Кишиневский крысолов (рассказ В. Лорченкова)
КИШИНЕВСКИЙ КРЫСОЛОВ
− Пи-пи-пи, - сказала крыса.
− Пи-пи, - сказала она.
− Пи-пи, - пропищала крыса.
− Пи, - сказала она.
Хоть она говорила, очевидно, по-молдавски, понять ее не представлялось возможным.
Костик неуверенно глядел на крыс, столпившихся у его ног. Выглядели зверьки сытыми, довольными и спокойными. Шерсть их лоснилась, как волосы молдаванки, смазанные подсолнечным маслом. Усы топорщились, как член молдаванина, перепившего молодого вина в октябре. Глаза вращались, словно луна и Солнце над Молдавией - с завидной регулярностью. А еще у крыс были острые коготки, и, что самое главное, острые-преострые зубы. Именно этими зубами, - похожими на маленькие сабельки легендарного молдавского государя Александра Доброго, - крысы покусывали ботинки Костики. Видимо, животных привлекает запах кожи, подумал Костика. Плакали мои ботинки, подумал Костика. Ах вы пидары, подумал Костика.
− Пи-пи, - подумала крыса.
Ну, в смысле сказала, но у Костики не было ни малейших сомнений, что и подумала. Ведь Костика был в глубине души материалист, и не верил сказки в переселение душ. Не верил, что крыса думает по-человечески. Но в Молдавии 2089 года за такую ересь строго наказывали. Так что Костика держал свое неверие там, где его и положено было держать. В недрах подсознания.
Впрочем, когда ты стоишь в гуще крыс, дошедшей тебе по самое колено, пора высвобождать подсознание, подумал Костика, и решил на всякий случай помолиться. Оглянулся. Под разбитым куполом бледнели лица тех, кто привел его сюда. Помирать, так с музыкой, подумал музыкант Костика. Набрал воздуха в легкие. Ощущая, как крысы пожирают его ботинки прямо на ногах, и чувствуя прикосновение острых коготков к своим причиндалам - Костика даже со смущением почувствовал, что возбуждается, - бедняга набрал воздуха в легкие.
− Исполняющий обязанности президента Молдавии, Михай Гимпу! - крикнул Костика.
− Премьер-министр Молдавии Влад Филат! - проорал Костика.
− Спикер парламента Мариан Лупу! - прогремел он.
− Я ухожу в мир иной, и призываю вас на суд божий! - заорал он, отчаянно вспоминая книжку, в которой читал нечто подобное.
Правда, куда больше внимания Костик уделял эротическим эпизодам «Проклятых королей», нежели трагическим, так что с проклятиями пришлось импровизировать.
− Да будьте вы прокляты и роды ваши до десятого колена! - проорал он, чувствуя липкий холодный страх.
− Впрочем нет, теплый, - подумал Костика.
− Хотя липкий, - понял он.
− Да я же обделался, - понял он.
− Мать вашу! - заорал Костика, рассердившись.
− Не пройдет и года как всех вас Господь призовет на суд Божий! - орал Костика в купол церкви, а крысы уже подбирались к его шее.
− Бог свидетель! - заорал Костика.
После чего рывком поднял руку - несколько крыс слетели и масса, в которой утопал Костика, заверещала, зацокала, заскрежетала зубами еще сильнее, - и поднес ко рту свирель. Пропадать, так с музыкой, вспомнил Костика слова своего сержанта, который руководил Костикой во времена, когда еще парень служил в советском военном оркестре. Ну так и пропаду, и поиграю, подумал Костика. Дунул в свирель раз. Дунул два. Заиграл. Играл отчаянно, зажмурившись, понимая, что вот-вот перестанет Быть. И, когда с ним не случилось ничего через минуту, а потом и через две, а затем и через пять, открыл дрожащие веки и не поверил своим глазам.
… Все крысы сидели, сложив лапки, на полу Храма. Вид у них был невероятно умиротворенный. Крысы выглядели как молдавский таможенник, предотвративший провоз партии героина в 5 тонн, и пропустивший его затем за одну тонну взяткой. В общем, крысы выглядели как обычный молдавский таможенник. И смотрели на Костику со значением. Сам же Костика, опустив свирель, глазам своим не верил.
− Пи-пи, - сказала одна из крыс, самая жирная.
− Пипи, - сказала она со значением.
− Щелк-щелк, - щелкнула зубами она.
− А, ой да, бля, - сказал Костика.
Поднес свирель ко рту и заиграл. Крысы, приподнявшиеся было, вновь уселись. Костика играл, краем глаза поглядывая под купол церкви. Лица тех, кто его привел, были бледными, но довольными. Ах вы пидары, подумал Костика. Суки бля, думал он. Но играл и играл. Раздавались под сводами Кафедрального Собора Кишинева звуки необычайной красоты. Классику играл Костика. Четвертый концерт для фортепиано Восьмой Молдавской оперы играл Костика.
− Когда ты уйдешь, я стану ветром, - мысленно напевал он слова мелодии, которую играл.
− Когда я уйду, ты станешь небом, - пел он про себя.
Крысы, столпившиеся вокруг Костики, воздевали верхние лапки к небу и довольно скалились.
− Сработало, - понял Костика.
ХХХ
Храм Великой крысы появился в Кишиневе на месте разрушенного Кафедрального Собора. По замыслу городских властей, это должно было помочь в решении проблемы. Старики говорили, что началось все в незапамятные времена. В городе, после того, как оттуда ушли русские со своей сраной канализацией, захарканным водопроводом и никому на хер не нужными медицинскими профилактическими мерами, начались эпидемии.
И, конечно, расплодились в невиданных масштабах крысы.
Поначалу с ними боролись, причем успешно, разведя гигантскую популяцию бродячих собак. Это даже сочли очень перспективной экологической разработкой - собаки жрали крыс, мусор, и даже дерьмо горожан, лежавшее на улицах. Но поток собаки, поняв, что в Кишиневе особо и поживиться-то уже нечем, - из-за скудного питания дерьмо становилось все жиже, - плюнули и ушли. Старожилы помнили тот день, когда вся популяция псов - более ста тысяч голов, - шла колонной через город и городской голова, молодой мэр Дорин Киртака, на коленях умолял вожаков стаи вернуться. Но собака на то и собака, что она тупое животное, так что псы ушли. А Дорин Киртоака заперся в своем туалете в неотапливаемой мэрии и пустил себе пулю в лоб. Вроде бы. По другой версии, Дорин влюбился в крысу, выписал ей человеческий паспорт на сдвоенную фамилию «Григорчук-Полянский» (молдаване обожали сдвоенные фамилии) и женился на ней по древнему и таинственному обряду шаманов, а потом ушел в канализацию. Поговаривали, будто бы Дорин ходит с женой по сей день по подземным ходам под городом и пугает всех дикими криками «евроинтеграция... ебать-копать.. который час был позавчера... а сегодня?... в жопу? охотно!...почему укроп, бабушка... давайте все вчетвером, только по очереди...».
Но это, конечно, были слухи. На самом деле Дорин поступил как гражданин и мужчина. Он заперся в кабинете и позволил крысам, заполонившим город, сожрать себя.
