукой «рассыпались снежные ограды» - так говорит, между прочим, Лакюрн де Сент-Палей в своих «Записках о древнем рыцарстве». В таких играх и забавах прочили ребенку то высокое звание, которое Бог и судьба уготовят ему в свое время.
Когда ребенок достигал семилетнего возраста, то он переходил из женских рук в мужские и первоначальные уроки получал дома, под родительским кровом; но когда он достигал десяти лет, то его отсылали на воспитание, по заведенному обычаю, к главнейшим рыцарям, с которыми родители ребенка состояли в родстве или в дружбе. Советы и пример таких рыцарей составляли истинное и окончательное воспитание, называвшееся bonne nourriture (хорошее питание). Всякий рыцарь считал большой для себя честью, если какой-либо отец поручал ему довершать воспитание своего сына.
Конечно, благородный рыцарь всеми силами старался внушить мальчику правила чести, великодушия и мужества, а также и развить в нем воинственный дух. Своим примером и поступками рыцарь наглядно указывал ребенку на хорошее и дурное и на большую разницу между добром и злом. Поэтому и сам воспитатель неустанно следил не только за порученным его надзору ребенком, но даже и за самим собой, чтобы показать пример доблести, великодушия, чести и мужества, что считалось неотъемлемыми достоинствами всякого рыцаря в полном значении этого слова. Рыцарь не только воспитывал порученного ему юношу, когда последний находился у него в доме, но и впоследствии, когда уже тот был посвящен в рыцари, воспитатель следил за своим бывшим питомцем и не оставлял его своими советами, в особенности если молодому рыцарю представлялись какие-либо затруднения.
Отец ребенка, которого предназначали сделаться со временем рыцарем, отправляя его на воспитание к соседу или родственнику, благословлял его и высказывал при этом свои последние наставления. Вот что рассказывает об этих наставлениях Маршанжи в своем сочинении «Gule Poetique» («Поэтическая Галлия») в сделанных им извлечениях из разных авторов. Отец, конечно, наставлял сына быть честным, великодушным, мужественным и почитать своего воспитателя, беспрекословно повиноваться ему во всем и следовать его примеру. Такие наставления высказывались приблизительно в следующих словах:
«Любезный сын мой, пора перестать тебе быть домоседом, необходимо тебе поступить в школу подвигов; всякий молодой дворянин покидает в твои годы родительский кров, чтобы получить надлежащее воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении; но Бога ради, пуще всего храни честь; помни, что ты сын дворянина, и не обесчесть нашего рода; будь храбр, но в тоже время и скромен со всеми и везде; хвала в устах хвастуна есть хула; кто во всем полагается на Бога и надеется на Него Одного, того и взыщет Бог. Я припоминаю слова поучавшего меня пустынника; вот что он говорил мне: "Гордость, если б она была во мне, истребила бы все мое достояние даже и в таком случае, если бы я обладал всеми царствами Александра Македонского; хотя бы я был мудр, как Соломон, и храбр, как троянский герой Гектор, то и от моей мудрости и храбрости не осталось бы ровно ничего". Говори всегда последним в собраниях, но в бою бейся первым; всегда воздавай должную хвалу заслугам твоих собратьев; рыцарь, умалчивающий о доблестях своего товарища, все равно что его грабитель.
Любезный сын, еще прошу тебя, будь обходителен с низшими и кроток с ними; они возблагодарят тебя сторицей против высших, получающих все как должное им по праву; низший, польщенный твоей обходительностью, распространит повсюду твою славу и именитость».
В минуту разлуки мать дарила сыну связанный ее собственными руками кошелек с небольшой суммой денег, а затем повязывала на шею сына издавна хранимый ею ковчежец с мощами, что должно было служить для юноши как предохранение от заговора, напасти и порчи. В то время суеверий верили во всевозможное колдовство, заговоры и тому подобные предрассудки; еще люди были слишком невежественны для того, чтобы окончательно отрешиться от всевозможных предрассудков, суеверий и примет. Вполне понятно, что мать, отпуская любимого сына, может быть, даже и единственного, в дальнее путешествие, боялась, как бы кто не сглазил ее любимца или не испортил его; и вот она, соединяя религию с суеверием, старалась предохранить его от всех напастей.
Отрок, простясь с отцом и матерью и получив от обоих напутственное благословение, выходил в сопровождении родителей на крыльцо замка, садился на парадную лошадь и уезжал в сопровождении старого и верного слуги. Иногда замок, куда ехал юноша, отстоял далеко от его родового поместья, и на пути могли представиться мальчику большие препятствия, поэтому ему и давали в проводники старого испытанного слугу, который мог бы уберечь своего молодого господина от всевозможных случайностей.
По прибытии в замок своего патрона юноша получал звание пажа, или валета. Несмотря на то, что тогдашний паж исполнял обязанности слуги, в этом никто не видел ничего унизительного; так делали и поступали все; каждый рыцарь начинал с пажа, следовательно, каждый из них во времена своей юности сопровождал своего патрона и его супругу на охоту, в путешествиях, в гости к знакомым и соседям и даже служил за столом; это была услуга за услугу: его воспитывали, учили, и он платил услугами своему патрону за то, что тот учил его и подготовлял к рыцарскому званию; повинуясь беспрекословно своему патрону, он учился в то же время повелеватъ; он хранил постоянно глубокое молчание и говорил только тогда, когда к нему обращались с вопросом; он всегда внимательно слушал, если рыцари заводили разговор о своих путешествиях и о совершенных ими подвигах, не пропуская ни одного слова.
