небольшой содержательный комментарий по ХГ-3. часть первая.
Третья зимняя школа по политической философии «Холодная голова», организованная Европейским университетом в Санкт-Петербурге, была посвящена разбору категорий «власть», «насилие» и «авторитет».
Занятия продолжались два полных дня, за это время мы успели проговорить много из интересующего нас, и это хорошо, но некоторые важные вопросы остались затронуты лишь отчасти. Есть предел человеческим силам и способности воспринимать и усваивать информацию. Я для себя отмечала и записывала некоторые моменты, которые позволяли обратиться к моим любимым темам с новой стороны или проясняли то, что мне самой не удалось продумать или даже просто увидеть. Некоторые сближения оказывались совершенно неожиданными. Конспекта как такового сделать не получилось, потому что в дискуссиях было больше вопросов, чем готовых ответов. Собственно, за этим мы там и собрались: чтобы проговорить и обдумать некоторые важные для нас проблемы, оставаясь на уровне политической теории, не уходя в практику.
Даже на теоретическом уровне не все так гладко, как хотелось бы, и с этого началась первая лекция первого дня (модераторами которой были А. Магун и А. Ф. Филиппов): с утверждения того, что в русском языке с этимологическими исследованиями термина власть «все плохо». С этим, в общем, никто не спорил, потому что у нас есть слово «власть», которым переводится множество латинских, английских и немецких терминов, - и больше нет ничего.
Этимология «власти» отсылает к «владению», «обладанию», что не слишком помогает, т.к. не учитываются другие смысловые оттенки. Лучше всего дела обстоят у итальянцев, которые могут пользоваться латинскими терминами, практически не переводя их. Также было сказано об английском языке, как «самом важном для нас языке политической мысли» (А. Магун)
Начиная разговор об Арендт, мы, естественно, начали с древних греков и вспомнили аристотелевское понятие «энергия» (ενεργεια) - энергия, мощь, явленность, избыточность, противоположная «дюнамис» δυναμις. Вопрос состоял в том, каким образом это понятие работает в политической философии? Равно ли обладание властью обладанию энергией, мощью, потенциалом, то же это самое, что господство, диктат, или же нет?
Арендт, как все мы помним, писала о том, что политическое в Древней Греции было «сферой деяния и речи», что мышление о политическом имеет репрезентативный характер - мы мыслим с того места, которое не занимаем, мы либо действуем, либо осмысляем происходящее, невозможно быть одновременно участником, игроком и наблюдателем. С этим связана и разработка понятия суждения, которому она уделяет внимание и в «Лекциях о политической философии Канта», и в «Life of the Mind».
Исходя из того, как Арендт понимала власть, очень похоже, что это не атрибут субъекта, а некая «энергия» (возвращаясь к смыслу, вкладываемому в этот термин Аристотелем), проявляющаяся в ходе совместных действий людей.
Дальше мы вспомнили, что сейчас политическую власть сложно мыслить без власти экономической, а также подняли вопрос о, так сказать «возобновляемой энергии» - политической, а не экономической, которая могла бы преодолеть «бич» современного российского (и не только) общества - политическую апатию, равнодушие, отсутствие энергии и желания участвовать в политической жизни страны.
В этот момент над нами пронесся дух Макиавелли и понятия virtu, но мы уже пошли дальше и заговорили об Аквинате. В его понятии Бога не разделены потенциальное и актуальное (энергия и дюнамис), это высшая власть, которая может всё. Люди же могут «разное», но никогда не все. Полнотой власти они не обладают и, следовательно, реализовать ее не могут.
Здесь можно зацепиться за идею политики как трансценденции, понимаемой как «мощь к всемогущему», к тому, чего у нас нет. Соответственно, «потенция» мыслится как трансценденция конечной формы к высшей, а предикат «политическое» в определении человека как политического животного (существа) может выражать эту самую возможность трансцендирования.
Как можно заметить, несмотря на то, что мы обращались к разным идеям и текстам, раскручивалась одну и ту же мысль: что такое власть и кто её субъект, кому она приписывается и как может быть реализована.
Связка «знание-власть» в этой лекции осталась не затронута, о ней говорили потом, когда обсуждали Сореля, Фанона и Беньямина. У Арендт эта тема, насколько мне помнится, не звучит никак.
Далее обратились к тому, как связаны власть и насилие, в частности, как возможно политическое действие, когда насилие становится средой, и возможно ли оно в принципе. В этой ситуации исчезает политика как таковая, поскольку насилие, по меткому выражению А. Ф. Филиппова, есть категория «с небольшой валентностью», оно может порождать только самого себя, и ничего больше, задавая жесткие рамки действования. Оно всегда равно самому себе, оставляя мало пространства для работы с собой, как с понятием, как и с феноменом реальности.
