Пять выборов мэра, убивших диктатуру
Люди не любят доверять объективным фактам, им больше нравятся собственные субъективные ощущения. И если эти субъективные ощущения говорят, что Россия сейчас находится на самом дне реакции и продолжает проваливаться еще глубже, то значит, так и есть. Хотя объективные факты просто-таки кричат ровно противоположное.
Всего два года назад, во времена трогательной «медведевской оттепели», никто и не мечтал о той невиданной степени политической свободы, которая свалилась на Россию сегодня, на воображаемом дне реакции. Разве мог кто-нибудь летом 2011 года представить, что в Москве вдруг вернут прямые выборы мэра, зарегистрируют всех оппозиционных кандидатов, включая несистемных, пустят их в телевизор на дебаты без всякой цензуры и дадут более-менее спокойно агитировать граждан? Тогда, в оттепель, все это казалось недостижимой утопией, а теперь в пучине реакции выглядит так, крохотными уступками, которые никого не устраивают.
Конечно, можно сказать, что нынешние московские выборы - это дешевая показуха, что все известно заранее, что Собянин все равно победит, а Навальный вернется обратно или в интернет, или вообще в тюрьму, и все снова пойдет как раньше, только еще хуже. Но огромный опыт, накопленный человечеством, подсказывает немного другую перспективу. Согласие авторитарного режима провести относительно свободные выборы мэра столицы - это один из самых надежных симптомов того, что править этому режиму осталось не больше нескольких лет.
Да, в таких случаях режимы всегда верят в свою неуязвимость. Живут в полной уверенности, что их поддерживает абсолютное большинство, и такие образцово-показательные выборы только укрепят режим, продемонстрировав, что оппозиция - это никому не нужные маргиналы даже в мятежной столице.
А дальше все вдруг идет вразнос, потому что на самом-то деле режим давно прогнил, держится исключительно по инерции, и любое ослабление контроля для него смертельно. Результаты столичных выборов оказываются совсем не такими, как планировалось. Граждане, один раз попробовав настоящей политики, уже отказываются возвращаться к прежней постылой показухе. Оппозиция превращается из несистемных маргиналов в реальную угрозу. Фарш назад не проворачивается, и режим тихонько умирает всего через несколько лет после того, как решил поиграть в точечную демократию.
Безусловно, все собранные здесь случаи крушения диктатур после выборов в столице уникальны. Они очень сильно отличаются и друг от друга, и от сегодняшней ситуации в России. Во всех этих странах авторитарные режимы рухнули не только из-за мэрских выборов, но еще из-за миллиона других причин. И тем не менее невозможно не заметить четкой тенденции: если режим начинает экспериментировать с демократией в столице, то через несколько лет дело неминуемо дойдет до настоящих выборов главы государства, где проконтролировать и ограничить уже ничего не получится.
Сербия. Демократия перед бомбами
В стране, зажатой в кольцо вполне реальных боевых фронтов, свергнуть авторитарный режим кажется делом невозможным. Особенно, если этот режим предусмотрительно поставил под свой контроль спецслужбы, суды и гостелерадио. Поэтому сербско-югославский президент Милошевич имел все основания считать себя неуязвимым. Мощь телевизора он оценил еще в коммунистической Югославии, когда всего одно удачное выступление за день превратило его из заурядного функционера в самого популярного политика Сербии. Поэтому первым делом Милошевич наладил контроль над государственными СМИ (других толком и не было) и уже с их помощью быстро и благополучно пролез на самый верх, добавив к своей империи суды, силовиков, центробанк и прочие приятности.
Подготовившись таким образом, Милошевич без малейшей опаски встретил неизбежную либерализацию политики в 90-х. Пусть создают какие угодно оппозиционные партии, пусть баллотируются, куда им только захочется. Все равно никто за них не проголосует, когда по телику целыми днями красуется президент в образе реинкарнации князя Лазаря, единственного в стране, кто способен защитить сербов от злого Запада, хорватских усташей, боснийских исламистов и несметных орд косовских албанцев. Ну а если уж кто-то из оппозиционеров будет совсем зарываться, то это можно быстро прекратить с помощью точечных убийств и похищений - в этом деле у югославских спецслужб, сросшихся с мафией, есть огромный опыт.
