Реборнорайт номер раз.
Перепощено с дайри зачем-то...
С-52, второе. Сквало. Семейная жизнь. "Паааапа, дядя Такеши приехал!"
Злостный фанон, и АУ. Нету у него в каноне семьи иной, кроме Варии.
Капитан Сквало - отвратительный муж и еще более отвратительный отец.
Он редко берет отпуск, он почти не бывает у друзей и родни, его боится собственная теща, он не помнит, где в этом доме лежат его полотенца, но рычит, если, нагрянув домой среди ночи, не находит своих тапок на привычном месте. Он не верит, что брокколи полезнее пиццы с сосисками, если последнюю дети едят на отлично, а первую выплевывают ему на футболку и на обои.
Дома он либо дрыхнет весь день, либо сидит с отсутствующим лицом перед телевизором, машинально переключая каналы. "И чего терзать пульт, - сказала бы его теща, женщина вообще-то языкатая и боевая, - если он все равно не смотрит на экран?" "Стукнутый он у тебя какой-то",- добавила бы она, обращаясь к дочери. - "Держи от него детей подальше - мало ли, что ему в голову взбредет!"
Теща могла бы сказать многое, но не скажет - однажды Сквало послал ее дальше, чем Намимори, и обещал укоротить ей язык, в случае чего.
Спит Сквало всегда на сбитых простынях, свесив левую руку с кровати и засунув голову под подушку. Его маленькая смуглокожая жена считает, что в эти минуты он похож на огромное хищное животное - очень усталое животное. А подушка на голове - это даже хорошо. По крайней мере, так дети реже просыпаются от жутких ругательств и команд, которые капитан Сквало раздает во сне. Почему-то дети обожают повторять потом то, что они от него услышат. Почему-то этим непослушным детям( и старшему, и младшей) непременно надо спать рядом с отцом, пусть даже капитан сердито брыкается и ворчит, когда находит их рядом с собой. Почему-то они вообще к нему так и липнут.
Сквало невозможно усадить играть с детьми в развивающие игры: он или скучает, или удивляется, почему задания в них такие тупые. Его игры с детьми - это какое-то первобытные валяния, кувыркания, визги, вопли и рычание. Визжат дети. Рычит Сквало.
Сквало невозможно культурно отправить с детьми в парк - он или наотрез откажется, или пропадет вместе с ними, и притащит их вечером, объевшихся шоколадом и гамбургерами, обпившихся лимонадом, усталых и одурелых, или... просто пойдет дождь. Почему-то каждый раз, когда Сквало приезжает в отпуск, в городе идет дождь.
Сквало любит свою жену в гараже, или на кухне, или в сарае, где хранится садовый инструмент - везде, где в данную минуту нет этих маленьких, шумных, ужасных детей. Сквало громко сопит, а она тихо смеется, запрокидывая голову, каждый раз обмирая от счастья. Когда Сквало ногой опрокидывает банку с зеленой краской и принимается материться, его жена начинает смеяться громче, а когда под самой дверью сарая неожиданно раздается нетерпеливое, пронзительное "Па-а-апа, ты куда делся?! Дядя Такеши приехал!", Сквало и его жена принимаются ржать уже в голос.
Весь день накануне отьезда Сквало мается. Он наконец-то принимается чинить раковину, покосившуюся книжную полку, сломавшийся пульт от телевизора. Он много говорит по телефону - почему-то тоже там, где нет ни супруги, ни детей. Дети Сквало капризничают, потому что опять идет дождь. Жена Сквало, неразговорчивая и сердитая, собирает его вещи.
Капитан Сквало всегда выезжает ни свет ни заря, чтобы успеть в аэропорт. Когда он выходит за калитку, он видит в окнах спальни бледные лица членов своей малой семьи, прижавшиеся к стеклу.
О-33, второе. Cквалло | Кьеко. Заброшенный дом. Похищение.