Со временем улицы Кишинева, а потом и вся страна, заполнились волнами серого, живого, пищащего, моря. Это были крысы. Наглея, животные вели себя в стране по хозяйски. Они обгладывали провода электропередач - вывелась даже новая порода летучих крыс, отдыхавших на проводах головой вниз, - сновали в закрытых детских садах и школах. Трахались на центральной площади столицы, и некоторые даже и в задницу, что давало повод говорить об автохтонном происхождении части популяции крыс. А еще эти смышленые - совсем как молдаване - зверьки, уничтожили за несколько лет кишиневский аэропорт. Из-за них в других странах даже перестали принимать самолеты из Молдавии, чтобы не завезти себе, не дай Бог, чуму или другую какую болезнь. Так Молдавия стала совершенно автономной территорией...
Тогда-то и решено было, - говоря языком спикера Лупу, - начать решение проблемы разрешения проблематики проблематичной проблемы крыс.
Первым делом, в Кишиневе открыли Храм Крысы.
− Ведь если крыса крутой бля зверь, - говорил на заседании парламента депутат и коммунист Миша Полянский.
− Значит она бля, в полном соответствии с законами диалектики, нас нагнула, - говорил Миша, почесывая ягодицы, покусанные крысой.
− Значит, товарищ крыса в классовом развитии стоит выше нас, молдаван, - добавлял Миша.
− Стало быть, мы обязаны наклониться и неизбежно принять неизбежность, - говорил Миша.
− Поступить как добрый молдаване и нагнуться еще глубже, - говорил он.
− Конкретно бля ты че предлагаешь?! - кричала ему с галерки депутат от либералов, женщина Корина Фусу, чьи документы сожрали крысы, и потому Корина Фусу сама не знала, что из словосочетания «Корина Фусу» имя, а что фамилия.
− Я короче предлагаю в натуре уважить крысу, как марксист, - говорил депутат Миша.
− И построить в ее честь храм! - говорил он.
− Так мы умилостивим крыс, они начнут относиться к нам, молдаванам, толерантно, - добавил он.
− По-европейски и гуманно, - сказал он.
− В общем, храм для крысы, такая моя пролетарская идея, коллеги, - сказал он.
− Тоже мне, марксист, - язвительно замечал премьер-министр Филат.
− Ну, а как же Мавзолей и Ленин? - говорил Миша.
Все смущенно замолкали. Получалось, юный депутат умыл опытных политиков. Если где-то построили церковь для трупа, то почему бы нам и Храм для крысы не возвести, думали добрые молдаване.
Решено было построить Храм Крысы на самом культовом и энергетическом месте столицы. На месте кафедрального Собора Кишинева. На это дело даже выделили последние пятьдесят тысяч евро, оставшиеся в бюджете от продажи крысиных мехов и сала.
Деньги, конечно, украли.
− Хули тут строить, на полкосаря? - сказал грустно ответственный за постройку храма, новый мэр столицы, Вася Урсу.
Взял себе тридцать тысяч, двадцать занес куда надо, и решено было объявить о том, что нехватка средств в бюджете не позволяет строи... Но слом Кафедрального Собора уже начался.
− Ничего, - сказал Вася, - мы обоснуем.
Для решения этой проблемы - проблем становилось все больше, - привлекли единственного уцелевшего в стране pr-щика, с подозрительно русской фамилией Лоринков. Тот, потерев спросонья и спьяну глаза, долго слушал объяснения городского головы. После чего молча вынул из нагрудного кармана мэра пачку денег, отсчитал себе десять тысяч... Сказал, с трудом сглотнув:
− Ну и нажрался же я вче...уууээээ...
− То есть, пардон, идея моя такова, - сказал он, проблевавшись.
− Не надо ничего строить, молдаване, - сказал он.
− Вы же бля, не в Москве, - сказал он.
Посмеялся. Замолчал. Под грустным взглядом мэра достал из-под вороха одеял, в которых спал, бутылку. Приложился.
− Храм будет... - сказал он.
− Молдавский и а-у-тен-ти-ч-ный... - сказал он.
− Это как? - спросил мэр.
− Недостроенным, заброшенным, и засранным, - сказал Лоринков.
− Как и положено быть всякому храму для дебилов в малоразвитой стране, - сказал он.
− А поверят ли? - спросил Урсу.
− Ну, москвичи же ж в Индии дрочат, - сказал Лоринков.
− Москвичи это аргумент, - согласился Урсу.
После чего сделал все, как расписал pr-щик. Конечно, развил мысль. Творческий, как и все молдаване, мэр Урсу не хотел оставаться в рамках узкой идеологической схемы, разработанной для него по косной и зашоренной системе, человеком, придерживающимся консервативно-ретроградных взглядов. Проще говоря, Вася хотел украсть еще. Так что храм не просто оставили как есть, а еще и вынесли из него все, что можно. Позолоту сняли, иконы повесили на стенах кабаков, где подавали жареных крыс, паркет унесли на растопку... Кафедральный Собор столицы стал напоминать, наконец, нормальный аутентичный индийский храм.
А с учетом того, что молдаване давно уже были грязны и оборваны, как самые грязные и нищие индийские оборванцы, сходство стало полным.
ХХХ
Поначалу город вздохнул спокойно. Чего уж там.
Как больной, отключенный от аппарата искусственного дыхания, вздохнул город.
Ведь Храм Крысы привлек к себе большое число этих зверьков, что, без сомнения, свидетельствует о высоком уровне взаимоотношений народностей в республике Молдова, писала в местной газете известная журналистка Юля Юдовитч. Мы мультикультурная, многонациональная и многоконфессиональная страна, - писала она, - и то, как чудесно крысы уживаются с людьми, лишнее тому подтверждение. Пусть ради этого и приходится идти на какие-то жертвы, добавляла она, почесываясь из-за вшей, которых всюду разносили крысы.
Жертвами были продукты питания, которые подвозили в Храм. На прокорм крыс уходило примерно 50 процентов городских запасов продовольствия.
− А без этого никак? - спросил Урсу Лоринкова.
− Но, простите, а как же вы заманите крыс в этот Храм? - спросил Лоринков.
− Крыса же не представитель интеллигенции Молдавии, - сказал Лоринков.
− Одна крыса намного умнее всей интеллигенции Молдавии, - пояснил Лоринков.
− Крыса на чистый понт не ведется, - сказал он.
− Ей конкретная выгода нужна, - сказал он.
Так Храм, поначалу решивший проблему крыс - они и правда покинули улицы города, - стал со временем еще большей проблемой. Не спасало даже, что Храм Крысы Кишинева внесли в список достопримечательностей Европы в путеводитель «Мишлен» и даже дали пять звездочек из пяти возможных. Иностранцы, прилетавшие в Молдавию с миссией спасения от эпидемий, с удовольствием фотографировались на фоне живой стены из крыс. Молдаване со временем поверили в то, что крыса это божество, и стали поклоняться зверькам. Перед входом в Храм полагалось разуться, что для большей части населения никакой проблемы не представляло, ведь нормальная обувь была только у одного из ста. Остальные довольствовались простенькими лаптями, которые плели из коры. А они и сами разваливались... Увы, со временем начались проблемы.
− Гребанные крысы хотят все больше и больше жратвы, - доложил на заседании парламента премьер-министр.
− Они же блядь размножаются, - с ненавистью поглядел он на депутата Полянского.
− Быстрее, чем марксистская зараза! - сказал он.
Подсчитали, что за три года количество крыс в храме увеличилось с пятисот тысяч до полутора миллиона. На прокорм живых божеств уходило уже 80 процентов продовольственного бюджета. Голодали дети.
− Да хер бы с ними, дети и так голодают, с 1989 года, - сказал президент Гимпу.
− Но ведь блядь, от 20 процентов украсть можно гораздо меньше, - сказал он.
Это был тот редкий случай, когда все депутаты парламента Молдавии были единодушны. Первым делом решили наказать виновного. Им стал мэр Урсу.