Тем более режим не ждал никакого подвоха от такой мелочи, как местные выборы 1996 года. Какой безумец будет голосовать за продавшуюся Западу демократическую оппозицию, когда телевизор целыми днями накачивает население историями о том, как дикие косовские албанки на западные деньги, как из пулемета, рожают новых боевиков, которые, едва научившись ходить, бегут насиловать сербских девушек и запихивать пивные бутылки в задницу сербским фермерам. Кто сможет их остановить? Кто спасет сербский Иерусалим - родное Косово? Понятно, что только Милошевич, а никак не пятая колонна демократов.
И вдруг демократическая оппозиция получила в парламенте Белграда достаточно мест, чтобы выбрать своего мэра (там мэра избирал городской парламент). Давно отвыкший от любого противодействия Милошевич тут же приказал судам это безобразие ликвидировать - результаты выборов признали недействительными из-за нарушений. Но жители Белграда не согласились с этим решением, они не заметили никаких нарушений со стороны оппозиции. Поэтому зимой в городе, где всего-то полтора миллиона населения, протестовать на улицы вышло более 150 тысяч человек. И они продолжали выходить на протяжении почти трех месяцев, пока Милошевич не сдал назад и не признал победу оппозиции в Белграде.
Формально толку от этой победы получилось немного. Лидер сербских демократов Зоран Джинджич пробыл мэром Белграда всего полгода - потом оппозиционеры разругались между собой, часть перебежала к Милошевичу, и они отозвали Джинджича с поста мэра. Но зато сербы увидели, что Милошевич вовсе не всесилен. Можно выйти на улицу и заставить его уступить.
Именно так сербы и поступили через три года во время «бульдозерной революции». На президентских выборах осенью 2000 года фальсификации были такими наглыми, что в опубликованных властями протоколах даже суммы друг с другом не бились. Но Милошевич все равно упирался, что оппозиция ничего еще не выиграла и должен быть второй тур.
Второго тура не было. Вместо него на улицы Белграда вышли полмиллиона человек и без особого сопротивления полиции взяли штурмом парламент. На следующий день Милошевич подал в отставку и вскоре отправился под конвоем на суд в Гаагу, а неудачливого мэра Белграда Джинджича избрали премьер-министром Сербии.
Мексика. Ненужная столица для ненужного мэра
Режим мексиканской Институционно-революционной партии, благополучно скончавшийся в 2000 году, был настоящим чемпионом мира по фальсификации выборов. Несмотря на социалистическую риторику и левацкие эксперименты в экономике, мексиканские революционеры не стали вступать в тоталитарные ряды стран народной демократии и сохранили у себя многопартийность. Там была и оппозиция слева, и оппозиция справа - голосуй за кого хочешь, власти потом все равно нарисуют результаты, какие им надо.
Чуров - жалкий любитель на фоне своих мексиканских коллег, которые похищали неугодных кандидатов и их родственников, скупали голоса целыми деревнями и разгоняли наблюдателей с участков автоматными очередями. Мексика - единственная из серьезных стран, где один из бывших президентов публично признал, что да, на президентских выборах 1988 года победила оппозиция, и власти совершенно незаконно отдали победу своему кандидату. А бюллетени потом сожгли, чтобы не лезли всякие проверяющие.
Продержаться у власти целых 80 лет мексиканским революционерам позволило то, что они смогли договориться между собой и каждые шесть лет назначали нового президента-преемника. Очень простой и эффективный прием, до которого почему-то не смогла додуматься нынешняя российская хунта. Потому что новый назначенный президент - это всегда и новые надежды для народа, и гарантии безопасности для старой правящей элиты.
Тем не менее, вечно продолжаться такая карусель все равно не может, потому что режим и общество неизбежно начинают двигаться по расходящимся траекториям. Однопартийная диктатура деградирует, а общество, наоборот, становится более образованным, богатым, информированным и испытывает все меньше желания терпеть фальсификации, тотальную коррупцию и лицемерную идеологию. Поэтому когда в середине 90-х к привычным радостям в Мексике добавился еще и экономический кризис с двукратной девальвацией песо, режим понял, что ему придется пойти на политические уступки, раз в экономике предложить нечего.
В 1997 году в Мексике ввели прямые выборы мэра столицы. Губернаторов там формально избирали всегда, а вот Мехико числился особо важным субъектом федерации, главу которого назначал президент. Теперь эта должность стала выборной, и всем было понятно, что городские дела в этой избирательной кампании - дело десятое. Борьба за пост мэра крупнейшего города страны будет репетицией следующих президентских выборов, на которых решится судьба всего режима.