А вот тут вообще двойная наглость с моей стороны - я проигнорировал упоминавшийся в заявке "стокгольмский синдром", ввел туда Бьянки, кота, мат, и сделал все это отдаленным сиквелом к вот этому драбблу Айзавы TYL!Тсуна. Облава. Укачивать дочь. "Боже, помоги нам, у нас кончились памперсы". Так что если что - советую начинать с него.
Это тоже АУ.
Когда Сквало с боем прорывается в тот дом, он находит их на самом верху, на гребанном чердаке.
Ну конечно. Кошка, когда за ней гонятся, всегда бежит наверх, и забивается в самый дальний угол. Женщины, видимо, тоже.
Кошка здесь тоже присутствует - серый котенок с хвостом-морковкой играет какими-то ленточками, свешивающимися из пасти распотрошенного чемодана. При появлении Сквало он зачем-то прыгает капитану навстречу, смотрит шалыми круглыми глазами, и тут же пускается наутек, прячась за опрокинутой набок тумбочкой.
На чердаке светло. Сквозь прореху в крыше падает столп солнечных лучей, и в этом столпе танцуют пылинки. Битое зеркало на полу пускает на стену зайчиков.
Идиллия.
Девицы - одна сидит, поджав под себя ноги, вторая лежит, положив голову ей на колени - смотрелись бы тоже вполне идиллически, если бы не мокрые дорожки на щеках рыжей жены Савады, и не серые губы Бьянки.
Когда Сквало шагает в низкую чердачную дверь, жена Савады испуганно приоткрывает рот и округляет глазищи. Занесенная в воздухе рука Бьянки с кольцом дрожит.
- Не дергайся, епт! - предупреждающе гаркает Сквало. Кому охота, чтобы ему за шиворот посыпались скорпионы - а какая еще форма может быть у Бьянкиной коробочки? Его голос резонирует под чердачными сводами. Чертов котенок снова выкатывается ему под ноги, и он отпихивает его носком сапога. - Что с вашим передатчиком?! Мы задолбались вас искать!
Точно, задолбались. Почему-то никто из Вонголы не предполагал, что пропавшая при очередной попытке перевезти ее в безопасное место жена босса, и вечно охраняющая ее Скорпиониха могут найтись в этом завшивленном городишке, в развалюхе, обитатели которой сбежали, должно быть, еще в Первый Год войны с Бьякураном. Зато чертовы враги оказались об этом прекрасно осведомлены - судя по их концентрации в этом районе.
Сквало морщится. У Сквало дежа вю. Так уже было. Он уже видел однажды эти вытаращенные оленьи зенки, точь в точь в такой же переделке. Тогда еще с ней был Савада, и их щенок. Чертов Савада.
- С Бьянки было плохо, - шепчет тем временем жена Савады, - а я не умею пользоваться передатчиком. Почему вы так долго? У вас есть аптечка?
- Сквало, - хрипло произносит Бьянки, - что с Тсуной? Как переговоры?
- Почему ребята нас не встретили? - громко говорит Кьоко. - Он обещал! Он обещал, что нас встретят, и проводят на базу!
- Той базы уже нет, - сухо роняет Сквало. Времени тоже почти нет. Надо уходить, и быстрее. Он не собирается рассказывать, как рыскал по всей округе, разыскивая этих чертовых дур, после того, как отсюда пришел последний слабый сигнал.
Сквало садится рядом с женщинами - осколки зеркала глухо хрустят под его сапогами - и видит, что с Бьянки уже не плохо - с ней хуже некуда. Приподнимает с ее живота скользкий комок идиотских синтетических тряпок, из которых шьют бабам шмотки. Раскрытый чемодан вон полон таких тряпок - нарядных, веселеньких, бесполезных. Под повязкой - месиво из крови и обрывков ткани, все живое, все скользкое, все ходит ходуном, и широкий ремень, продернутый в джинсы, еще и вдавливается в это живое и пульсирующее.