− Люди добрые, - отчаянно кричал он.
− Я же лишь последовал совету подлеца Лоринкова, кото...
− Тот нам еще пригодится, - сказал премьер-министр.
− А ты уже нет, значит ты виноват! - сказал он.
После этого Урсу вспороли бок, вытащили ребро и подвесили за него под потолок. Депутат Полянский предлагал также всем помочиться на бывшего мэра, но эта идея с треском провалилась. Двухметровая высота потолка сделала мероприятие невыполнимым. Более того, она закончилось позорным фиаско. Ругаясь, и застегиваясь, - а также вспоминая уроки физики и кое-что о пидарском законе земного притяжения, который оказался правдой, а не гнусной ложью Совка, - мокрые депутаты разошлись по местам под крики несчастного экс-мэра. Он бы орал еще несколько суток, если бы спикер Лупу, которому все это надоело, не велел включить свет. Проводок в люстре, на которой висел Урсу, закоротило, и в палате молдавских лордов стало тихо и запахло жареным.
− Теперь к делу, - велел спикер.
В зал для заседаний парламента - располагался он в помещении заброшенного детского сада, - приволокли Лоринкова. Не то, чтобы его очень хотели волочь, но передвигаться самостоятельно он не мог.
− Есть одна легенда, - сказал он, когда протрезвел, наконец, и выслушал депутатов.
− Не знаю, сработает ли, - сказал он.
− Это мы сами решим, - сказал премьер, - а вы нам дискурс обозначьте.
− Вы же блядь интеллигенция, - сказал премьер.
− Ваше дело дискурс, - сказал он уверенно.
− А остальное мы сами блядь сделаем, - сказал он неуверенно.
− Ну что же, - сказал задумчиво Лоринков и сделал попытку завалиться на бок и уснуть.
Этого ему, конечно, не позволили. Лоринков вздохнул и сказал:
− Нам потребуется один музыкант...
ХХХ
Играя на свирели для крыс, Костика Москович, которого вызвали с гастролей в Одесской области срочной правительственной телеграммой, чувствовал, как капают ему на руки теплые слезы. Да, Костика плакал и не стеснялся этого. У него было всё... Лучший молдавский музыкант, - в МССР получавший премии, овации и любовь самых чернооких молдаванок с самыми черными усиками, - он в условиях рынка не растерялся и не пропал.
− Не скурвился, не подался к русским, - думал Костика.
− Как ебанный Дога! - думал ученик Доги Костика.
В независимой Молдове он сразу понял, что лучше уехать, потому что молдаване много говорили в лицо о своих выдающихся земляках и еще больше говорили за спиной, о том, какие пидарасы ходят в их выдающихся земляках.
− Не умеют в Молдавии ценить выдающихся земляков, - сказал как-то Костика своему коллеге, выдающемуся писателю и пьянице Лоринкову.
− В лицо говорят одно, за спиной другое, - сказал он.
− Мы с тобой, как выдающиеся люди, это понимаем, - сказал он.
− М-м-м-м, - промычал, как всегда пьяный, Лоринков.
− Пидар ты блядь, чмо бездарное, - сказал Костика, когда Лоринков отвернулся.
− Завистливый блядь козел, - сказал Костика.
И подался на Украину. Он выступал в лучших сельских клубах Николаевской и Одесской областях. У него был ангажэ... агаже... гади... аг... короче, талоны на трехразовое питание в столовой завода «Приборморстрой», и право выступать еженедельно на Дерибасовской.
Костика даже подумывал о херсонском гражданстве!
И тут эта блядская телеграмма! И он, как лох последний, купился на лесть и посулы. Костика вспомнил телеграмму.
«величайшему музыканту Вселенной всех времен и народов троеточ арийцу и полноценному человеку тчк все хуесосы и цыгане один ты гений троеточ Молдавия нуждается в своем выдающемся сыне зпт Правительство и парламент распускаются зпт тк мы хотим передать функции правительства, парламента и президента одному человеку Костике Московичу точк именно вы достойны руководить Молдовой а после когда потренируетесь и всем миром тчк срочно ждем чтобы вручить ключи от государственной казны зпт пяти мерседесов из гаража правительства зпт и от президентского дворца тчк все бабы побрили лобки зпт город украшен шариками воскл приезжай поскорее зпт верим любим ждем воскл весь народ Молдовы зпт который в едином порыве бреет лобки воскл пысы оплати телеграмму плз вернем деньги когда приедешь тчк спасибо тчк целуем обе щеки тчк»
Конечно, во всем этом не было ни слова правды. Блядский Лоринков, подумал Костика. Нет ни малейших сомнений, что именно Лоринков составлял телеграмму. И Костика знал это, читая текст! Но все равно поехал!
Блядский Лоринков... Этот человек препарировал душу молдаванина, как ученый - лягушку, подумал Костика. И от того, что мы, молдаване, это понимаем - понимал Костика, - нам не легче. Даже если лягушка увидит, что ее лапка дергается из-за скальпеля, она, лягушка, не перестает дрыгать этой лапкой. Сука Лоринков блядь, козел на хуй, фашист ебанный, подумал Костика со слезами.
− Пи-пи, - напомнила жирная крыса.
− А, простите, - сказал Костика.
Собрал нервы в кулак и продолжил играть.
Свирель, надо отдать должное властям, была отличная. Первое, что Костике дали по приезду, так это свирель. Дырки, правда, пришлось сверлить самому, потому что инструмент был декоративный, из театра... После того, как Костика разобрался со свирелью, что стоило ему зуба, синяка и ушиба плеча, несчастного поволокли к Храмы Крысы. К тому уже боялись приближаться больше чем на километр, потому что крысы пожирали все живое. Раз в день им приносили осужденных на казнь, чтобы хоть чем-то накормить животных и предотвратить их исход на улицы города... К Храму подобрались по крышам, и опустили Костику с разбитого купола на пол по канатам. Костика вспомнил, как неожиданно трезво и умно глянул на него в этот момент всегда спящий, блюющий или отключившийся Лоринков.
А, черт, забыл, подумал Костика. Перестал играть и быстро крикнул:
− И тебя, нечистоплотный, блядь, урод Лоринков, вызываю на суд Божий!
− Не пройдет и года, - крикнул он.
После чего, не дожидаясь даже «пи-пи», продолжил играть. Что с того, что Лоринков оказался прав, и крысы стали слушать свирель, как завороженные? Это решало проблему, но лишь на то время, как он играл! И совсем не решало его, Костики, конкретную проблему! Он пробыл в церкви час, его чуть не сожрали крысы, и вот, он играет а они слушают, но стоит ему перестать - а он рано или поздно перестанет, - и...
Молдаване, подумал Костика. Все через жопу, все не продуманно, никакого блядь плана, подумал он.
В это время распахнулись ворота Храма и Костика с удивлением увидел, что внутрь заходит Лоринков. В парадном мундире золотого шитья писатель выглядел ослепительно.
К тому же, он еще и побрился.
ХХХ
− А вот и бог из машины, - сказал Лоринков.
− В смысле, а вот и я, Москович, - сказал Лоринков.
− Играйте, играйте, Москович, - сказал Лоринков.
− А что это вы за херню, кстати, играете? - сказал он.
− А, Максим, - сказал он.
− Ничего так, я бы вдул, - сказал он.
− Когда я уйду, то стану ветром, - напел он.
− Щелк-щелк, - заскрежетали зубами крысы, потому что пел Лоринков отвратительно.