Партии выдвинули в Мехико своих самых сильных политиков, агитация шла с невиданной по мексиканским меркам свободой. В результате явка на каких-то местных выборах оказалась на 10 процентных пунктов выше, чем на предыдущих президентских (67% против 57%). Выиграла оппозиция.
Новому мэру мексиканской столицы Карденасу (родному сыну легендарного президента) не было никакого дела до местных проблем Мехико. Не для того он ушел из правящей партии, которую когда-то создавал его отец, чтобы размениваться на пост какого-то мэра. Горожане тоже понимали, что Карденаса, чья семья всегда ассоциировалась с другим штатом, Мичоаканом, с Мехико почти ничего не связывает. Но все они очень хотели показать режиму, что так дальше нельзя. И показали - кандидат от партии власти получил всего 25%.
Меньше, чем через два года после вступления в должность первый демократически избранный мэр Мехико сам подал в отставку, чтобы сосредоточиться на президентской кампании. Подал зря, потому что президентские выборы 2000 года он все равно проиграл, занял только третье место. Но зато их выиграл другой оппозиционер - Винсенте Фокс. И тогда в Мексике закончилась однопартийная диктатура. После этого проблем в стране все равно осталось навалом, но по крайней мере одна из них была решена мексиканцы начали сами выбирать себе президента.
Тайвань. Бунт у мавзолея генералиссимуса
Режим, правивший Тайванем еще каких-то 20 лет назад, был безобразно авторитарным даже по очень нетребовательным меркам американских сателлитов времен холодной войны. Тогда американцы умудрялись навязать хоть какие-то состязательные выборы даже самым людоедским из своих младших союзников, а вот на Тайване никаких выборов не было вообще. Благодаря вывихам китайской гражданской войны генералиссимус Чан Кайши сумел создать на острове систему мечты: все вопросы с назначением начальства решались в междусобойчике наверху, и население не имело к этому процессу никакого отношения, даже формально-имитационного.
Президент Тайваня избирался парламентом, а парламент в свою очередь не избирался никем. Вернее, его избрали, но только один раз, когда-то давно и совсем другие люди еще в 1948 году - китайцы на континенте. А в 1949 году избранные там депутаты убежали от Мао на Тайвань, и из-за этого следующие выборы пришлось отложить до того светлого дня, когда голосование можно будет опять провести в освобожденном от коммунистов материковом Китае. На практике это означало, что все тайваньские депутаты получили свои места навсегда. Иногда некоторым из них все-таки приходилось уйти - из-за физической смерти. И тогда освободившееся место становилось нормальным избираемым. Но в целом здоровье парламентариев оказалось достаточно крепким, чтобы обеспечивать проверенным континентальным кадрам большинство даже в конце 80-х.
Быстрый экономический рост и угроза почувствовать на себе радости маоистского Большого скачка или Культурной революции довольно долго снимали все вопросы к режиму у большинства жителей Тайваня. А для тех немногих, у кого не снимали, у властей были свои методы. Например, отправить в тюрьму на 12 лет по тайваньскому аналогу «болотного дела». Или взять и зарезать дочь и мать лидера оппозиции, чтобы лучше берега видел.
Но холодная война закончилась, материковый Китай стал капиталистическим, и руководству Тайваня стало очень трудно объяснять населению, почему у них вместо парламента неизбираемый клуб старичья, хотя уровень жизни в стране, как в Южной Европе.
Пришлось начать медленную политическую либерализацию. В 1986 году разрешили другие политические партии, кроме правящей. В 1988-м - позволили открывать новые газеты. В 1991-м - заставили наконец уйти на пенсию всех депутатов-ветеранов выборов 1948 года, а на 1992 год назначили первые нормальные выборы в парламент и позволили оппозиции выиграть на них целую треть депутатских мест.
Сейчас, глядя из 2013 года, все это воспринимается как разумная постепенная либерализация, но тогда тайваньцы вряд ли придерживались такого мнения. Трудно быть довольным темпом реформ, когда после создания оппозиционной партии в 1986 году тебе приходится ждать еще целых шесть лет до ближайших нормальных выборов в парламент. Тайваньским оппозиционером казалось, что такая постепенная либерализация может продолжаться еще лет сто, оставаясь под жестким контролем правящей партии.