Бьянки, землисто-бледная, роняет свою коробочку и цепляется за его руки. Крепко.
- Где ваша машина? - бубнит Кьоко. - Если там есть аптечка, я могу за ней сходить! Вы же приехали за нами на машине?
- Нет, блядь, я прилетел на акуле, - огрызается Сквало. - Стой здесь.
Кьоко на время затыкается, зато Бьянки неожиданно смеется - надтреснуто, страшно. Крашеные в розовое волосы в солнечных лучах выглядят какими-то неживыми.
- Забери ее, Супербиа, - просит она. Губы искусаны и сухи. Зрачки сужены от боли.
Сквало трет окровавленной рукой лоб. Нормальную повязку он наложил, но это ничего не меняет - здесь не аптечка нужна, а оперблок. Донести Скорпиониху до транспорта он может - только вряд ли это что-то решит для нее.
Бьянки, похоже, тоже так считает.
- Заберу, - говорит Сквало. За тем и пришел. Эта маленькая рыжая идиотка даже не знает, до чего Вонголе важно видеть ее сейчас живой и здоровой.
- У вас есть вода? - кричит Кьоко.- Она хочет пить!
- У тебя есть пистолет? - шепчет Бьянки.
- Епт.
Кьоко, ничего не понимая, переводит взгляд с одного на другую.
- Я без Бьянки никуда не пойду, - звонко произносит она, - даже не думайте. А если... если вы меня уведете, то это будет похищение! Я скажу Тсуне!
Сквало выпрямляется и тяжело смотрит на нее сверху вниз. Наклоняется, двумя пальцами подхватывает серого котенка за шкирку - и швыряет его в руки Кьоко. Котенок душераздирающе пищит и немедленно карабкается ей на плечо.
- У тебя прошлый раз вроде бы был щенок, - гаркает он. - И ты возилась с ним, и молчала. Куда он подевался?
- Кто? - краснеет Кьоко.
- Епт. Ребенок. Де-воч-ка, - по слогам произносит Сквало. Вскидывает Бьянки на руки, вызывает по связи Луссурию, и резво идет с чердака.
Кьоко плетется следом.
- Лапа у бабушки Наны, - укоризненно говорит она в широкую спину Сквало.
Бьянки молчит, прикрыв глаза. Ей больно. Ей хочется еще раз спросить, как прошли последние переговоры с Бьякураном.
Но она не решается.
А-15. TYL Ламбо | Хана | Рехей. «Звезда моя, с кем вы целуетесь?»
А это самосмейка - ну такая самосмейка! Сплошь аллюзии на фильм "Гардемарины, вперед!", персонажи - TYLЛамбо, TYLХана, TYLРеохей, 20YLЛамбо.
Попытка юмора, значит.
- Все будет хорошо, вот увидишь.
- Не вижу! Не верю! Не будет!
- В самом начале семейной жизни все ссорятся. Потом мирятся. Потом привыкают друг к другу, ну, компромисс там находят... Это всего лишь медовый месяц!
- Уыыыыыы!!!
- Ох, ну что я такого сказал?
- Это! Всего лишь! Медовый месяц! А он меня уже замучил, Ламбо! То в горы! То в джунгли! То в степи! Теперь вот на северный по-о-люс хочет!
- Э?
- Да-а-а, на полюс! Потому что это так экстремально! Ламбо-о-о, у нас экстремально ужасный медовый месяц!
- Ну-у... Послушай, Хана, а где он сейчас?
- В бане парится, - всхлипнула Сасагава Хана, и высморкалась в поданный ей белоснежный платок, - потому что баня - это экстремально русская традиция! Нельзя же побывать в России - и ни разу не сходить в баню!
- Оу, - сочувственно произнес пятнадцатилетний Ламбо, отпивая из пестрой кружки продукт компании "Веселый молочник", - а я и не знал. Так бы и уехал после своей миссии, не отдав дань традиции. А почему ты с ним не паришься?