− Молчу-молчу, - поднял Лоринков руки и улыбнулся.
− А можете для души сбацать чего-то? - сказал Лоринков.
− Ну там, «Весь мир следил за тем как мы уходим», - сказал Лоринков.
− Мара, певичка моя любимая, - сказал он.
− Напеть? - спросил он.
Костика, играя на свирели, отчаянно помотал головой. Не хватало из-за придурка этого еще погибнуть в зубах крыс раньше времени, подумал Костика. Попробовал наиграть песню певички Мары. Получалось неплохо. Крысы встали на задние лапки, и стал покачиваться в ритм, помахивая хвостиками. Ну, чисто дети на рок-фестивале в Раменском, подумал с умилением Москович.
− Москович, взгляните на мои погоны, - сказал самодовольно Лоринков.
− Меня произвели в маршалы и главнокомандующие молдавской армии, - сказал он.
− За то, что я избавлю город от крыс, - сказал он.
− Как вам форма? - сказал он.
Москович снова заплакал. Как и все молдаване, он был неравнодушен к шитью золотом и чинам. К тому же, что-то в тоне Лоринкова давало ему основания полагать, что пьяница несчастный не врет. Погоны и впрямь были маршальские.
− Вот, выторговал, - сказал Лоринков, сияя.
− Так что вы теперь обязаны мне подчиняться, потому что вы лейтенант запаса, - сказал он.
− А я целый маршал! - сказал он.
− Каково? - сказал он, любуясь эполетами.
− … - пожал плечами Костика.
− А теперь слушай мою команду, - сказал Лоринков.
− Вы играете, я открываю двери церкви и мы с вами идем, - сказал Лоринков, направляясь к дверям.
− Выходим из города, и направляемся к водной преграде типа река, - сказал Лоринков, с наслаждением выражаясь, как самый настоящий маршал.
Ну, как выражаются маршалы в понимании Лоринкова, который ушел на военных сборах в запой, конечно.
− У водной преграды типа река, обозначенной на картах условным названием типа Бык, - продолжил Лоринков.
− Вы становитесь на обрыв и перестаете играть, - сказал он.
Москович поднял удивленно брови.
− У вас все равно нет выбора, - сказал Лоринков.
− И извините, что я вас так жестоко обманул, - сказал Лоринков.
− Нет в правительственном гараже давно уже «мерседесов», - сказал он.
− Да и лобки здесь уже давно никто не бреет, - сказал он.
− А теперь давайте что-нибудь бравурное, - сказал Лоринков.
− Что-то бодрое, пафосное, про родину, и чтоб всех тошнило, - сказал Лоринков
Москович кивнул и заиграл «Осень» группы ДДТ.
ХХХ
… процессия, шествовавшая по городу, производила впечатление какого-то сумасшедшего праздника индуистов, помноженного на молдавский военный парад и римский триумф. В роли триумфатора выступал - с обидой подумал Москович - сам Лоринков. Он шествовал впереди колонны, держа в руках шест со статуей Мадонны, который подобрал у католической церкви. Москович вспомнил, как писатель прошептал, подбирая шест.
− А-у-тен-тич-но...
Весь в золоте, с орденами и погонами как у Багратиона на картинках в учебниках истории для седьмых классов, Лоринков блистал. Немногие уцелевшие дамы бросали ему из окон промерзших пятиэтажек трусики, девицы визжали, отцы семейств аплодировали. Лоринков, морщась, снимал с лица трусики. Белье пахло... В общем, сволочь Лоринков украл себе все лавры, подумал с обидой Москович.
Сам Москович был похож на пленного румынского флейтиста, которого на машине времени перенесли в начало эры, заковали в цепи и велели тащиться по Риму за повозкой императора Траяна, наигрывая песни цыганского оркестра. Ну, и, наконец, крысы. За маршалом Лоринковым и музыкантом Московичем ползла живая меховая река. Страшная, стремительная и смертельно опасная...
Крысы уходили из города.
… уже у реки Москович понял, наконец, план Лоринкова. Чудесный план, если, конечно, не принимать во внимание, что ради его осуществления жертвуют им, Московичем! Крысы пойдут за ним в реку и будут тонуть, понял Москович. Правда, утонет и он... С другой стороны, выпрямил вдруг спину музыкант, он и правда избавит Родину от смертельной опасности. И войдет в историю страны героем! Так что Москович взглянул последний раз на небо, и решительно направился к воде. Как вдруг с удивлением почувствовал, что его держит за руку Лоринков.
− Куда собрались, Москович? - спросил Лоринков.
− В воду, - ответил, недоумевая, Москович.
− А зачем? - спросил, недоумевая, Лоринков.
− Я раскусил ваш план, - сказал, волнуясь, Москович.
− Крысы пойдут за мной в реку и утонут! - сказал он.
− И я утону... - сказал он.
− Вы решили пожертвовать мной, - сказал он.
− Мне плевать, - сказал он.
− Я спасу страну! - сказал он.
− Пусть ценой жизни! - сказал он.
− Ай, блядь, - взвизгнул Лоринков.
− Да играйте же снова! - рявкнул он на музыканта, стряхивая с сапога с царскими орлами вцепившуюся в носок крысу.
− Москович, Москович, - сказал он добродушно, когда свирель снова заиграла.
− Какой вы впечатлительный и эмоциональный, - сказал он.
− А еще лох... - сказал он.
− Как все молдаване, впрочем, - сказал он.
− Вот утопим мы крыс, - сказал он.
− А на что мы с вами жить будем? - сказал он.
− Не будем мы их топить, - сказал он.
− Погуляем сутки, да вернемся в город, крысы за нами вернутся, - сказал он, - и нас снова попросят спасти страну.
− Так мы и будем делать регулярно, - сказал он, - спасать страну, но не окончательно.
− Потому что как только мы ее спасем окончательно, - сказал он, - молдаване окончательно кинут нас с наградой, пенсиями и благодарностью.
− Вам все понятно, Москович? - сказал он.
Москович, раздувая щеки, кивнул. Дождался, пока Лоринков отвернется... Отскочил в сторону, и бросил свирель в воду. Прыгнул туда сам. Скрестил руки на груди. Стал глядеть на то, как медленно подбираются к нему недоумевающие крысы.
− Молдаване... - со вздохом сказал Лоринков, оборачиваясь.
− Все через жопу, - сказал он, отбегая.
− Все не продуманно, - сказал он, карабкаясь на дерево.
− Никакого блядь плана, - сказал он, усевшись на верхушке.
На дереве Лоринков стал похож на сбежавшего из цирка атлета, который прихватил сюртук шталмейстера. Вцепившись в ствол левой рукой, Лоринков поднес правую к глазам козырьком, чтобы не слепило Солнце.
Музыкант погибает, как идиот, подумал Лоринков.
Но не смог не признать, что зрелище перед ним разворачивалось величественное... Крысы, одна за другой, начали прыгать в воду, с остервенением подгребая к Костике. Многих уносило течение, они тонули... Самые упорные доплывали к музыканту и впивались в его тело молдаванина острыми, как бритва, зубами, захлебывались в крови и вода. Серая, шевелящаяся масса текла в реку несколько часов...
Лоринков потерял Костику под массой крыс из виду почти сразу. Но перед тем, как она окончательно накрыла музыканта, Лоринков увидел, как Костика приложил руку к голове, отдав честь. И, кажется, что-то сказал.
− Служу Молдове, - сказал Костика.
И Лоринков готов был поклясться, что слышал эти негромкие слова.
