(no subject)
Август - море - холмы - Дилан Томас.
Нам осталось разобраться с двадцатью двумя стихотворениями - из девяноста восьми, которые он написал.
Только ведь - пенки сняты.
Справедливо _dp_ сказал вчера - вытаскивание изюма из булки имело место - правда, изюма я не люблю.
Сначала я выбрала те, что сразу понравились и были, ну, в общих чертах, понятны.
Потом пошли - не очень нравящиеся, но понятные.
Потом - очень нравящиеся, но непонятные.
И что же теперь осталось?
В августе было так - на большом столе в саду три компа - за одним bgmt курс по линейной алгебре готовит, за другим статью по физике Каплуновский пишет, за третьим tarzanissimo - а я на удобном таком лежалище неподалёку - ногами кверху - чего-то бормочу - пересказывать пытаюсь - а слов нет - бессловесный Томас поэт - картины в голове мелькают - разноцветные - а вместо слов мычание. Периодически bgmt с Каплуновским отвлекаются - смотрят в оцепенении на меня и валятся под стол от хохота. Я обиженно протягиваю английский текст - немая сцена.
tarzanissimo злится и говорит, что он такое из этого стиха сделает, такое, что каждый увидит, что бред собачий. И вообще, к чёрту вечные эвфемизмы - хватит с него лона и могилы - пусть уж будет просто пизда.
Потом я читаю комментатора - а там - «к сожалению для читателя, в этом стихотворении совершенно непонятен синтаксис - где тут глагол, где существительное - а кто ж его знает». Может, одно имеется в виду, а может, и совсем другое.
И дальше очередная порция фрейдизма, а без него и вовсе никак.
Я, впрочем, поняла, почему фрейдизм идеально ложится в истолкование Томаса. Всё очень просто. Томас писал, имея в виду фрейдистское прочтение - так задавал темы - ну, а дальше отталкивался - и вперёд, картина за картиной, слово за слово - цепляются и торопятся.
Потом я читала вслух по-английски - и тут уж не до смеха - даже в моём достаточно невнятном чтении.
И возникал этот внесловесный смысл.
И у тарзаниссимо получался русский стих - настоящий...
Вчера вечером, когда мы взялись за очередной стих, я вот что подумала.
Томас, который сочинил себя, который настаивал на жизни в образе богемного поэта, который добровольно ограничил круг своих тем, вечно повторял tomb-womb - великий, никаких сомнений не возникает - великий - какой же несусветный нутряной талант был ему даден.
Эта невнятица, зримая и мощная, к концу его короткой жизни вдруг ставшая внятной.
«Time held me green and dying
Though I sang in my chains like the sea.»
Нам осталось разобраться с двадцатью двумя стихотворениями - из девяноста восьми, которые он написал.
Только ведь - пенки сняты.
Справедливо _dp_ сказал вчера - вытаскивание изюма из булки имело место - правда, изюма я не люблю.
Сначала я выбрала те, что сразу понравились и были, ну, в общих чертах, понятны.
Потом пошли - не очень нравящиеся, но понятные.
Потом - очень нравящиеся, но непонятные.
И что же теперь осталось?
В августе было так - на большом столе в саду три компа - за одним bgmt курс по линейной алгебре готовит, за другим статью по физике Каплуновский пишет, за третьим tarzanissimo - а я на удобном таком лежалище неподалёку - ногами кверху - чего-то бормочу - пересказывать пытаюсь - а слов нет - бессловесный Томас поэт - картины в голове мелькают - разноцветные - а вместо слов мычание. Периодически bgmt с Каплуновским отвлекаются - смотрят в оцепенении на меня и валятся под стол от хохота. Я обиженно протягиваю английский текст - немая сцена.
tarzanissimo злится и говорит, что он такое из этого стиха сделает, такое, что каждый увидит, что бред собачий. И вообще, к чёрту вечные эвфемизмы - хватит с него лона и могилы - пусть уж будет просто пизда.
Потом я читаю комментатора - а там - «к сожалению для читателя, в этом стихотворении совершенно непонятен синтаксис - где тут глагол, где существительное - а кто ж его знает». Может, одно имеется в виду, а может, и совсем другое.
И дальше очередная порция фрейдизма, а без него и вовсе никак.
Я, впрочем, поняла, почему фрейдизм идеально ложится в истолкование Томаса. Всё очень просто. Томас писал, имея в виду фрейдистское прочтение - так задавал темы - ну, а дальше отталкивался - и вперёд, картина за картиной, слово за слово - цепляются и торопятся.
Потом я читала вслух по-английски - и тут уж не до смеха - даже в моём достаточно невнятном чтении.
И возникал этот внесловесный смысл.
И у тарзаниссимо получался русский стих - настоящий...
Вчера вечером, когда мы взялись за очередной стих, я вот что подумала.
Томас, который сочинил себя, который настаивал на жизни в образе богемного поэта, который добровольно ограничил круг своих тем, вечно повторял tomb-womb - великий, никаких сомнений не возникает - великий - какой же несусветный нутряной талант был ему даден.
Эта невнятица, зримая и мощная, к концу его короткой жизни вдруг ставшая внятной.
«Time held me green and dying
Though I sang in my chains like the sea.»