- Ламбо, что ты такое говоришь? - мило покраснела Хана, но тут же вновь скуксилась и заревела: - А я не хочу! Не хочу баню, не хочу водку, не хочу медведей, русский транспорт не хочу, и на полюс не хочу! Это слишком экстремально для меня! Я чувствую себя такой несча-а-а-стной...
- Боже, Боже, - вздохнул Ламбо, с сожалением отставил кружку и погладил плачущую Хану по волосам. - Ну не убивайся ты так, пожалуйста. Повторяй за мной: тер-пе-ние... Чувствуешь, как тебе становится легче?
- Тер-пе-ние... Нет, не становится! - заревела Хана, отбросила платок, и с размаху уткнулась лицом в пеструю жилетку Ламбо, чуть не столкнув его со скамьи - к двадцати пяти годам Хана стала женщиной рослой и фигуристой. - Но мне так приятно, что кто-то меня понимает! Ты такой добрый и красивый… Прямо как один парень, который мне нравился в детстве...
- Женщины... - пробормотал Ламбо, пытаясь через ее голову дотянуться до полки, на которой лежали глазированные сырки "Мишутка". Все-таки миссия в России имела свои плюсы. Все-таки эта Хана с возрастом стала довольно доброй и щедрой теткой...
- Экстремальный привет! - дверь с ноги распахнулась, и в кухню влетел раскрасневшийся, сияющий Реохей с полотенцем на плечах. - Хана, баня - это тыздец какая экстремальная традиция! Попробуй, не пожалеешь!
- Э? Звезда моя, почему эта Тупая Корова тебя трогает?!
- Реохей, нет! Не трогай его! Ай! Это такая русская традиция - перед отъездом на полюс трогательно попрощаться с последним земляком...
- Я ему покажу "трогательно"! Какой он вообще тебе земляк?!
О. Любимая, так ты решилась поехать со мной на полюс?!
- Да, да... Ламбо, ты как? Ты цел?
- Я... Не... Тер-пе-ние... Уыыыыыыыы!!!
- Посмотри, что ты наделал! - закричала на мужа Хана. - Ламбо такой милый и такой добрый паренек - с тех пор, как вырос, а ты! Ой, что это? Граната? Пушка? Ламбо, ты что! Ай!
- Ты кто?!
- Я - Ламбо, - со вздохом произнес незнакомый Хане красавец. Огляделся, вздохнул, перешагнул через поверженного боксера, взял с полки сырок и меланхолично принялся его распечатывать. - Да, давно я не был в России...
- Что ты сделал с моим мужем? Он живой?!
- Он, видимо, сам напросился... Прости, это я машинально. Послушай, Хана, - взрослый Ламбо перешагнул обратно через Реохея, - с ним все будет хорошо. И у вас обоих все тоже хорошо. Немножечко экстремально - но здорово. Этот дурак тебя очень любит, это я тебе точно говорю.
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво прошептала женщина.
- Из вашего будущего. Боже мой! Ну почему же ты опять плачешь?
- Спасибо, мне так важно было это услышать! Теперь я могу с ним и на северный полюс ехать, и на южный… - всхлипнула Хана, и бросилась Ламбо на шею. Теперь, чтобы уткнуться ему носом в футболку, ей совсем не нужно было наклоняться.
- Мда... - произнес Ламбо, машинально касаясь губами ее волос.- Я возьму еще один сырок?..
- Ох, что это было? Нокаут? - раздался с пола слабый голос Реохея. - Хана! Что это было? А это кто? Взрослый Ламбо? Звезда моя, почему вы опять целуетесь?!
- Ох, Реохей, это самый последний Ламбо! То есть, последний русский! То есть, последний земляк!.. Реохей, нет!
Базука Десятилетия сработала, как полагается.