Побледнев, молдавский маршал Лоринков принял последний салют своего солдата.
КОНЕЦ
− Пи-пи-пи, - сказала крыса.
− Пи-пи, - сказала она.
− Пи-пи, - пропищала крыса.
− Пи, - сказала она.
Хоть она говорила, очевидно, по-молдавски, понять ее не представлялось возможным.
Костик неуверенно глядел на крыс, столпившихся у его ног. Выглядели зверьки сытыми, довольными и спокойными. Шерсть их лоснилась, как волосы молдаванки, смазанные подсолнечным маслом. Усы топорщились, как член молдаванина, перепившего молодого вина в октябре. Глаза вращались, словно луна и Солнце над Молдавией - с завидной регулярностью. А еще у крыс были острые коготки, и, что самое главное, острые-преострые зубы. Именно этими зубами, - похожими на маленькие сабельки легендарного молдавского государя Александра Доброго, - крысы покусывали ботинки Костики. Видимо, животных привлекает запах кожи, подумал Костика. Плакали мои ботинки, подумал Костика. Ах вы пидары, подумал Костика.
− Пи-пи, - подумала крыса.
Ну, в смысле сказала, но у Костики не было ни малейших сомнений, что и подумала. Ведь Костика был в глубине души материалист, и не верил сказки в переселение душ. Не верил, что крыса думает по-человечески. Но в Молдавии 2089 года за такую ересь строго наказывали. Так что Костика держал свое неверие там, где его и положено было держать. В недрах подсознания.
Впрочем, когда ты стоишь в гуще крыс, дошедшей тебе по самое колено, пора высвобождать подсознание, подумал Костика, и решил на всякий случай помолиться. Оглянулся. Под разбитым куполом бледнели лица тех, кто привел его сюда. Помирать, так с музыкой, подумал музыкант Костика. Набрал воздуха в легкие. Ощущая, как крысы пожирают его ботинки прямо на ногах, и чувствуя прикосновение острых коготков к своим причиндалам - Костика даже со смущением почувствовал, что возбуждается, - бедняга набрал воздуха в легкие.
− Исполняющий обязанности президента Молдавии, Михай Гимпу! - крикнул Костика.
− Премьер-министр Молдавии Влад Филат! - проорал Костика.
− Спикер парламента Мариан Лупу! - прогремел он.
− Я ухожу в мир иной, и призываю вас на суд божий! - заорал он, отчаянно вспоминая книжку, в которой читал нечто подобное.
Правда, куда больше внимания Костик уделял эротическим эпизодам «Проклятых королей», нежели трагическим, так что с проклятиями пришлось импровизировать.
− Да будьте вы прокляты и роды ваши до десятого колена! - проорал он, чувствуя липкий холодный страх.
− Впрочем нет, теплый, - подумал Костика.
− Хотя липкий, - понял он.
− Да я же обделался, - понял он.
− Мать вашу! - заорал Костика, рассердившись.
− Не пройдет и года как всех вас Господь призовет на суд Божий! - орал Костика в купол церкви, а крысы уже подбирались к его шее.
− Бог свидетель! - заорал Костика.
После чего рывком поднял руку - несколько крыс слетели и масса, в которой утопал Костика, заверещала, зацокала, заскрежетала зубами еще сильнее, - и поднес ко рту свирель. Пропадать, так с музыкой, вспомнил Костика слова своего сержанта, который руководил Костикой во времена, когда еще парень служил в советском военном оркестре. Ну так и пропаду, и поиграю, подумал Костика. Дунул в свирель раз. Дунул два. Заиграл. Играл отчаянно, зажмурившись, понимая, что вот-вот перестанет Быть. И, когда с ним не случилось ничего через минуту, а потом и через две, а затем и через пять, открыл дрожащие веки и не поверил своим глазам.
… Все крысы сидели, сложив лапки, на полу Храма. Вид у них был невероятно умиротворенный. Крысы выглядели как молдавский таможенник, предотвративший провоз партии героина в 5 тонн, и пропустивший его затем за одну тонну взяткой. В общем, крысы выглядели как обычный молдавский таможенник. И смотрели на Костику со значением. Сам же Костика, опустив свирель, глазам своим не верил.
− Пи-пи, - сказала одна из крыс, самая жирная.
− Пипи, - сказала она со значением.
− Щелк-щелк, - щелкнула зубами она.
− А, ой да, бля, - сказал Костика.
Поднес свирель ко рту и заиграл. Крысы, приподнявшиеся было, вновь уселись. Костика играл, краем глаза поглядывая под купол церкви. Лица тех, кто его привел, были бледными, но довольными. Ах вы пидары, подумал Костика. Суки бля, думал он. Но играл и играл. Раздавались под сводами Кафедрального Собора Кишинева звуки необычайной красоты. Классику играл Костика. Четвертый концерт для фортепиано Восьмой Молдавской оперы играл Костика.
− Когда ты уйдешь, я стану ветром, - мысленно напевал он слова мелодии, которую играл.
− Когда я уйду, ты станешь небом, - пел он про себя.
Крысы, столпившиеся вокруг Костики, воздевали верхние лапки к небу и довольно скалились.
− Сработало, - понял Костика.
ХХХ
Храм Великой крысы появился в Кишиневе на месте разрушенного Кафедрального Собора. По замыслу городских властей, это должно было помочь в решении проблемы. Старики говорили, что началось все в незапамятные времена. В городе, после того, как оттуда ушли русские со своей сраной канализацией, захарканным водопроводом и никому на хер не нужными медицинскими профилактическими мерами, начались эпидемии.
И, конечно, расплодились в невиданных масштабах крысы.
Поначалу с ними боролись, причем успешно, разведя гигантскую популяцию бродячих собак. Это даже сочли очень перспективной экологической разработкой - собаки жрали крыс, мусор, и даже дерьмо горожан, лежавшее на улицах. Но поток собаки, поняв, что в Кишиневе особо и поживиться-то уже нечем, - из-за скудного питания дерьмо становилось все жиже, - плюнули и ушли. Старожилы помнили тот день, когда вся популяция псов - более ста тысяч голов, - шла колонной через город и городской голова, молодой мэр Дорин Киртака, на коленях умолял вожаков стаи вернуться. Но собака на то и собака, что она тупое животное, так что псы ушли. А Дорин Киртоака заперся в своем туалете в неотапливаемой мэрии и пустил себе пулю в лоб. Вроде бы. По другой версии, Дорин влюбился в крысу, выписал ей человеческий паспорт на сдвоенную фамилию «Григорчук-Полянский» (молдаване обожали сдвоенные фамилии) и женился на ней по древнему и таинственному обряду шаманов, а потом ушел в канализацию. Поговаривали, будто бы Дорин ходит с женой по сей день по подземным ходам под городом и пугает всех дикими криками «евроинтеграция... ебать-копать.. который час был позавчера... а сегодня?... в жопу? охотно!...почему укроп, бабушка... давайте все вчетвером, только по очереди...».
Но это, конечно, были слухи. На самом деле Дорин поступил как гражданин и мужчина. Он заперся в кабинете и позволил крысам, заполонившим город, сожрать себя.
Со временем улицы Кишинева, а потом и вся страна, заполнились волнами серого, живого, пищащего, моря. Это были крысы. Наглея, животные вели себя в стране по хозяйски. Они обгладывали провода электропередач - вывелась даже новая порода летучих крыс, отдыхавших на проводах головой вниз, - сновали в закрытых детских садах и школах. Трахались на центральной площади столицы, и некоторые даже и в задницу, что давало повод говорить об автохтонном происхождении части популяции крыс. А еще эти смышленые - совсем как молдаване - зверьки, уничтожили за несколько лет кишиневский аэропорт. Из-за них в других странах даже перестали принимать самолеты из Молдавии, чтобы не завезти себе, не дай Бог, чуму или другую какую болезнь. Так Молдавия стала совершенно автономной территорией...