Кроме того, паж, стоя за столом своего патрона, всегда внимательно следил за всем, и лишь только требовалась его услуга, как тотчас исполнял ее. Паж обязан был помогать камергеру, устилать комнату своего патрона зимой соломой, а летом тростником, содержать в порядке его кольчуги, его вооружение и конское убранство и приготовлять омовение странствующим рыцарям.
Предметом первых уроков пажа была религия, догматы которой он должен был не только соблюдать, как и подобает всякому христианину, но и охранять их, заботясь о том, чтобы и другие относились к религии с надлежащим благоговением. Обыкновенно одна из самых благородных и набожных дам замка занималась преподаванием Закона Божия юным пажам. Уроки религии внушали им относиться с большим благоговением ко всему священному: к храмам, к иконам и к пастырям церкви; кроме того, кротость преподавательниц, их усердие и постоянная забота об учениках порождали в сердцах юных пажей уважение к прекрасному полу, что составляло отличительную черту рыцарства. Вследствие этого пажи, беря пример со своих патронов и преподавательниц, также и со своей стороны старались подражать им и отличались кротостью и благонравием. Это и составляло источник безукоризненной вежливости и любезности, столь необходимых в общественных сношениях, хотя и почерпнуть это можно только в обществе. А юные пажи почти постоянно были в обществе обитателей и обитательниц того замка, в котором они жили; лишь только паж оканчивал возложенные на него обязанности, то есть убирал комнату своего патрона и приводил в порядок его вооружение, как он являлся в ту залу, где сидели дамы замка, и старался услужить им, чем мог: держал мотки, когда те разматывали шерсть для вышивки, поправлял уголья в камине - словом, старался быть насколько возможно вежливым и предупредительным; конечно, прекрасные обитательницы замка также обходились вежливо и ласково со своими пажами и всегда искренно благодарили юношей за все оказываемые ими услуги.
Но более всего в пажах старались развить уважение собственно к характеру рыцарства и благоговение перед теми подвигами, посредством которых можно было достигнуть этого почетного звания. Даже игры и удовольствия пажей способствовали образованию из них будущих рыцарей: их приучали самыми разнообразными способами к турнирам, в которых им со временем придется участвовать, и вообще к различным рыцарским обязанностям. Так, например, пажи занимались усмирением непокорных коней, бегали в тяжелых латах, перескакивали ограды, бросали дротики и приучались владеть копьем и биться с деревянным рыцарем.
Так, Маршанжи в своей «Gule Poetique» («Поэтическая Галлия») упоминает, что «эти юноши часто строили города и брали их приступом; городкам этим они давали названия некоторых местностей Палестины: будущие рыцари осаждали глиняный Вавилон, брали дерновую Антиохию, Мемфис из хвороста. Поляна снабжала их султанами, а роща - стрелами; все это было зарей их будущей славы».
В замках пажи, кроме воинственных и других забав, еще много черпали полезного из разговоров старших о войне, об охоте, об искусстве вынашивать птиц и дрессировать собак. Паж учился шахматной игре, потому что она заставляла его думать и рассуждать; его заставляли и петь под аккомпанемент бандуры песнь любви или военной славы. Наконец, соревнование, столь необходимое во всех возрастах и во всех сословиях, усиливалось еще и тем, что некоторые пажи стремились или сделаться оруженосцами, или же перейти к другому, более знаменитому рыцарю. Если кто из пажей становился оруженосцем, то это был последний шаг в рыцари.
Королевские дворы и замки вельмож являлись прекрасными школами для будущих рыцарей: тут они приучались к вежливости и обходительности, к повиновению старшим и к уважению женщин; в сообществе с товарищами они приучались к физическим упражнениям, к военным приемам, к мужеству и стойкости характера. Но королевские дворы и замки служили также хорошими школами и для молодых девушек. Там они развивали и совершенствовали те нежные чувства, для которых были созданы самой природой. Молодые девушки с самого юного возраста приучались смотреть на рыцарей как на своих защитников и покровителей и оказывать будущим своим мужьям те услуги, какие каждый знаменитый воин вправе ожидать от нежной супруги. Они первые смывали с рыцарей пыль и кровь, пролитую за них же. Дамы и девицы изучали хирургию и с большим умением оказывали раненым необходимую помощь.
Если рыцарь-патрон находил, что юноша, отданный к нему для воспитания, после некоторого периода времени достаточно сделал успехов в военном искусстве и отличался во время своего пребывания в замке хорошим поведением и благонравием, то такого юношу он повышал в оруженосцы. Оруженосцу впервые давали в руки меч, и по поводу такого важного события совершался религиозный обряд.
Обыкновенно при совершении такого обряда присутствовали отец и мать юноши или восприемники; они с восковыми свечами в руках подводили к алтарю будущего оруженосца, а священнослужитель брал с престола меч и пояс и, благословив их несколько раз, препоясывал ими молодого дворянина.