"Не успел", - с сожалением подумал взрослый Ламбо про сырок.
С-52, второе. Сквало. Семейная жизнь. "Паааапа, дядя Такеши приехал!"
Злостный фанон, и АУ. Нету у него в каноне семьи иной, кроме Варии.
Капитан Сквало - отвратительный муж и еще более отвратительный отец.
Он редко берет отпуск, он почти не бывает у друзей и родни, его боится собственная теща, он не помнит, где в этом доме лежат его полотенца, но рычит, если, нагрянув домой среди ночи, не находит своих тапок на привычном месте. Он не верит, что брокколи полезнее пиццы с сосисками, если последнюю дети едят на отлично, а первую выплевывают ему на футболку и на обои.
Дома он либо дрыхнет весь день, либо сидит с отсутствующим лицом перед телевизором, машинально переключая каналы. "И чего терзать пульт, - сказала бы его теща, женщина вообще-то языкатая и боевая, - если он все равно не смотрит на экран?" "Стукнутый он у тебя какой-то",- добавила бы она, обращаясь к дочери. - "Держи от него детей подальше - мало ли, что ему в голову взбредет!"
Теща могла бы сказать многое, но не скажет - однажды Сквало послал ее дальше, чем Намимори, и обещал укоротить ей язык, в случае чего.
Спит Сквало всегда на сбитых простынях, свесив левую руку с кровати и засунув голову под подушку. Его маленькая смуглокожая жена считает, что в эти минуты он похож на огромное хищное животное - очень усталое животное. А подушка на голове - это даже хорошо. По крайней мере, так дети реже просыпаются от жутких ругательств и команд, которые капитан Сквало раздает во сне. Почему-то дети обожают повторять потом то, что они от него услышат. Почему-то этим непослушным детям( и старшему, и младшей) непременно надо спать рядом с отцом, пусть даже капитан сердито брыкается и ворчит, когда находит их рядом с собой. Почему-то они вообще к нему так и липнут.
Сквало невозможно усадить играть с детьми в развивающие игры: он или скучает, или удивляется, почему задания в них такие тупые. Его игры с детьми - это какое-то первобытные валяния, кувыркания, визги, вопли и рычание. Визжат дети. Рычит Сквало.
Сквало невозможно культурно отправить с детьми в парк - он или наотрез откажется, или пропадет вместе с ними, и притащит их вечером, объевшихся шоколадом и гамбургерами, обпившихся лимонадом, усталых и одурелых, или... просто пойдет дождь. Почему-то каждый раз, когда Сквало приезжает в отпуск, в городе идет дождь.
Сквало любит свою жену в гараже, или на кухне, или в сарае, где хранится садовый инструмент - везде, где в данную минуту нет этих маленьких, шумных, ужасных детей. Сквало громко сопит, а она тихо смеется, запрокидывая голову, каждый раз обмирая от счастья. Когда Сквало ногой опрокидывает банку с зеленой краской и принимается материться, его жена начинает смеяться громче, а когда под самой дверью сарая неожиданно раздается нетерпеливое, пронзительное "Па-а-апа, ты куда делся?! Дядя Такеши приехал!", Сквало и его жена принимаются ржать уже в голос.
Весь день накануне отьезда Сквало мается. Он наконец-то принимается чинить раковину, покосившуюся книжную полку, сломавшийся пульт от телевизора. Он много говорит по телефону - почему-то тоже там, где нет ни супруги, ни детей. Дети Сквало капризничают, потому что опять идет дождь. Жена Сквало, неразговорчивая и сердитая, собирает его вещи.
Капитан Сквало всегда выезжает ни свет ни заря, чтобы успеть в аэропорт. Когда он выходит за калитку, он видит в окнах спальни бледные лица членов своей малой семьи, прижавшиеся к стеклу.
О-33, второе. Cквалло | Кьеко. Заброшенный дом. Похищение.