Тогда-то и решено было, - говоря языком спикера Лупу, - начать решение проблемы разрешения проблематики проблематичной проблемы крыс.
Первым делом, в Кишиневе открыли Храм Крысы.
− Ведь если крыса крутой бля зверь, - говорил на заседании парламента депутат и коммунист Миша Полянский.
− Значит она бля, в полном соответствии с законами диалектики, нас нагнула, - говорил Миша, почесывая ягодицы, покусанные крысой.
− Значит, товарищ крыса в классовом развитии стоит выше нас, молдаван, - добавлял Миша.
− Стало быть, мы обязаны наклониться и неизбежно принять неизбежность, - говорил Миша.
− Поступить как добрый молдаване и нагнуться еще глубже, - говорил он.
− Конкретно бля ты че предлагаешь?! - кричала ему с галерки депутат от либералов, женщина Корина Фусу, чьи документы сожрали крысы, и потому Корина Фусу сама не знала, что из словосочетания «Корина Фусу» имя, а что фамилия.
− Я короче предлагаю в натуре уважить крысу, как марксист, - говорил депутат Миша.
− И построить в ее честь храм! - говорил он.
− Так мы умилостивим крыс, они начнут относиться к нам, молдаванам, толерантно, - добавил он.
− По-европейски и гуманно, - сказал он.
− В общем, храм для крысы, такая моя пролетарская идея, коллеги, - сказал он.
− Тоже мне, марксист, - язвительно замечал премьер-министр Филат.
− Ну, а как же Мавзолей и Ленин? - говорил Миша.
Все смущенно замолкали. Получалось, юный депутат умыл опытных политиков. Если где-то построили церковь для трупа, то почему бы нам и Храм для крысы не возвести, думали добрые молдаване.
Решено было построить Храм Крысы на самом культовом и энергетическом месте столицы. На месте кафедрального Собора Кишинева. На это дело даже выделили последние пятьдесят тысяч евро, оставшиеся в бюджете от продажи крысиных мехов и сала.
Деньги, конечно, украли.
− Хули тут строить, на полкосаря? - сказал грустно ответственный за постройку храма, новый мэр столицы, Вася Урсу.
Взял себе тридцать тысяч, двадцать занес куда надо, и решено было объявить о том, что нехватка средств в бюджете не позволяет строи... Но слом Кафедрального Собора уже начался.
− Ничего, - сказал Вася, - мы обоснуем.
Для решения этой проблемы - проблем становилось все больше, - привлекли единственного уцелевшего в стране pr-щика, с подозрительно русской фамилией Лоринков. Тот, потерев спросонья и спьяну глаза, долго слушал объяснения городского головы. После чего молча вынул из нагрудного кармана мэра пачку денег, отсчитал себе десять тысяч... Сказал, с трудом сглотнув:
− Ну и нажрался же я вче...уууээээ...
− То есть, пардон, идея моя такова, - сказал он, проблевавшись.
− Не надо ничего строить, молдаване, - сказал он.
− Вы же бля, не в Москве, - сказал он.
Посмеялся. Замолчал. Под грустным взглядом мэра достал из-под вороха одеял, в которых спал, бутылку. Приложился.
− Храм будет... - сказал он.
− Молдавский и а-у-тен-ти-ч-ный... - сказал он.
− Это как? - спросил мэр.
− Недостроенным, заброшенным, и засранным, - сказал Лоринков.
− Как и положено быть всякому храму для дебилов в малоразвитой стране, - сказал он.
− А поверят ли? - спросил Урсу.
− Ну, москвичи же ж в Индии дрочат, - сказал Лоринков.
− Москвичи это аргумент, - согласился Урсу.
После чего сделал все, как расписал pr-щик. Конечно, развил мысль. Творческий, как и все молдаване, мэр Урсу не хотел оставаться в рамках узкой идеологической схемы, разработанной для него по косной и зашоренной системе, человеком, придерживающимся консервативно-ретроградных взглядов. Проще говоря, Вася хотел украсть еще. Так что храм не просто оставили как есть, а еще и вынесли из него все, что можно. Позолоту сняли, иконы повесили на стенах кабаков, где подавали жареных крыс, паркет унесли на растопку... Кафедральный Собор столицы стал напоминать, наконец, нормальный аутентичный индийский храм.
А с учетом того, что молдаване давно уже были грязны и оборваны, как самые грязные и нищие индийские оборванцы, сходство стало полным.
ХХХ
Поначалу город вздохнул спокойно. Чего уж там.
Как больной, отключенный от аппарата искусственного дыхания, вздохнул город.
Ведь Храм Крысы привлек к себе большое число этих зверьков, что, без сомнения, свидетельствует о высоком уровне взаимоотношений народностей в республике Молдова, писала в местной газете известная журналистка Юля Юдовитч. Мы мультикультурная, многонациональная и многоконфессиональная страна, - писала она, - и то, как чудесно крысы уживаются с людьми, лишнее тому подтверждение. Пусть ради этого и приходится идти на какие-то жертвы, добавляла она, почесываясь из-за вшей, которых всюду разносили крысы.
Жертвами были продукты питания, которые подвозили в Храм. На прокорм крыс уходило примерно 50 процентов городских запасов продовольствия.
− А без этого никак? - спросил Урсу Лоринкова.
− Но, простите, а как же вы заманите крыс в этот Храм? - спросил Лоринков.
− Крыса же не представитель интеллигенции Молдавии, - сказал Лоринков.
− Одна крыса намного умнее всей интеллигенции Молдавии, - пояснил Лоринков.
− Крыса на чистый понт не ведется, - сказал он.
− Ей конкретная выгода нужна, - сказал он.
Так Храм, поначалу решивший проблему крыс - они и правда покинули улицы города, - стал со временем еще большей проблемой. Не спасало даже, что Храм Крысы Кишинева внесли в список достопримечательностей Европы в путеводитель «Мишлен» и даже дали пять звездочек из пяти возможных. Иностранцы, прилетавшие в Молдавию с миссией спасения от эпидемий, с удовольствием фотографировались на фоне живой стены из крыс. Молдаване со временем поверили в то, что крыса это божество, и стали поклоняться зверькам. Перед входом в Храм полагалось разуться, что для большей части населения никакой проблемы не представляло, ведь нормальная обувь была только у одного из ста. Остальные довольствовались простенькими лаптями, которые плели из коры. А они и сами разваливались... Увы, со временем начались проблемы.
− Гребанные крысы хотят все больше и больше жратвы, - доложил на заседании парламента премьер-министр.
− Они же блядь размножаются, - с ненавистью поглядел он на депутата Полянского.
− Быстрее, чем марксистская зараза! - сказал он.
Подсчитали, что за три года количество крыс в храме увеличилось с пятисот тысяч до полутора миллиона. На прокорм живых божеств уходило уже 80 процентов продовольственного бюджета. Голодали дети.
− Да хер бы с ними, дети и так голодают, с 1989 года, - сказал президент Гимпу.
− Но ведь блядь, от 20 процентов украсть можно гораздо меньше, - сказал он.
Это был тот редкий случай, когда все депутаты парламента Молдавии были единодушны. Первым делом решили наказать виновного. Им стал мэр Урсу.