Оруженосцы разделялись на несколько классов сообразно с налагаемыми на них обязанностями: были оруженосцы, состоявшие при особе рыцаря или его супруги (первая должность стояла выше), затем следовали комнатные оруженосцы, или камергеры, конюшие, или шталмейстеры, кравчие, или форшнейдеры, мундшенки и мундкохи. Самой почетной должностью была должность состоять при особе рыцаря.
Уже 14-ти лет молодой паж мог достигнуть звания оруженосца; их допускали ближе к сеньорам, и молодые люди свободнее участвовали в разговорах и беседах рыцарей; конечно, это много способствовало развитию ума юношей и подготовке их к великому званию рыцарей в будущем. Оруженосцы с большим вниманием следили за беседами рыцарей о военных подвигах, о турнирах, об охоте и обо всем том, что составляло главную доблесть рыцаря; эти же самые оруженосцы старались услужить как самому патрону, так и его благородным гостям, стараясь заслужить их одобрение; они стремились приобрести грацию движений, ловкость, поворотливость - конечно, не ту суетливую поспешность, когда человек попусту снует из угла в угол, сам не зная, за что ему взяться и с чего начать, а ту благородную, полную достоинства предупредительность, которая так всем нравится, которая очаровывает вас и увлекает; кроме того, эти юноши отличались приветливостью, вежливостью, скромностью, благоразумием. Они были скромны в своих разговорах, не спорили со старшими, были снисходительны к низшим и тогда только выказывали развязность, когда этого требовали обстоятельства.
Те из юношей, которые обязаны были прислуживать на пирах и угощать гостей своего патрона, назывались форшнейдерами. Они обязаны были присутствовать на пирах, подносить гостям яства; но это, однако, не были простые слуги, которые обязаны только подносить блюда - нет, они постоянно следили за беседой своего патрона и его гостей, и хотя и не вмешивались в разговор старших, но учились у них, как говорить красноречиво и понятно; иногда, конечно, патрон форшнейдера или гости обращались и к нему с какими-нибудь вопросами, на что тот должен был отвечать вежливо и толково.
У форшнейдера были помощники - также молодые люди, готовившиеся в рыцари; эти помощники наблюдали за обеденным столом, приносили блюда и заботились о хлебе и о вине; конечно, от этих юношей требовалось большое внимание, чтобы присутствующие ни в чем не нуждались. После обеда помощники форшнейдера были обязаны подавать гостям мыться, а потом убирали со стола и принимали серебро и дорогие сервизы, в которых подавали на стол, чтобы, в свою очередь, сдать серебро и фарфор главному дворецкому, у которого хранились эти вещи. Затем эти же помощники форшнейдера должны были позаботиться о послеобеденных удовольствиях для гостей и приготовить все необходимое для этого, пока те отдыхали. Лишь только посетители опять появлялись в залах, как пажи обязаны были предложить то или другое развлечение: танцы, музыку, пение, гулянье или катание (последние два удовольствия, конечно, предлагались в теплую и хорошую погоду).
Пажи принимали участие в удовольствиях вместе с девицами из свиты почетных дам; но и тут эти молодые люди обязаны были разносить гостям лакомства, вина и другие напитки. Вино подавалось гостям и перед отходом их ко сну, что называлось «на сон грядущий». Когда после всевозможных удовольствии пажи замечали, что гости уже начинают утомляться, то они любезно провожали посетителей замка в назначенные для них комнаты.
Из этих должностей, которые служили как бы подготовкой к более трудной и более ответственной должности, переходили в шталмейстеры.
Шталмейстер должен был заботиться о лошадях; на его попечении было определенное число коней его патрона. Такое занятие никто не считал унизительным для юноши дворянского происхождения; это было вовсе не в нравах дворянства, сражавшегося всегда на конях. Эти конюшие обучали лошадей ратным приемам; кроме того, у этих молодых людей были под начальством оруженосцы помоложе, которых первые обучали искусству, как обращаться с молодыми лошадьми и как их приучать к ратным приемам. Другие оруженосцы наблюдали за оружием своего патрона, хранили его в особых помещениях и наблюдали за тем, чтобы оно всегда было в чистоте и порядке на тот случай, если в нем случится надобность.
Обыкновенно все эти занятия чередовались у оруженосцев и с домашней службой; эти молодые люди были постоянно заняты каким-нибудь делом, и у них постоянно была какая-либо забота о том, чтобы не забыть чего-нибудь и не проштрафиться в глазах своего патрона и не заслужить его гнева; конечно, постоянное наблюдение за самим собой, неусыпное внимание в отношении своих обязанностей - все это служило развитию в молодом человеке долга, чести и справедливости, уважения к старшим, снисхождения к низшим, сострадания к несчастным и обиженным.
Оруженосцы были в то же время как бы и внутренней стражей замка; в полночь дежурный оруженосец обязан был обойти все комнаты и дворы замка и осмотреть, все ли обстоит там благополучно; если он замечал что-либо подозрительное, то обязан был тотчас донести об этом своему патрону, невзирая на поздний час ночи. А с рассветом оруженосец снова уже был на ногах и снова принимался за свои обыденные занятия. Когда рыцарь выезжал из замка, то все оруженосцы спешили к нему с услугами: один из молодых людей поддерживал стремя, другой подавал ему наручи, третий перчатки, четвертый щит, другие держали шлем, копье, меч, и рыцаря мигом снаряжали в путь. Оруженосцы подводили рыцарям и коней. Так, боевой рослый конь подводился всегда с правой стороны и назывался «destrier»; таких коней подводили рыцарям при виде неприятеля.
