Киносеанс
*
От вины не сбежишь - и не надо - она
расширяется слева и справа,
где в себе отсырела до бездны земля
и звенит за грачами, чья лава
поднимает, как ужас, чужое лицо,
что уловлено в сети их взгляда
в этой призме, которой теперь стали мы,
чтобы свет вырастал в нас оградой,
чей простор так разломлен, что мы не видны
в створках зренья, которым обратны,
где сужается птица в проектора тень,
запятнав несмертельные пятна.
А бумага постыдна, как нёбо скудна,
но и в краже пейзажа предметна,
невесома, как божья в стрекозах слюна,
и нечётна, как двоица, тщетна,
как попытка себя наизусть рассказать
и любая иная примета.
И когда этот твой полумёртвый язык
поднимается к ней, как архангел -
ты сжигаешь вину или стыд, и себя
избегаешь, как Авель и Каин,
и земля в твоей крови, как небо, дрожит
или сам обретаешься в камне.
(14-17/12/2016)
От вины не сбежишь - и не надо - она
расширяется слева и справа,
где в себе отсырела до бездны земля
и звенит за грачами, чья лава
поднимает, как ужас, чужое лицо,
что уловлено в сети их взгляда
в этой призме, которой теперь стали мы,
чтобы свет вырастал в нас оградой,
чей простор так разломлен, что мы не видны
в створках зренья, которым обратны,
где сужается птица в проектора тень,
запятнав несмертельные пятна.
А бумага постыдна, как нёбо скудна,
но и в краже пейзажа предметна,
невесома, как божья в стрекозах слюна,
и нечётна, как двоица, тщетна,
как попытка себя наизусть рассказать
и любая иная примета.
И когда этот твой полумёртвый язык
поднимается к ней, как архангел -
ты сжигаешь вину или стыд, и себя
избегаешь, как Авель и Каин,
и земля в твоей крови, как небо, дрожит
или сам обретаешься в камне.
(14-17/12/2016)