− Люди добрые, - отчаянно кричал он.
− Я же лишь последовал совету подлеца Лоринкова, кото...
− Тот нам еще пригодится, - сказал премьер-министр.
− А ты уже нет, значит ты виноват! - сказал он.
После этого Урсу вспороли бок, вытащили ребро и подвесили за него под потолок. Депутат Полянский предлагал также всем помочиться на бывшего мэра, но эта идея с треском провалилась. Двухметровая высота потолка сделала мероприятие невыполнимым. Более того, она закончилось позорным фиаско. Ругаясь, и застегиваясь, - а также вспоминая уроки физики и кое-что о пидарском законе земного притяжения, который оказался правдой, а не гнусной ложью Совка, - мокрые депутаты разошлись по местам под крики несчастного экс-мэра. Он бы орал еще несколько суток, если бы спикер Лупу, которому все это надоело, не велел включить свет. Проводок в люстре, на которой висел Урсу, закоротило, и в палате молдавских лордов стало тихо и запахло жареным.
− Теперь к делу, - велел спикер.
В зал для заседаний парламента - располагался он в помещении заброшенного детского сада, - приволокли Лоринкова. Не то, чтобы его очень хотели волочь, но передвигаться самостоятельно он не мог.
− Есть одна легенда, - сказал он, когда протрезвел, наконец, и выслушал депутатов.
− Не знаю, сработает ли, - сказал он.
− Это мы сами решим, - сказал премьер, - а вы нам дискурс обозначьте.
− Вы же блядь интеллигенция, - сказал премьер.
− Ваше дело дискурс, - сказал он уверенно.
− А остальное мы сами блядь сделаем, - сказал он неуверенно.
− Ну что же, - сказал задумчиво Лоринков и сделал попытку завалиться на бок и уснуть.
Этого ему, конечно, не позволили. Лоринков вздохнул и сказал:
− Нам потребуется один музыкант...
ХХХ
Играя на свирели для крыс, Костика Москович, которого вызвали с гастролей в Одесской области срочной правительственной телеграммой, чувствовал, как капают ему на руки теплые слезы. Да, Костика плакал и не стеснялся этого. У него было всё... Лучший молдавский музыкант, - в МССР получавший премии, овации и любовь самых чернооких молдаванок с самыми черными усиками, - он в условиях рынка не растерялся и не пропал.
− Не скурвился, не подался к русским, - думал Костика.
− Как ебанный Дога! - думал ученик Доги Костика.
В независимой Молдове он сразу понял, что лучше уехать, потому что молдаване много говорили в лицо о своих выдающихся земляках и еще больше говорили за спиной, о том, какие пидарасы ходят в их выдающихся земляках.
− Не умеют в Молдавии ценить выдающихся земляков, - сказал как-то Костика своему коллеге, выдающемуся писателю и пьянице Лоринкову.
− В лицо говорят одно, за спиной другое, - сказал он.
− Мы с тобой, как выдающиеся люди, это понимаем, - сказал он.
− М-м-м-м, - промычал, как всегда пьяный, Лоринков.
− Пидар ты блядь, чмо бездарное, - сказал Костика, когда Лоринков отвернулся.
− Завистливый блядь козел, - сказал Костика.
И подался на Украину. Он выступал в лучших сельских клубах Николаевской и Одесской областях. У него был ангажэ... агаже... гади... аг... короче, талоны на трехразовое питание в столовой завода «Приборморстрой», и право выступать еженедельно на Дерибасовской.
Костика даже подумывал о херсонском гражданстве!
И тут эта блядская телеграмма! И он, как лох последний, купился на лесть и посулы. Костика вспомнил телеграмму.
«величайшему музыканту Вселенной всех времен и народов троеточ арийцу и полноценному человеку тчк все хуесосы и цыгане один ты гений троеточ Молдавия нуждается в своем выдающемся сыне зпт Правительство и парламент распускаются зпт тк мы хотим передать функции правительства, парламента и президента одному человеку Костике Московичу точк именно вы достойны руководить Молдовой а после когда потренируетесь и всем миром тчк срочно ждем чтобы вручить ключи от государственной казны зпт пяти мерседесов из гаража правительства зпт и от президентского дворца тчк все бабы побрили лобки зпт город украшен шариками воскл приезжай поскорее зпт верим любим ждем воскл весь народ Молдовы зпт который в едином порыве бреет лобки воскл пысы оплати телеграмму плз вернем деньги когда приедешь тчк спасибо тчк целуем обе щеки тчк»
Конечно, во всем этом не было ни слова правды. Блядский Лоринков, подумал Костика. Нет ни малейших сомнений, что именно Лоринков составлял телеграмму. И Костика знал это, читая текст! Но все равно поехал!
Блядский Лоринков... Этот человек препарировал душу молдаванина, как ученый - лягушку, подумал Костика. И от того, что мы, молдаване, это понимаем - понимал Костика, - нам не легче. Даже если лягушка увидит, что ее лапка дергается из-за скальпеля, она, лягушка, не перестает дрыгать этой лапкой. Сука Лоринков блядь, козел на хуй, фашист ебанный, подумал Костика со слезами.
− Пи-пи, - напомнила жирная крыса.
− А, простите, - сказал Костика.
Собрал нервы в кулак и продолжил играть.
Свирель, надо отдать должное властям, была отличная. Первое, что Костике дали по приезду, так это свирель. Дырки, правда, пришлось сверлить самому, потому что инструмент был декоративный, из театра... После того, как Костика разобрался со свирелью, что стоило ему зуба, синяка и ушиба плеча, несчастного поволокли к Храмы Крысы. К тому уже боялись приближаться больше чем на километр, потому что крысы пожирали все живое. Раз в день им приносили осужденных на казнь, чтобы хоть чем-то накормить животных и предотвратить их исход на улицы города... К Храму подобрались по крышам, и опустили Костику с разбитого купола на пол по канатам. Костика вспомнил, как неожиданно трезво и умно глянул на него в этот момент всегда спящий, блюющий или отключившийся Лоринков.
А, черт, забыл, подумал Костика. Перестал играть и быстро крикнул:
− И тебя, нечистоплотный, блядь, урод Лоринков, вызываю на суд Божий!
− Не пройдет и года, - крикнул он.
После чего, не дожидаясь даже «пи-пи», продолжил играть. Что с того, что Лоринков оказался прав, и крысы стали слушать свирель, как завороженные? Это решало проблему, но лишь на то время, как он играл! И совсем не решало его, Костики, конкретную проблему! Он пробыл в церкви час, его чуть не сожрали крысы, и вот, он играет а они слушают, но стоит ему перестать - а он рано или поздно перестанет, - и...
Молдаване, подумал Костика. Все через жопу, все не продуманно, никакого блядь плана, подумал он.
В это время распахнулись ворота Храма и Костика с удивлением увидел, что внутрь заходит Лоринков. В парадном мундире золотого шитья писатель выглядел ослепительно.
К тому же, он еще и побрился.
ХХХ
− А вот и бог из машины, - сказал Лоринков.
− В смысле, а вот и я, Москович, - сказал Лоринков.
− Играйте, играйте, Москович, - сказал Лоринков.
− А что это вы за херню, кстати, играете? - сказал он.
− А, Максим, - сказал он.
− Ничего так, я бы вдул, - сказал он.
− Когда я уйду, то стану ветром, - напел он.
− Щелк-щелк, - заскрежетали зубами крысы, потому что пел Лоринков отвратительно.
− Молчу-молчу, - поднял Лоринков руки и улыбнулся.