Таким образом, оруженосцы, услуживая рыцарям, приучались и сами к воинскому вооружению тогдашнего времени, которое, к слову сказать, было очень сложно, и надо было иметь большую привычку, чтобы одеться в это вооружение скоро, хорошо и с требуемой предусмотрительностью.
Действительно, рыцарское вооружение требовало большого уменья и навыка: нужно было собрать и укрепить все связи лат, крепко надеть шлем и закрепить забрало; часто от тщательного вооружения зависели как успех сражающегося, так и его безопасность. Когда рыцарь входил в церковь или въезжал в замок, то оруженосцы обязаны были принять от него шлем, меч, копье и прочее. Оруженосцы сопровождали своего рыцаря и в бою; тогда они становились позади своего патрона и были как бы зрителями боя.
Однако нельзя сказать, чтобы эти оруженосцы были совершенно праздными зрителями боя; их присутствие было полезно не только для сражающегося рыцаря, но и для них самих.
В то время, как известно, еще не было огнестрельного оружия, и, следовательно, битва всегда происходила на холодном оружии. Противники становились шеренгой друг против друга и устремлялись на неприятеля с опущенными копьями; легко раненные и опрокинутые при помощи оруженосцев поднимались, схватывали свои мечи, булавы, топоры, чтобы защищаться снова или отмстить своему противнику; другие же старались воспользоваться своим преимущественным положением перед неприятелем и окончательно поразить его.
Каждый оруженосец был обязан внимательно следить за своим рыцарем во время сражения: он подавал своему патрону в случае надобности свежего коня, новое оружие, поднимал его, отражал удары неприятеля и вообще, как говорится, не спускал глаз с своего патрона, чтобы подоспеть к нему, если в этом встретится надобность; оруженосцам передавали также и взятых в плен во время какого-нибудь жаркого сражения. Присутствуя при сражениях, молодой человек привыкал к обязанностям воина и мог проверить на деле, способен ли он переносить все тягости, опасности и трудности войны.
Вполне понятно, что ввиду этого оруженосцем делали человека уже вошедшего в силу, а не слабого отрока, едва вышедшего из детского возраста. Для этого, как уже было сказано выше, устраивали в замках воинские игры, в которых приобретается гибкость, ловкость и сила, что крайне необходимо для хорошего бойца; затем юношей приучали к скачкам через кольцо и через препятствия на конях с копьями; потом они присутствовали на турнирах, которые представляли слабое подобие войны. Дамы любили присутствовать на подобных играх, рукоплескали отличившимся и этим возбуждали еще большее соревнование между молодыми людьми.
Звание оруженосца считалось очень почетным званием. Большая часть молодых дворян с гордостью носила звание оруженосца. Даже Карл VIII, король французский, пожаловал это звание своему старшему сыну.
Обычай отдавать сыновей на воспитание другим рыцарям был основан на том, что сами родители вряд ли могли бы подвергать своих детей такому суровому воспитанию, какое им давали в замках других рыцарей; но подобное воспитание было необходимо для каждого, кто желал сделаться со временем настоящим рыцарем по характеру и по подвигам, а не по одному только названию.
После того, как молодые люди уже достаточно привыкали к обязанностям оруженосца в замках своих патронов, их посылали ко дворам их государей, чтобы там они еще более приучались к этикету и к изящным манерам; но если возникала война, то оруженосцы непременно должны были неотлучно находиться при войске; в мирное же время эти молодые люди странствовали или же их отправляли в качестве послов в отдаленные края. Таким образом, оруженосцы привыкали владеть оружием, участвовали в турнирах и знакомились во время своих странствий с чужеземными обычаями. Эти три различных рода занятий назывались «les trios metiers des armes», а исполнявшие эти «trios metiers» назывались «les poursuivants des armes».
Канун больших турниров обыкновенно проводился в играх, называемых пробными турнирами; это служило как бы приготовлением к большому турниру; во время этих игр лучшие оруженосцы испытывали свои силы оружием более легким, ломким и не таким опасным, как рыцарское. Оруженосцы, отличившиеся на пробных турнирах, получали право участвовать и на больших вместе со славными рыцарями. «Это было одной из ступеней, по которым оруженосцы восходили к храму чести, то есть сами делались рыцарями», - так говорит Гассье в своей «Истории французского рыцарства».
(с) Ж. Ж. Руа, "История рыцарства", глава II
Желавший получить рыцарское звание должен был сначала на низших степенях воинского звания доказать свое мужество, великодушие, честность и доблесть и проявить себя достойным такого высокого звания, такой великой чести.