А вот тут вообще двойная наглость с моей стороны - я проигнорировал упоминавшийся в заявке "стокгольмский синдром", ввел туда Бьянки, кота, мат, и сделал все это отдаленным сиквелом к вот этому драбблу Айзавы TYL!Тсуна. Облава. Укачивать дочь. "Боже, помоги нам, у нас кончились памперсы". Так что если что - советую начинать с него.
Это тоже АУ.
Когда Сквало с боем прорывается в тот дом, он находит их на самом верху, на гребанном чердаке.
Ну конечно. Кошка, когда за ней гонятся, всегда бежит наверх, и забивается в самый дальний угол. Женщины, видимо, тоже.
Кошка здесь тоже присутствует - серый котенок с хвостом-морковкой играет какими-то ленточками, свешивающимися из пасти распотрошенного чемодана. При появлении Сквало он зачем-то прыгает капитану навстречу, смотрит шалыми круглыми глазами, и тут же пускается наутек, прячась за опрокинутой набок тумбочкой.
На чердаке светло. Сквозь прореху в крыше падает столп солнечных лучей, и в этом столпе танцуют пылинки. Битое зеркало на полу пускает на стену зайчиков.
Идиллия.
Девицы - одна сидит, поджав под себя ноги, вторая лежит, положив голову ей на колени - смотрелись бы тоже вполне идиллически, если бы не мокрые дорожки на щеках рыжей жены Савады, и не серые губы Бьянки.
Когда Сквало шагает в низкую чердачную дверь, жена Савады испуганно приоткрывает рот и округляет глазищи. Занесенная в воздухе рука Бьянки с кольцом дрожит.
- Не дергайся, епт! - предупреждающе гаркает Сквало. Кому охота, чтобы ему за шиворот посыпались скорпионы - а какая еще форма может быть у Бьянкиной коробочки? Его голос резонирует под чердачными сводами. Чертов котенок снова выкатывается ему под ноги, и он отпихивает его носком сапога. - Что с вашим передатчиком?! Мы задолбались вас искать!
Точно, задолбались. Почему-то никто из Вонголы не предполагал, что пропавшая при очередной попытке перевезти ее в безопасное место жена босса, и вечно охраняющая ее Скорпиониха могут найтись в этом завшивленном городишке, в развалюхе, обитатели которой сбежали, должно быть, еще в Первый Год войны с Бьякураном. Зато чертовы враги оказались об этом прекрасно осведомлены - судя по их концентрации в этом районе.
Сквало морщится. У Сквало дежа вю. Так уже было. Он уже видел однажды эти вытаращенные оленьи зенки, точь в точь в такой же переделке. Тогда еще с ней был Савада, и их щенок. Чертов Савада.
- С Бьянки было плохо, - шепчет тем временем жена Савады, - а я не умею пользоваться передатчиком. Почему вы так долго? У вас есть аптечка?
- Сквало, - хрипло произносит Бьянки, - что с Тсуной? Как переговоры?
- Почему ребята нас не встретили? - громко говорит Кьоко. - Он обещал! Он обещал, что нас встретят, и проводят на базу!
- Той базы уже нет, - сухо роняет Сквало. Времени тоже почти нет. Надо уходить, и быстрее. Он не собирается рассказывать, как рыскал по всей округе, разыскивая этих чертовых дур, после того, как отсюда пришел последний слабый сигнал.
Сквало садится рядом с женщинами - осколки зеркала глухо хрустят под его сапогами - и видит, что с Бьянки уже не плохо - с ней хуже некуда. Приподнимает с ее живота скользкий комок идиотских синтетических тряпок, из которых шьют бабам шмотки. Раскрытый чемодан вон полон таких тряпок - нарядных, веселеньких, бесполезных. Под повязкой - месиво из крови и обрывков ткани, все живое, все скользкое, все ходит ходуном, и широкий ремень, продернутый в джинсы, еще и вдавливается в это живое и пульсирующее.