− А можете для души сбацать чего-то? - сказал Лоринков.
− Ну там, «Весь мир следил за тем как мы уходим», - сказал Лоринков.
− Мара, певичка моя любимая, - сказал он.
− Напеть? - спросил он.
Костика, играя на свирели, отчаянно помотал головой. Не хватало из-за придурка этого еще погибнуть в зубах крыс раньше времени, подумал Костика. Попробовал наиграть песню певички Мары. Получалось неплохо. Крысы встали на задние лапки, и стал покачиваться в ритм, помахивая хвостиками. Ну, чисто дети на рок-фестивале в Раменском, подумал с умилением Москович.
− Москович, взгляните на мои погоны, - сказал самодовольно Лоринков.
− Меня произвели в маршалы и главнокомандующие молдавской армии, - сказал он.
− За то, что я избавлю город от крыс, - сказал он.
− Как вам форма? - сказал он.
Москович снова заплакал. Как и все молдаване, он был неравнодушен к шитью золотом и чинам. К тому же, что-то в тоне Лоринкова давало ему основания полагать, что пьяница несчастный не врет. Погоны и впрямь были маршальские.
− Вот, выторговал, - сказал Лоринков, сияя.
− Так что вы теперь обязаны мне подчиняться, потому что вы лейтенант запаса, - сказал он.
− А я целый маршал! - сказал он.
− Каково? - сказал он, любуясь эполетами.
− … - пожал плечами Костика.
− А теперь слушай мою команду, - сказал Лоринков.
− Вы играете, я открываю двери церкви и мы с вами идем, - сказал Лоринков, направляясь к дверям.
− Выходим из города, и направляемся к водной преграде типа река, - сказал Лоринков, с наслаждением выражаясь, как самый настоящий маршал.
Ну, как выражаются маршалы в понимании Лоринкова, который ушел на военных сборах в запой, конечно.
− У водной преграды типа река, обозначенной на картах условным названием типа Бык, - продолжил Лоринков.
− Вы становитесь на обрыв и перестаете играть, - сказал он.
Москович поднял удивленно брови.
− У вас все равно нет выбора, - сказал Лоринков.
− И извините, что я вас так жестоко обманул, - сказал Лоринков.
− Нет в правительственном гараже давно уже «мерседесов», - сказал он.
− Да и лобки здесь уже давно никто не бреет, - сказал он.
− А теперь давайте что-нибудь бравурное, - сказал Лоринков.
− Что-то бодрое, пафосное, про родину, и чтоб всех тошнило, - сказал Лоринков
Москович кивнул и заиграл «Осень» группы ДДТ.
ХХХ
… процессия, шествовавшая по городу, производила впечатление какого-то сумасшедшего праздника индуистов, помноженного на молдавский военный парад и римский триумф. В роли триумфатора выступал - с обидой подумал Москович - сам Лоринков. Он шествовал впереди колонны, держа в руках шест со статуей Мадонны, который подобрал у католической церкви. Москович вспомнил, как писатель прошептал, подбирая шест.
− А-у-тен-тич-но...
Весь в золоте, с орденами и погонами как у Багратиона на картинках в учебниках истории для седьмых классов, Лоринков блистал. Немногие уцелевшие дамы бросали ему из окон промерзших пятиэтажек трусики, девицы визжали, отцы семейств аплодировали. Лоринков, морщась, снимал с лица трусики. Белье пахло... В общем, сволочь Лоринков украл себе все лавры, подумал с обидой Москович.
Сам Москович был похож на пленного румынского флейтиста, которого на машине времени перенесли в начало эры, заковали в цепи и велели тащиться по Риму за повозкой императора Траяна, наигрывая песни цыганского оркестра. Ну, и, наконец, крысы. За маршалом Лоринковым и музыкантом Московичем ползла живая меховая река. Страшная, стремительная и смертельно опасная...
Крысы уходили из города.
… уже у реки Москович понял, наконец, план Лоринкова. Чудесный план, если, конечно, не принимать во внимание, что ради его осуществления жертвуют им, Московичем! Крысы пойдут за ним в реку и будут тонуть, понял Москович. Правда, утонет и он... С другой стороны, выпрямил вдруг спину музыкант, он и правда избавит Родину от смертельной опасности. И войдет в историю страны героем! Так что Москович взглянул последний раз на небо, и решительно направился к воде. Как вдруг с удивлением почувствовал, что его держит за руку Лоринков.
− Куда собрались, Москович? - спросил Лоринков.
− В воду, - ответил, недоумевая, Москович.
− А зачем? - спросил, недоумевая, Лоринков.
− Я раскусил ваш план, - сказал, волнуясь, Москович.
− Крысы пойдут за мной в реку и утонут! - сказал он.
− И я утону... - сказал он.
− Вы решили пожертвовать мной, - сказал он.
− Мне плевать, - сказал он.
− Я спасу страну! - сказал он.
− Пусть ценой жизни! - сказал он.
− Ай, блядь, - взвизгнул Лоринков.
− Да играйте же снова! - рявкнул он на музыканта, стряхивая с сапога с царскими орлами вцепившуюся в носок крысу.
− Москович, Москович, - сказал он добродушно, когда свирель снова заиграла.
− Какой вы впечатлительный и эмоциональный, - сказал он.
− А еще лох... - сказал он.
− Как все молдаване, впрочем, - сказал он.
− Вот утопим мы крыс, - сказал он.
− А на что мы с вами жить будем? - сказал он.
− Не будем мы их топить, - сказал он.
− Погуляем сутки, да вернемся в город, крысы за нами вернутся, - сказал он, - и нас снова попросят спасти страну.
− Так мы и будем делать регулярно, - сказал он, - спасать страну, но не окончательно.
− Потому что как только мы ее спасем окончательно, - сказал он, - молдаване окончательно кинут нас с наградой, пенсиями и благодарностью.
− Вам все понятно, Москович? - сказал он.
Москович, раздувая щеки, кивнул. Дождался, пока Лоринков отвернется... Отскочил в сторону, и бросил свирель в воду. Прыгнул туда сам. Скрестил руки на груди. Стал глядеть на то, как медленно подбираются к нему недоумевающие крысы.
− Молдаване... - со вздохом сказал Лоринков, оборачиваясь.
− Все через жопу, - сказал он, отбегая.
− Все не продуманно, - сказал он, карабкаясь на дерево.
− Никакого блядь плана, - сказал он, усевшись на верхушке.
На дереве Лоринков стал похож на сбежавшего из цирка атлета, который прихватил сюртук шталмейстера. Вцепившись в ствол левой рукой, Лоринков поднес правую к глазам козырьком, чтобы не слепило Солнце.
Музыкант погибает, как идиот, подумал Лоринков.
Но не смог не признать, что зрелище перед ним разворачивалось величественное... Крысы, одна за другой, начали прыгать в воду, с остервенением подгребая к Костике. Многих уносило течение, они тонули... Самые упорные доплывали к музыканту и впивались в его тело молдаванина острыми, как бритва, зубами, захлебывались в крови и вода. Серая, шевелящаяся масса текла в реку несколько часов...
Лоринков потерял Костику под массой крыс из виду почти сразу. Но перед тем, как она окончательно накрыла музыканта, Лоринков увидел, как Костика приложил руку к голове, отдав честь. И, кажется, что-то сказал.
− Служу Молдове, - сказал Костика.
И Лоринков готов был поклясться, что слышал эти негромкие слова.
Побледнев, молдавский маршал Лоринков принял последний салют своего солдата.
КОНЕЦ