Но ста лет не потребовалось. Уже в 1994 году логика развития заставила власти согласиться на первые выборы столицы острова, Тайбэя. Казалось, что никаких неожиданностей там быть не должно. В столице, где самая высокая концентрация тех, кто в 1949 году приехал на Тайвань с континента, а положительные результаты экономического чуда заметнее всего, режим должен быть крепок, как нигде.
Тем не менее, выборы вдруг выиграл лидер оппозиции Чэнь Шуйбянь, у которого к тому времени жена уже успела случайно попасть под грузовик, оставшись в инвалидном кресле, а сам он отсидел год в тюрьме за непочтительную статью о ком-то из начальства. И то, и другое, кстати, случилось уже во второй половине 80-х, в годы, которые потом войдут в учебники истории, как период либерализации. Так что тут кому - либерализация, а кому - и грузовиком по позвоночнику.
Даже после этой победы оппозиции все не поменялось за день. К первым президентским выборам 1996 года режим собрался силами и выиграл их с большим отрывом. Нужно было подождать еще четыре года, пока оппозиционеры поруководят на местах, и все убедятся, что процветание от этого никуда не пропадает и коммунизм на Тайване никто строить не собирается. И только потом, в 2000 году, через шесть лет после первой серьезной победы на выборах столичного мэра тайваньская оппозиция смогла наконец получить высший пост в стране, добившись первой демократической смены власти в истории острова.
Бразилия. Коммунизм в отдельном Рио
Когда в середине 60-х годов бразильская политика начала стремительно леветь, местные генералы не стали гадать, получится из их страны вторая Куба или нет. Они однозначно решили, что не получится, поэтому разогнали всех гражданских и установили в стране военный режим. Установили с запасом, на пару десятилетий.
В любой демократической процедуре бразильские генералы видели брешь, через которую во власть обязательно пролезут коммунисты, поэтому отменили все выборы, какие только можно. В Бразилии перестали избирать мэров и губернаторов во всех более-менее значимых городах и штатах. Президента выбирали сами генералы из самих себя при формальном одобрении парламента. Оставили только избираемый парламент как единственный символ остатков демократии. Но и тут без лишнего баловства - все старые партии запретили, а вместо них создали всего две новые: правящую и неправящую. Правящая «Единая Бразилия» - это были сами генералы и вся бюрократия, а в неправящую «Справедливую Бразилию» согнали немногих оставшихся на свободе оппозиционеров, кого сочли достаточно безопасным, чтобы пустить в публичную политику. На долю несистемной оппозиции остались только высылка из страны, тюрьма и пытки электричеством.
Эта система более-менее работала лет пятнадцать, но на рубеже 80-х режим перестал справляться с тем, чтобы обеспечивать экономический рост, а бразильский средний класс разуверился в угрозе коммунистического переворота. Тогда стремительно теряющим социальную опору генералам пришлось начать медленную либерализацию. Такую либерализацию, чтобы длилась долго-долго и не выходила из-под генеральского контроля.
Но уследить за всем не получилось. Режиму удалось добиться того, что на первых настоящих парламентских выборах в 1982 году победа все равно досталась правящей «Единой Бразилии», которой просто поменяли вывеску. Во всех городах и штатах, куда вернули прямые выборы, победили или проверенные люди из «Единой Бразилии», или в худшем случае из «Справедливой». Но в одном месте идиллию все-таки прорвало. В бывшей столице страны Рио-де-Жанейро губернатором стал Леонель Бризола - человек, которого всего пару лет назад режим, не задумываясь, отправил бы в застенки на терапию электричеством.
До победы военной хунты Бризола был главным претендентом на роль бразильского Кастро. Во времена гонений на коммунистов он скитался по заграницам и смог вернуться в страну только после политической амнистии 1979 года. За долгие годы изгнания старик не потерял квалификацию. Путь на федеральный уровень для него был закрыт, поэтому он сосредоточился на главном, хотя и не родном для него штате Бразилии - Рио-де-Жанейро. Власти пытались не допустить безобразия, поработав над технологией подсчета бюллетеней, но остановить повальное голосование городских фавел за левого популиста было уже невозможно. Посреди все еще подконтрольной генералам Бразилии вдруг возник штат с левацким правительством.