С этой мыслью, кстати, на мой взгляд, связано и то, что в дальнейшем нам сложно было переходить от обсуждений собственно насилия обратно к власти. От власти к насилию - да, а вот вернуться получалось с трудом, в том числе и в теории.
Остановились на том, что политическое действие в среде насилия возможно как выход за пределы правил игры, как непринятие их. Это может быть способ Ганди или то, о чем писала Гинзбург.
На второй лекции (модератор Дж. Платт), посвященной Беньямину, Сорелю и Фанону в первой своей части и насилию в искусстве во второй, обсуждались уже по большей части темы, связанные с насилием в политике, то есть с самой его возможностью, эффективностью и допустимостью применения. По итогам горячих дебатов первую часть закончили тем, что насилие может быть оправдано в короткой перспективе, но совершенно неясно, что с ним делать в долгой. Политическую теорию на нем не построить, эффект оно дает кратковременный, а потом нужно придумывать что-то другое.
Когда же начали говорить о насилии в искусстве, выяснилось, что сначала и тут нужно «договориться о понятиях», то есть о том, что мы понимаем под искусством, можно ли рассматривать политическое действие как художественный жест (и искусство как проявление политической воли) и если да, то применимы ли к нему эстетические критерии. Споры были жаркие, потому как применительно к искусству «а мне не нравится» тоже можно считать аргументом, что не работает в политико-теоретической дискуссии.
Третья, заключительная часть дня была посвящена философии власти, силы, энергии у Ницше и Бибихина. Модераторами были А. Магун и А. Погребняк, которые вернули нас к антропологии, понятию энергии, а также воли, силы и мощи. Если то, что писал о власти Ницше, было довольно знакомо, то Бибихина лично я никогда не знала как политического мыслителя и поняла, что к его текстам имеет смысл обратиться. Конечно, вспомнили и самые известные интерпретации Ницше в исполнении Хайдеггера, Ясперса, Делеза, а также их собственные идеи. Эта часть получилась довольно «метафизической», потому что модераторы с самого начала задали высокую планку обсуждения, вернувший нас на уровень понятий, концептов и сугубо теоретического обсуждения. Включаться в дискуссию не всегда получалось, но даже наблюдать за такой работой мысли, удерживающей суть, одновременно отсылая к таким разным текстам, освещающим проблему с самых неожиданных сторон, было полезно.
Этим завершился первый день.
Занятия продолжались два полных дня, за это время мы успели проговорить много из интересующего нас, и это хорошо, но некоторые важные вопросы остались затронуты лишь отчасти. Есть предел человеческим силам и способности воспринимать и усваивать информацию. Я для себя отмечала и записывала некоторые моменты, которые позволяли обратиться к моим любимым темам с новой стороны или проясняли то, что мне самой не удалось продумать или даже просто увидеть. Некоторые сближения оказывались совершенно неожиданными. Конспекта как такового сделать не получилось, потому что в дискуссиях было больше вопросов, чем готовых ответов. Собственно, за этим мы там и собрались: чтобы проговорить и обдумать некоторые важные для нас проблемы, оставаясь на уровне политической теории, не уходя в практику.
Даже на теоретическом уровне не все так гладко, как хотелось бы, и с этого началась первая лекция первого дня (модераторами которой были А. Магун и А. Ф. Филиппов): с утверждения того, что в русском языке с этимологическими исследованиями термина власть «все плохо». С этим, в общем, никто не спорил, потому что у нас есть слово «власть», которым переводится множество латинских, английских и немецких терминов, - и больше нет ничего.
Этимология «власти» отсылает к «владению», «обладанию», что не слишком помогает, т.к. не учитываются другие смысловые оттенки. Лучше всего дела обстоят у итальянцев, которые могут пользоваться латинскими терминами, практически не переводя их. Также было сказано об английском языке, как «самом важном для нас языке политической мысли» (А. Магун)
Начиная разговор об Арендт, мы, естественно, начали с древних греков и вспомнили аристотелевское понятие «энергия» (ενεργεια) - энергия, мощь, явленность, избыточность, противоположная «дюнамис» δυναμις. Вопрос состоял в том, каким образом это понятие работает в политической философии? Равно ли обладание властью обладанию энергией, мощью, потенциалом, то же это самое, что господство, диктат, или же нет?
Арендт, как все мы помним, писала о том, что политическое в Древней Греции было «сферой деяния и речи», что мышление о политическом имеет репрезентативный характер - мы мыслим с того места, которое не занимаем, мы либо действуем, либо осмысляем происходящее, невозможно быть одновременно участником, игроком и наблюдателем. С этим связана и разработка понятия суждения, которому она уделяет внимание и в «Лекциях о политической философии Канта», и в «Life of the Mind».