Бьянки, землисто-бледная, роняет свою коробочку и цепляется за его руки. Крепко.
- Где ваша машина? - бубнит Кьоко. - Если там есть аптечка, я могу за ней сходить! Вы же приехали за нами на машине?
- Нет, блядь, я прилетел на акуле, - огрызается Сквало. - Стой здесь.
Кьоко на время затыкается, зато Бьянки неожиданно смеется - надтреснуто, страшно. Крашеные в розовое волосы в солнечных лучах выглядят какими-то неживыми.
- Забери ее, Супербиа, - просит она. Губы искусаны и сухи. Зрачки сужены от боли.
Сквало трет окровавленной рукой лоб. Нормальную повязку он наложил, но это ничего не меняет - здесь не аптечка нужна, а оперблок. Донести Скорпиониху до транспорта он может - только вряд ли это что-то решит для нее.
Бьянки, похоже, тоже так считает.
- Заберу, - говорит Сквало. За тем и пришел. Эта маленькая рыжая идиотка даже не знает, до чего Вонголе важно видеть ее сейчас живой и здоровой.
- У вас есть вода? - кричит Кьоко.- Она хочет пить!
- У тебя есть пистолет? - шепчет Бьянки.
- Епт.
Кьоко, ничего не понимая, переводит взгляд с одного на другую.
- Я без Бьянки никуда не пойду, - звонко произносит она, - даже не думайте. А если... если вы меня уведете, то это будет похищение! Я скажу Тсуне!
Сквало выпрямляется и тяжело смотрит на нее сверху вниз. Наклоняется, двумя пальцами подхватывает серого котенка за шкирку - и швыряет его в руки Кьоко. Котенок душераздирающе пищит и немедленно карабкается ей на плечо.
- У тебя прошлый раз вроде бы был щенок, - гаркает он. - И ты возилась с ним, и молчала. Куда он подевался?
- Кто? - краснеет Кьоко.
- Епт. Ребенок. Де-воч-ка, - по слогам произносит Сквало. Вскидывает Бьянки на руки, вызывает по связи Луссурию, и резво идет с чердака.
Кьоко плетется следом.
- Лапа у бабушки Наны, - укоризненно говорит она в широкую спину Сквало.
Бьянки молчит, прикрыв глаза. Ей больно. Ей хочется еще раз спросить, как прошли последние переговоры с Бьякураном.
Но она не решается.
А-15. TYL Ламбо | Хана | Рехей. «Звезда моя, с кем вы целуетесь?»
А это самосмейка - ну такая самосмейка! Сплошь аллюзии на фильм "Гардемарины, вперед!", персонажи - TYLЛамбо, TYLХана, TYLРеохей, 20YLЛамбо.
Попытка юмора, значит.
- Все будет хорошо, вот увидишь.
- Не вижу! Не верю! Не будет!
- В самом начале семейной жизни все ссорятся. Потом мирятся. Потом привыкают друг к другу, ну, компромисс там находят... Это всего лишь медовый месяц!
- Уыыыыыы!!!
- Ох, ну что я такого сказал?
- Это! Всего лишь! Медовый месяц! А он меня уже замучил, Ламбо! То в горы! То в джунгли! То в степи! Теперь вот на северный по-о-люс хочет!
- Э?
- Да-а-а, на полюс! Потому что это так экстремально! Ламбо-о-о, у нас экстремально ужасный медовый месяц!
- Ну-у... Послушай, Хана, а где он сейчас?
- В бане парится, - всхлипнула Сасагава Хана, и высморкалась в поданный ей белоснежный платок, - потому что баня - это экстремально русская традиция! Нельзя же побывать в России - и ни разу не сходить в баню!
- Оу, - сочувственно произнес пятнадцатилетний Ламбо, отпивая из пестрой кружки продукт компании "Веселый молочник", - а я и не знал. Так бы и уехал после своей миссии, не отдав дань традиции. А почему ты с ним не паришься?
