Марья Васильевна
Давным-давно в 2001-ом написал Васька: «Мы и живём после нашей эры!»
***
Наверно, я всегда Марье отчасти завидовала, - её лихости, её уменью, про которое не все понимали правду, для своего Синявского через огонь и медные трубы идти, ограждать его, защищать… Её устным рассказам… Её бесстрашию.
После Васькиной смерти у нас с ней диалог произошёл:
- Сколько лет вы с Васькой прожили?
- 22...
- А мы с Синяским 43, около того
-Да-да, я про это как раз думала, что вот ведь, везёт же некоторым.
- Устраиваться надо уметь - сказала Марья с самодовольной улыбкой.
…
А без Синявского четверть века…
…
В середине семидесятых, когда все были живы и молоды, когда все ещё дружили, а не ссорились насмерть, Марья вела на «Свободе» передачу «Мы за границей», и все-все-все там появлялись.
Васька к одной из передач (Марья звала их пидарачами) по Марьиной просьбе написал стих и ей посвятил. В Париже тогда вдруг снег пошёл, и Марья радостно рассказывала про то, что стоит такому случиться, как парижане, перевязанные шарфами, из которых торчат красные носы, становятся похожи на французов под Москвой в 1812-ом году.
СНЕГ В ПАРИЖЕ
Марье Синявской-Розановой
Ночным десантом, саранчой,
Над каждой лужей,
Над Эйфелевой каланчой, над углем кружев,
На зеркала, на фонари в ночи речистой,
Белея падали в Париж
Парашютисты,
И возле каждого кафе
Заложниц брали,
В чертовок превращая фей, чтобы не врали...
Снег предлагал антистриптиз,
Привычки руша,
Ломился чистотою риз
В чужие души.
Он верил только сам себе -
О, как бесстыже
Хозяйничал в чужой судьбе
Тот снег в Париже!
Рябил чернильный сон воды,
Бродил садами,
Морозил груди и зады в кинорекламе,
Как пьяный гангстер ослеплял автомобили,
Химерам пасти залеплял, чтобы не выли...
Хоть час - да мой! Хоть до зари грязь будет белой!
И старым липам в Тюильри причёски делал.
Людовик, бронзовый старик, не веря в утро,
Надменно пудрил свой парик неверной пудрой,
А завтра - завтра хоть потоп
Всё к чёрту слижет,
Зато сегодня он...
Зато...
Он - снег в Париже!
Снег, сотрясатель бытия афиш и спален,
Он был мой брат,
Он был как я, парадоксален,
Как знак 13 на часах,
Как в Ницце - лыжи,
Как хиппи в Муромских лесах,
Как... снег в Париже.
1975
А ещё рассказывали, что когда в начале здешней жизни Марья отправилась в хозяйственный магазин за шваброй, продавец осведомился: «Вам завернуть, или так полетите?». И в этом я тоже Марье всегда очень завидовала.
***
Наверно, я всегда Марье отчасти завидовала, - её лихости, её уменью, про которое не все понимали правду, для своего Синявского через огонь и медные трубы идти, ограждать его, защищать… Её устным рассказам… Её бесстрашию.
После Васькиной смерти у нас с ней диалог произошёл:
- Сколько лет вы с Васькой прожили?
- 22...
- А мы с Синяским 43, около того
-Да-да, я про это как раз думала, что вот ведь, везёт же некоторым.
- Устраиваться надо уметь - сказала Марья с самодовольной улыбкой.
…
А без Синявского четверть века…
…
В середине семидесятых, когда все были живы и молоды, когда все ещё дружили, а не ссорились насмерть, Марья вела на «Свободе» передачу «Мы за границей», и все-все-все там появлялись.
Васька к одной из передач (Марья звала их пидарачами) по Марьиной просьбе написал стих и ей посвятил. В Париже тогда вдруг снег пошёл, и Марья радостно рассказывала про то, что стоит такому случиться, как парижане, перевязанные шарфами, из которых торчат красные носы, становятся похожи на французов под Москвой в 1812-ом году.
СНЕГ В ПАРИЖЕ
Марье Синявской-Розановой
Ночным десантом, саранчой,
Над каждой лужей,
Над Эйфелевой каланчой, над углем кружев,
На зеркала, на фонари в ночи речистой,
Белея падали в Париж
Парашютисты,
И возле каждого кафе
Заложниц брали,
В чертовок превращая фей, чтобы не врали...
Снег предлагал антистриптиз,
Привычки руша,
Ломился чистотою риз
В чужие души.
Он верил только сам себе -
О, как бесстыже
Хозяйничал в чужой судьбе
Тот снег в Париже!
Рябил чернильный сон воды,
Бродил садами,
Морозил груди и зады в кинорекламе,
Как пьяный гангстер ослеплял автомобили,
Химерам пасти залеплял, чтобы не выли...
Хоть час - да мой! Хоть до зари грязь будет белой!
И старым липам в Тюильри причёски делал.
Людовик, бронзовый старик, не веря в утро,
Надменно пудрил свой парик неверной пудрой,
А завтра - завтра хоть потоп
Всё к чёрту слижет,
Зато сегодня он...
Зато...
Он - снег в Париже!
Снег, сотрясатель бытия афиш и спален,
Он был мой брат,
Он был как я, парадоксален,
Как знак 13 на часах,
Как в Ницце - лыжи,
Как хиппи в Муромских лесах,
Как... снег в Париже.
1975
А ещё рассказывали, что когда в начале здешней жизни Марья отправилась в хозяйственный магазин за шваброй, продавец осведомился: «Вам завернуть, или так полетите?». И в этом я тоже Марье всегда очень завидовала.