Обыкновенно сыновья рыцарей и родовых дворян начинали свою службу с пажей. Воспитание лица, предназначенного для рыцарского звания, начиналось с самого детства; для развития в ребенке воинственного духа даже и самые его игры и забавы должны были носить воинственный характер. Ребенок вооружался колом, который в его глазах изображал копье, и воображал каждое дерево врагом, которого ему необходимо было покорить своей власти, или же сражался с частоколом родного поместья; таким образом ребенок испытывал рождающуюся в нем силу и развивал ее, что считалось необходимым для его будущих военных успехов. Зимнее время в особенности способствовало таким успехам. Обыкновенно юный потомок рыцаря или родового дворянина собирал около себя товарищей-однолеток и сооружал из снега башни и укрепления, осаждал их или оборонял, и под его рукой «рассыпались снежные ограды» - так говорит, между прочим, Лакюрн де Сент-Палей в своих «Записках о древнем рыцарстве». В таких играх и забавах прочили ребенку то высокое звание, которое Бог и судьба уготовят ему в свое время.
Когда ребенок достигал семилетнего возраста, то он переходил из женских рук в мужские и первоначальные уроки получал дома, под родительским кровом; но когда он достигал десяти лет, то его отсылали на воспитание, по заведенному обычаю, к главнейшим рыцарям, с которыми родители ребенка состояли в родстве или в дружбе. Советы и пример таких рыцарей составляли истинное и окончательное воспитание, называвшееся bonne nourriture (хорошее питание). Всякий рыцарь считал большой для себя честью, если какой-либо отец поручал ему довершать воспитание своего сына.
Конечно, благородный рыцарь всеми силами старался внушить мальчику правила чести, великодушия и мужества, а также и развить в нем воинственный дух. Своим примером и поступками рыцарь наглядно указывал ребенку на хорошее и дурное и на большую разницу между добром и злом. Поэтому и сам воспитатель неустанно следил не только за порученным его надзору ребенком, но даже и за самим собой, чтобы показать пример доблести, великодушия, чести и мужества, что считалось неотъемлемыми достоинствами всякого рыцаря в полном значении этого слова. Рыцарь не только воспитывал порученного ему юношу, когда последний находился у него в доме, но и впоследствии, когда уже тот был посвящен в рыцари, воспитатель следил за своим бывшим питомцем и не оставлял его своими советами, в особенности если молодому рыцарю представлялись какие-либо затруднения.
Отец ребенка, которого предназначали сделаться со временем рыцарем, отправляя его на воспитание к соседу или родственнику, благословлял его и высказывал при этом свои последние наставления. Вот что рассказывает об этих наставлениях Маршанжи в своем сочинении «Gule Poetique» («Поэтическая Галлия») в сделанных им извлечениях из разных авторов. Отец, конечно, наставлял сына быть честным, великодушным, мужественным и почитать своего воспитателя, беспрекословно повиноваться ему во всем и следовать его примеру. Такие наставления высказывались приблизительно в следующих словах:
«Любезный сын мой, пора перестать тебе быть домоседом, необходимо тебе поступить в школу подвигов; всякий молодой дворянин покидает в твои годы родительский кров, чтобы получить надлежащее воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении; но Бога ради, пуще всего храни честь; помни, что ты сын дворянина, и не обесчесть нашего рода; будь храбр, но в тоже время и скромен со всеми и везде; хвала в устах хвастуна есть хула; кто во всем полагается на Бога и надеется на Него Одного, того и взыщет Бог. Я припоминаю слова поучавшего меня пустынника; вот что он говорил мне: "Гордость, если б она была во мне, истребила бы все мое достояние даже и в таком случае, если бы я обладал всеми царствами Александра Македонского; хотя бы я был мудр, как Соломон, и храбр, как троянский герой Гектор, то и от моей мудрости и храбрости не осталось бы ровно ничего". Говори всегда последним в собраниях, но в бою бейся первым; всегда воздавай должную хвалу заслугам твоих собратьев; рыцарь, умалчивающий о доблестях своего товарища, все равно что его грабитель.
Любезный сын, еще прошу тебя, будь обходителен с низшими и кроток с ними; они возблагодарят тебя сторицей против высших, получающих все как должное им по праву; низший, польщенный твоей обходительностью, распространит повсюду твою славу и именитость».
В минуту разлуки мать дарила сыну связанный ее собственными руками кошелек с небольшой суммой денег, а затем повязывала на шею сына издавна хранимый ею ковчежец с мощами, что должно было служить для юноши как предохранение от заговора, напасти и порчи. В то время суеверий верили во всевозможное колдовство, заговоры и тому подобные предрассудки; еще люди были слишком невежественны для того, чтобы окончательно отрешиться от всевозможных предрассудков, суеверий и примет. Вполне понятно, что мать, отпуская любимого сына, может быть, даже и единственного, в дальнее путешествие, боялась, как бы кто не сглазил ее любимца или не испортил его; и вот она, соединяя религию с суеверием, старалась предохранить его от всех напастей.
Отрок, простясь с отцом и матерью и получив от обоих напутственное благословение, выходил в сопровождении родителей на крыльцо замка, садился на парадную лошадь и уезжал в сопровождении старого и верного слуги. Иногда замок, куда ехал юноша, отстоял далеко от его родового поместья, и на пути могли представиться мальчику большие препятствия, поэтому ему и давали в проводники старого испытанного слугу, который мог бы уберечь своего молодого господина от всевозможных случайностей.