- Ламбо, что ты такое говоришь? - мило покраснела Хана, но тут же вновь скуксилась и заревела: - А я не хочу! Не хочу баню, не хочу водку, не хочу медведей, русский транспорт не хочу, и на полюс не хочу! Это слишком экстремально для меня! Я чувствую себя такой несча-а-а-стной...
- Боже, Боже, - вздохнул Ламбо, с сожалением отставил кружку и погладил плачущую Хану по волосам. - Ну не убивайся ты так, пожалуйста. Повторяй за мной: тер-пе-ние... Чувствуешь, как тебе становится легче?
- Тер-пе-ние... Нет, не становится! - заревела Хана, отбросила платок, и с размаху уткнулась лицом в пеструю жилетку Ламбо, чуть не столкнув его со скамьи - к двадцати пяти годам Хана стала женщиной рослой и фигуристой. - Но мне так приятно, что кто-то меня понимает! Ты такой добрый и красивый… Прямо как один парень, который мне нравился в детстве...
- Женщины... - пробормотал Ламбо, пытаясь через ее голову дотянуться до полки, на которой лежали глазированные сырки "Мишутка". Все-таки миссия в России имела свои плюсы. Все-таки эта Хана с возрастом стала довольно доброй и щедрой теткой...
- Экстремальный привет! - дверь с ноги распахнулась, и в кухню влетел раскрасневшийся, сияющий Реохей с полотенцем на плечах. - Хана, баня - это тыздец какая экстремальная традиция! Попробуй, не пожалеешь!
- Э? Звезда моя, почему эта Тупая Корова тебя трогает?!
- Реохей, нет! Не трогай его! Ай! Это такая русская традиция - перед отъездом на полюс трогательно попрощаться с последним земляком...
- Я ему покажу "трогательно"! Какой он вообще тебе земляк?!
О. Любимая, так ты решилась поехать со мной на полюс?!
- Да, да... Ламбо, ты как? Ты цел?
- Я... Не... Тер-пе-ние... Уыыыыыыыы!!!
- Посмотри, что ты наделал! - закричала на мужа Хана. - Ламбо такой милый и такой добрый паренек - с тех пор, как вырос, а ты! Ой, что это? Граната? Пушка? Ламбо, ты что! Ай!
- Ты кто?!
- Я - Ламбо, - со вздохом произнес незнакомый Хане красавец. Огляделся, вздохнул, перешагнул через поверженного боксера, взял с полки сырок и меланхолично принялся его распечатывать. - Да, давно я не был в России...
- Что ты сделал с моим мужем? Он живой?!
- Он, видимо, сам напросился... Прости, это я машинально. Послушай, Хана, - взрослый Ламбо перешагнул обратно через Реохея, - с ним все будет хорошо. И у вас обоих все тоже хорошо. Немножечко экстремально - но здорово. Этот дурак тебя очень любит, это я тебе точно говорю.
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво прошептала женщина.
- Из вашего будущего. Боже мой! Ну почему же ты опять плачешь?
- Спасибо, мне так важно было это услышать! Теперь я могу с ним и на северный полюс ехать, и на южный… - всхлипнула Хана, и бросилась Ламбо на шею. Теперь, чтобы уткнуться ему носом в футболку, ей совсем не нужно было наклоняться.
- Мда... - произнес Ламбо, машинально касаясь губами ее волос.- Я возьму еще один сырок?..
- Ох, что это было? Нокаут? - раздался с пола слабый голос Реохея. - Хана! Что это было? А это кто? Взрослый Ламбо? Звезда моя, почему вы опять целуетесь?!
- Ох, Реохей, это самый последний Ламбо! То есть, последний русский! То есть, последний земляк!.. Реохей, нет!
Базука Десятилетия сработала, как полагается.
"Не успел", - с сожалением подумал взрослый Ламбо про сырок.