Я стояла у кухонного стола и месила тесто для пирожков. Вообще-то пирожки следовало спечь в субботу для французской подруги, которая каждый раз как приходит, их требует, но не успела я.
Под локтем у меня тёрлась Вася, норовя нос на стол положить. А за окном в ноябрьской тьме тополь силуэтом и окна, окна горящие.
У Васьки стих был. Доотъездный старый.
***
Фаине Шушковской
В этом торчащем и многоэтажном
Хаосе книг, электричек и встреч
Вдруг промелькнёт неизбывная жажда
Несберегаемое сберечь.
В городе тёплом, спешащем и мокром,
В городе, мчащемся наперекос,
Рыжие, молча не движутся окна
Цвета твоих волос,
Рыжие молча хихикают окна,
Всё растеряв, что хранили всерьёз.
Не сбережёшь... Так не надо быть страусом,
Прямо в глаза, словно в окна взглянуть!
Что мне за дело - мы правы, не правы ли?
Мне б только рёбра успеть застегнуть.
март 1973
В первый год нашей с Васькой жизни как-то рано утром позвонила дочка адресата этого стиха и сказала, что мама умерла.
Васьки нет скоро двенадцать лет.
А где-то в параллельных мирах всё оно есть - его молодость - Ленинград шестидесятых - стих, пахнущий мокрым снегом.