По прибытии в замок своего патрона юноша получал звание пажа, или валета. Несмотря на то, что тогдашний паж исполнял обязанности слуги, в этом никто не видел ничего унизительного; так делали и поступали все; каждый рыцарь начинал с пажа, следовательно, каждый из них во времена своей юности сопровождал своего патрона и его супругу на охоту, в путешествиях, в гости к знакомым и соседям и даже служил за столом; это была услуга за услугу: его воспитывали, учили, и он платил услугами своему патрону за то, что тот учил его и подготовлял к рыцарскому званию; повинуясь беспрекословно своему патрону, он учился в то же время повелеватъ; он хранил постоянно глубокое молчание и говорил только тогда, когда к нему обращались с вопросом; он всегда внимательно слушал, если рыцари заводили разговор о своих путешествиях и о совершенных ими подвигах, не пропуская ни одного слова.
Кроме того, паж, стоя за столом своего патрона, всегда внимательно следил за всем, и лишь только требовалась его услуга, как тотчас исполнял ее. Паж обязан был помогать камергеру, устилать комнату своего патрона зимой соломой, а летом тростником, содержать в порядке его кольчуги, его вооружение и конское убранство и приготовлять омовение странствующим рыцарям.
Предметом первых уроков пажа была религия, догматы которой он должен был не только соблюдать, как и подобает всякому христианину, но и охранять их, заботясь о том, чтобы и другие относились к религии с надлежащим благоговением. Обыкновенно одна из самых благородных и набожных дам замка занималась преподаванием Закона Божия юным пажам. Уроки религии внушали им относиться с большим благоговением ко всему священному: к храмам, к иконам и к пастырям церкви; кроме того, кротость преподавательниц, их усердие и постоянная забота об учениках порождали в сердцах юных пажей уважение к прекрасному полу, что составляло отличительную черту рыцарства. Вследствие этого пажи, беря пример со своих патронов и преподавательниц, также и со своей стороны старались подражать им и отличались кротостью и благонравием. Это и составляло источник безукоризненной вежливости и любезности, столь необходимых в общественных сношениях, хотя и почерпнуть это можно только в обществе. А юные пажи почти постоянно были в обществе обитателей и обитательниц того замка, в котором они жили; лишь только паж оканчивал возложенные на него обязанности, то есть убирал комнату своего патрона и приводил в порядок его вооружение, как он являлся в ту залу, где сидели дамы замка, и старался услужить им, чем мог: держал мотки, когда те разматывали шерсть для вышивки, поправлял уголья в камине - словом, старался быть насколько возможно вежливым и предупредительным; конечно, прекрасные обитательницы замка также обходились вежливо и ласково со своими пажами и всегда искренно благодарили юношей за все оказываемые ими услуги.
Но более всего в пажах старались развить уважение собственно к характеру рыцарства и благоговение перед теми подвигами, посредством которых можно было достигнуть этого почетного звания. Даже игры и удовольствия пажей способствовали образованию из них будущих рыцарей: их приучали самыми разнообразными способами к турнирам, в которых им со временем придется участвовать, и вообще к различным рыцарским обязанностям. Так, например, пажи занимались усмирением непокорных коней, бегали в тяжелых латах, перескакивали ограды, бросали дротики и приучались владеть копьем и биться с деревянным рыцарем.
Так, Маршанжи в своей «Gule Poetique» («Поэтическая Галлия») упоминает, что «эти юноши часто строили города и брали их приступом; городкам этим они давали названия некоторых местностей Палестины: будущие рыцари осаждали глиняный Вавилон, брали дерновую Антиохию, Мемфис из хвороста. Поляна снабжала их султанами, а роща - стрелами; все это было зарей их будущей славы».
В замках пажи, кроме воинственных и других забав, еще много черпали полезного из разговоров старших о войне, об охоте, об искусстве вынашивать птиц и дрессировать собак. Паж учился шахматной игре, потому что она заставляла его думать и рассуждать; его заставляли и петь под аккомпанемент бандуры песнь любви или военной славы. Наконец, соревнование, столь необходимое во всех возрастах и во всех сословиях, усиливалось еще и тем, что некоторые пажи стремились или сделаться оруженосцами, или же перейти к другому, более знаменитому рыцарю. Если кто из пажей становился оруженосцем, то это был последний шаг в рыцари.
Королевские дворы и замки вельмож являлись прекрасными школами для будущих рыцарей: тут они приучались к вежливости и обходительности, к повиновению старшим и к уважению женщин; в сообществе с товарищами они приучались к физическим упражнениям, к военным приемам, к мужеству и стойкости характера. Но королевские дворы и замки служили также хорошими школами и для молодых девушек. Там они развивали и совершенствовали те нежные чувства, для которых были созданы самой природой. Молодые девушки с самого юного возраста приучались смотреть на рыцарей как на своих защитников и покровителей и оказывать будущим своим мужьям те услуги, какие каждый знаменитый воин вправе ожидать от нежной супруги. Они первые смывали с рыцарей пыль и кровь, пролитую за них же. Дамы и девицы изучали хирургию и с большим умением оказывали раненым необходимую помощь.