Но ничего страшного не случилось. Бразилия не начала строить у себя вторую Кубу и не вернулась во времена генеральских репрессий. Наоборот, только ускорилась на пути к нормальной демократии. Уже в 1985 году генералы окончательно отдали власть гражданской оппозиции, а губернатор Рио-де-Жанейро Бризола собственным примером показал, что введение социальных программ для жителей фавел еще не означает плановую экономику и тотальную национализацию. Бразилия стала нормальной страной, где президента выбирают на настоящих свободных выборах, и победа хоть правых, хоть левых не угрожает стране ничем катастрофическим.
Турция. Ислам против пробок
Режим, созданный в Турции военными после смерти Ататюрка, был не столько авторитарный, сколько волюнтаристский. Где-то вне формальной иерархии и официальных государственных постов сидела группа генералов, которая по собственному усмотрению определяла, что в турецкой политике сегодня можно, а что - нельзя. Критерии допустимого были чисто субъективные, постоянно менялись и не подчинялись логике. Если партия проповедует превосходство турецкой нации над остальными, то это ничего, вписывается в генеральские представления о европейских ценностях - пусть живут. А вот если где-нибудь проскочит упоминание ислама, то тут сразу облава, тюрьма и запрет на участие в политике.
В этой системе разные кланы внутри элиты могли сколько угодно создавать себе политические партии и биться друг с другом на выборах. Но как только возникала угроза того, что победа достанется реальной оппозиции (исламистам или левым), то игры в демократию заканчивались, генералы устраивали военный переворот и быстренько очищали политическое поле от малейших следов оппозиции.
Делать это приходилось не раз и не два, а примерно каждые десять лет. И с каждым разом и внешнее окружение Турции, и само турецкое общество испытывало все меньше желания мириться с подобными методами организации политической жизни. После окончания холодной войны военные перевороты совсем вышли из моды, а научить дряхлеющий режим более изящным способам борьбы с оппозицией оказалось невыполнимой задачей.
Что могли поделать турецкие генералы, когда в 1994 году понаехавшая в бедные пригороды лимита вдруг впервые выбрала мэром Стамбула исламиста Эрдогана? Они стали ждать, когда же он проколется на своем исламе, чтобы спокойно отправить в тюрьму за нарушения принципов светскости. Ведь обязательно не удержится и потребует носить хиджабы или введет сухой закон.
Но год шел за годом, а Эрдоган все не прокалывался и не прокалывался. Вместо хиджабов провел в десятки районов водопровод, понастроил мостов и развязок, расплатился с городскими долгами и наконец догадался, что дома в Стамбуле пора переводить с угольного отопления на газовое. Вместо ужасов Талибана, главный город Турции получил успешного политика, который явно собирался переходить на национальный уровень.
Пришлось генералам сажать Эрдогана за что попало. В 1998 году стамбульский мэр был арестован и получил 10 месяцев тюрьмы и пожизненный запрет заниматься политикой за то, что публично процитировал стихотворение, которое вроде как разжигало религиозную рознь. Хотя раньше ни судей, ни генералов не смущало, что этот стишок в рамках патриотической лирики спокойно публикуется в школьных учебниках, одобренных Министерством образования.
Этот абсурдный приговор стал последним взбрыком военно-светского режима в Турции. Когда одного из самых популярных политиков страны Эрдогана отправили в тюрьму за стишок из хрестоматии, провожать его пришли десятки тысяч сторонников. И всем стало понятно, что дальше так продолжаться не может. Что режим со своей защитой светскости выродился до полного идиотизма, и его пора менять.
В 2002 году, через четыре года после суда над Эрдоганом в Турции прошли парламентские выборы, и генералы уже ничего не могли сделать с тем, что исламисты получили на них абсолютное большинство мест в парламенте, - набрали почти в два раза больше голосов, чем ближайшие конкуренты. Дальше исламисты, не нуждаясь ни в каких союзниках, сформировали собственное правительство, отменили прежние дурацкие запреты, и Эрдоган занял пост премьер-министра, на котором благополучно остается до сих пор. И теперь уже он сажает в тюрьмы заговорщиков-генералов за то, что те пытались подорвать конституционный строй.
© Максим Саморуков
This entry was originally posted at http://mcjabberwock.dreamwidth.org/276036.html.