Исходя из того, как Арендт понимала власть, очень похоже, что это не атрибут субъекта, а некая «энергия» (возвращаясь к смыслу, вкладываемому в этот термин Аристотелем), проявляющаяся в ходе совместных действий людей.
Дальше мы вспомнили, что сейчас политическую власть сложно мыслить без власти экономической, а также подняли вопрос о, так сказать «возобновляемой энергии» - политической, а не экономической, которая могла бы преодолеть «бич» современного российского (и не только) общества - политическую апатию, равнодушие, отсутствие энергии и желания участвовать в политической жизни страны.
В этот момент над нами пронесся дух Макиавелли и понятия virtu, но мы уже пошли дальше и заговорили об Аквинате. В его понятии Бога не разделены потенциальное и актуальное (энергия и дюнамис), это высшая власть, которая может всё. Люди же могут «разное», но никогда не все. Полнотой власти они не обладают и, следовательно, реализовать ее не могут.
Здесь можно зацепиться за идею политики как трансценденции, понимаемой как «мощь к всемогущему», к тому, чего у нас нет. Соответственно, «потенция» мыслится как трансценденция конечной формы к высшей, а предикат «политическое» в определении человека как политического животного (существа) может выражать эту самую возможность трансцендирования.
Как можно заметить, несмотря на то, что мы обращались к разным идеям и текстам, раскручивалась одну и ту же мысль: что такое власть и кто её субъект, кому она приписывается и как может быть реализована.
Связка «знание-власть» в этой лекции осталась не затронута, о ней говорили потом, когда обсуждали Сореля, Фанона и Беньямина. У Арендт эта тема, насколько мне помнится, не звучит никак.
Далее обратились к тому, как связаны власть и насилие, в частности, как возможно политическое действие, когда насилие становится средой, и возможно ли оно в принципе. В этой ситуации исчезает политика как таковая, поскольку насилие, по меткому выражению А. Ф. Филиппова, есть категория «с небольшой валентностью», оно может порождать только самого себя, и ничего больше, задавая жесткие рамки действования. Оно всегда равно самому себе, оставляя мало пространства для работы с собой, как с понятием, как и с феноменом реальности.
С этой мыслью, кстати, на мой взгляд, связано и то, что в дальнейшем нам сложно было переходить от обсуждений собственно насилия обратно к власти. От власти к насилию - да, а вот вернуться получалось с трудом, в том числе и в теории.
Остановились на том, что политическое действие в среде насилия возможно как выход за пределы правил игры, как непринятие их. Это может быть способ Ганди или то, о чем писала Гинзбург.
На второй лекции (модератор Дж. Платт), посвященной Беньямину, Сорелю и Фанону в первой своей части и насилию в искусстве во второй, обсуждались уже по большей части темы, связанные с насилием в политике, то есть с самой его возможностью, эффективностью и допустимостью применения. По итогам горячих дебатов первую часть закончили тем, что насилие может быть оправдано в короткой перспективе, но совершенно неясно, что с ним делать в долгой. Политическую теорию на нем не построить, эффект оно дает кратковременный, а потом нужно придумывать что-то другое.
Когда же начали говорить о насилии в искусстве, выяснилось, что сначала и тут нужно «договориться о понятиях», то есть о том, что мы понимаем под искусством, можно ли рассматривать политическое действие как художественный жест (и искусство как проявление политической воли) и если да, то применимы ли к нему эстетические критерии. Споры были жаркие, потому как применительно к искусству «а мне не нравится» тоже можно считать аргументом, что не работает в политико-теоретической дискуссии.
Третья, заключительная часть дня была посвящена философии власти, силы, энергии у Ницше и Бибихина. Модераторами были А. Магун и А. Погребняк, которые вернули нас к антропологии, понятию энергии, а также воли, силы и мощи. Если то, что писал о власти Ницше, было довольно знакомо, то Бибихина лично я никогда не знала как политического мыслителя и поняла, что к его текстам имеет смысл обратиться. Конечно, вспомнили и самые известные интерпретации Ницше в исполнении Хайдеггера, Ясперса, Делеза, а также их собственные идеи. Эта часть получилась довольно «метафизической», потому что модераторы с самого начала задали высокую планку обсуждения, вернувший нас на уровень понятий, концептов и сугубо теоретического обсуждения. Включаться в дискуссию не всегда получалось, но даже наблюдать за такой работой мысли, удерживающей суть, одновременно отсылая к таким разным текстам, освещающим проблему с самых неожиданных сторон, было полезно.
Этим завершился первый день.