Если рыцарь-патрон находил, что юноша, отданный к нему для воспитания, после некоторого периода времени достаточно сделал успехов в военном искусстве и отличался во время своего пребывания в замке хорошим поведением и благонравием, то такого юношу он повышал в оруженосцы. Оруженосцу впервые давали в руки меч, и по поводу такого важного события совершался религиозный обряд.
Обыкновенно при совершении такого обряда присутствовали отец и мать юноши или восприемники; они с восковыми свечами в руках подводили к алтарю будущего оруженосца, а священнослужитель брал с престола меч и пояс и, благословив их несколько раз, препоясывал ими молодого дворянина.
Оруженосцы разделялись на несколько классов сообразно с налагаемыми на них обязанностями: были оруженосцы, состоявшие при особе рыцаря или его супруги (первая должность стояла выше), затем следовали комнатные оруженосцы, или камергеры, конюшие, или шталмейстеры, кравчие, или форшнейдеры, мундшенки и мундкохи. Самой почетной должностью была должность состоять при особе рыцаря.
Уже 14-ти лет молодой паж мог достигнуть звания оруженосца; их допускали ближе к сеньорам, и молодые люди свободнее участвовали в разговорах и беседах рыцарей; конечно, это много способствовало развитию ума юношей и подготовке их к великому званию рыцарей в будущем. Оруженосцы с большим вниманием следили за беседами рыцарей о военных подвигах, о турнирах, об охоте и обо всем том, что составляло главную доблесть рыцаря; эти же самые оруженосцы старались услужить как самому патрону, так и его благородным гостям, стараясь заслужить их одобрение; они стремились приобрести грацию движений, ловкость, поворотливость - конечно, не ту суетливую поспешность, когда человек попусту снует из угла в угол, сам не зная, за что ему взяться и с чего начать, а ту благородную, полную достоинства предупредительность, которая так всем нравится, которая очаровывает вас и увлекает; кроме того, эти юноши отличались приветливостью, вежливостью, скромностью, благоразумием. Они были скромны в своих разговорах, не спорили со старшими, были снисходительны к низшим и тогда только выказывали развязность, когда этого требовали обстоятельства.
Те из юношей, которые обязаны были прислуживать на пирах и угощать гостей своего патрона, назывались форшнейдерами. Они обязаны были присутствовать на пирах, подносить гостям яства; но это, однако, не были простые слуги, которые обязаны только подносить блюда - нет, они постоянно следили за беседой своего патрона и его гостей, и хотя и не вмешивались в разговор старших, но учились у них, как говорить красноречиво и понятно; иногда, конечно, патрон форшнейдера или гости обращались и к нему с какими-нибудь вопросами, на что тот должен был отвечать вежливо и толково.
У форшнейдера были помощники - также молодые люди, готовившиеся в рыцари; эти помощники наблюдали за обеденным столом, приносили блюда и заботились о хлебе и о вине; конечно, от этих юношей требовалось большое внимание, чтобы присутствующие ни в чем не нуждались. После обеда помощники форшнейдера были обязаны подавать гостям мыться, а потом убирали со стола и принимали серебро и дорогие сервизы, в которых подавали на стол, чтобы, в свою очередь, сдать серебро и фарфор главному дворецкому, у которого хранились эти вещи. Затем эти же помощники форшнейдера должны были позаботиться о послеобеденных удовольствиях для гостей и приготовить все необходимое для этого, пока те отдыхали. Лишь только посетители опять появлялись в залах, как пажи обязаны были предложить то или другое развлечение: танцы, музыку, пение, гулянье или катание (последние два удовольствия, конечно, предлагались в теплую и хорошую погоду).
Пажи принимали участие в удовольствиях вместе с девицами из свиты почетных дам; но и тут эти молодые люди обязаны были разносить гостям лакомства, вина и другие напитки. Вино подавалось гостям и перед отходом их ко сну, что называлось «на сон грядущий». Когда после всевозможных удовольствии пажи замечали, что гости уже начинают утомляться, то они любезно провожали посетителей замка в назначенные для них комнаты.
Из этих должностей, которые служили как бы подготовкой к более трудной и более ответственной должности, переходили в шталмейстеры.
Шталмейстер должен был заботиться о лошадях; на его попечении было определенное число коней его патрона. Такое занятие никто не считал унизительным для юноши дворянского происхождения; это было вовсе не в нравах дворянства, сражавшегося всегда на конях. Эти конюшие обучали лошадей ратным приемам; кроме того, у этих молодых людей были под начальством оруженосцы помоложе, которых первые обучали искусству, как обращаться с молодыми лошадьми и как их приучать к ратным приемам. Другие оруженосцы наблюдали за оружием своего патрона, хранили его в особых помещениях и наблюдали за тем, чтобы оно всегда было в чистоте и порядке на тот случай, если в нем случится надобность.
Обыкновенно все эти занятия чередовались у оруженосцев и с домашней службой; эти молодые люди были постоянно заняты каким-нибудь делом, и у них постоянно была какая-либо забота о том, чтобы не забыть чего-нибудь и не проштрафиться в глазах своего патрона и не заслужить его гнева; конечно, постоянное наблюдение за самим собой, неусыпное внимание в отношении своих обязанностей - все это служило развитию в молодом человеке долга, чести и справедливости, уважения к старшим, снисхождения к низшим, сострадания к несчастным и обиженным.
Оруженосцы были в то же время как бы и внутренней стражей замка; в полночь дежурный оруженосец обязан был обойти все комнаты и дворы замка и осмотреть, все ли обстоит там благополучно; если он замечал что-либо подозрительное, то обязан был тотчас донести об этом своему патрону, невзирая на поздний час ночи. А с рассветом оруженосец снова уже был на ногах и снова принимался за свои обыденные занятия. Когда рыцарь выезжал из замка, то все оруженосцы спешили к нему с услугами: один из молодых людей поддерживал стремя, другой подавал ему наручи, третий перчатки, четвертый щит, другие держали шлем, копье, меч, и рыцаря мигом снаряжали в путь. Оруженосцы подводили рыцарям и коней. Так, боевой рослый конь подводился всегда с правой стороны и назывался «destrier»; таких коней подводили рыцарям при виде неприятеля.
Таким образом, оруженосцы, услуживая рыцарям, приучались и сами к воинскому вооружению тогдашнего времени, которое, к слову сказать, было очень сложно, и надо было иметь большую привычку, чтобы одеться в это вооружение скоро, хорошо и с требуемой предусмотрительностью.
Действительно, рыцарское вооружение требовало большого уменья и навыка: нужно было собрать и укрепить все связи лат, крепко надеть шлем и закрепить забрало; часто от тщательного вооружения зависели как успех сражающегося, так и его безопасность. Когда рыцарь входил в церковь или въезжал в замок, то оруженосцы обязаны были принять от него шлем, меч, копье и прочее. Оруженосцы сопровождали своего рыцаря и в бою; тогда они становились позади своего патрона и были как бы зрителями боя.
Однако нельзя сказать, чтобы эти оруженосцы были совершенно праздными зрителями боя; их присутствие было полезно не только для сражающегося рыцаря, но и для них самих.
В то время, как известно, еще не было огнестрельного оружия, и, следовательно, битва всегда происходила на холодном оружии. Противники становились шеренгой друг против друга и устремлялись на неприятеля с опущенными копьями; легко раненные и опрокинутые при помощи оруженосцев поднимались, схватывали свои мечи, булавы, топоры, чтобы защищаться снова или отмстить своему противнику; другие же старались воспользоваться своим преимущественным положением перед неприятелем и окончательно поразить его.
Каждый оруженосец был обязан внимательно следить за своим рыцарем во время сражения: он подавал своему патрону в случае надобности свежего коня, новое оружие, поднимал его, отражал удары неприятеля и вообще, как говорится, не спускал глаз с своего патрона, чтобы подоспеть к нему, если в этом встретится надобность; оруженосцам передавали также и взятых в плен во время какого-нибудь жаркого сражения. Присутствуя при сражениях, молодой человек привыкал к обязанностям воина и мог проверить на деле, способен ли он переносить все тягости, опасности и трудности войны.
Вполне понятно, что ввиду этого оруженосцем делали человека уже вошедшего в силу, а не слабого отрока, едва вышедшего из детского возраста. Для этого, как уже было сказано выше, устраивали в замках воинские игры, в которых приобретается гибкость, ловкость и сила, что крайне необходимо для хорошего бойца; затем юношей приучали к скачкам через кольцо и через препятствия на конях с копьями; потом они присутствовали на турнирах, которые представляли слабое подобие войны. Дамы любили присутствовать на подобных играх, рукоплескали отличившимся и этим возбуждали еще большее соревнование между молодыми людьми.
Звание оруженосца считалось очень почетным званием. Большая часть молодых дворян с гордостью носила звание оруженосца. Даже Карл VIII, король французский, пожаловал это звание своему старшему сыну.
Обычай отдавать сыновей на воспитание другим рыцарям был основан на том, что сами родители вряд ли могли бы подвергать своих детей такому суровому воспитанию, какое им давали в замках других рыцарей; но подобное воспитание было необходимо для каждого, кто желал сделаться со временем настоящим рыцарем по характеру и по подвигам, а не по одному только названию.
После того, как молодые люди уже достаточно привыкали к обязанностям оруженосца в замках своих патронов, их посылали ко дворам их государей, чтобы там они еще более приучались к этикету и к изящным манерам; но если возникала война, то оруженосцы непременно должны были неотлучно находиться при войске; в мирное же время эти молодые люди странствовали или же их отправляли в качестве послов в отдаленные края. Таким образом, оруженосцы привыкали владеть оружием, участвовали в турнирах и знакомились во время своих странствий с чужеземными обычаями. Эти три различных рода занятий назывались «les trios metiers des armes», а исполнявшие эти «trios metiers» назывались «les poursuivants des armes».
Канун больших турниров обыкновенно проводился в играх, называемых пробными турнирами; это служило как бы приготовлением к большому турниру; во время этих игр лучшие оруженосцы испытывали свои силы оружием более легким, ломким и не таким опасным, как рыцарское. Оруженосцы, отличившиеся на пробных турнирах, получали право участвовать и на больших вместе со славными рыцарями. «Это было одной из ступеней, по которым оруженосцы восходили к храму чести, то есть сами делались рыцарями», - так говорит Гассье в своей «Истории французского рыцарства».
(с) Ж. Ж. Руа, "История рыцарства", глава II