(no subject)
Сходили мы вчера на Морозовскую коллекцию, выставленную в моём любимом современном здании, которое его автор Frank Gehry считает айсбергом, а я громадным китом - в центре Витона в Булонском лесу.
Там же была Щукинская коллекция несколько лет назад.
Ну что тут скажешь - огромная выставка, и много родного и прекрасного.
Изумительный Сезанн. Мой любимый портрет мужика с трубкой и в шляпе, и гора Сен-Виктуар, на которую столько уже раз я глядела живьём ровно с этого ракурса - могла ли я о таком подумать, когда впервые увидела эту красавицу-горку на выставке импрессионистов в Эрмитаже лет в 16. И огромная сосна тоже, из таких мне теперь родных южных раскидистых зонтичных сосен.
Матисс хороший, но мало, у Щукина побольше было. Несколько пышущих жаром марокканских пейзажей всё ж есть.
Очень хорош Марке - такой Париж всегдашний неизменный.
Пикассо - "девочка на шаре", а особенно двойной портрет, в духе "любительницы абсента", который не случайно поместили на постере выставки.
Мане обалденный - на мой взгляд, куда сильней и Олимпии, и "завтрака на траве" - "В баре " - за столиком мужик - совершенно неподвижный, взгляд птичий, невидящий, и женщина со спины, в движении, бутылка, неподвижная как этот мужик...
И Сислей славный, зовёт войти в пейзаж.
Русских художников я люблю отчётливо меньше. Наверно, по-настоящему я из русских люблю иногда Сурикова и часто Крамского, ну, и Левитана, которого мама любила самой нежной любовью. И ещё Петрова-Водкина.
А тут Серов, Кончаловский, Головин, Машков, одна картина Гончаровой - хорошие, но не любимые. У Кончаловского я б предпочла с сиренью повидаться, чем на портреты глядеть. И при этом, насколько ж портреты Кончаловского и Головина выразительней портретов Репина - живее, пластичней. По-моему, с Репиным всё ж та же история, что с «Девушкой и смертью», которая посильней, чем Фауст Гёте, ¬- советской власти в любой области деятельности надо было выбрать главного - вот в живописи выбрали Репина.
***
Мы с Бегемотом и с Маринкой отправились на выставку в воскресенье утром, к счастью я купила билеты подороже, prémium, причём чисто случайно, - я хотела купить билеты на конкретное время, а попала почему-то на те, в которых время не указано. В результате мы-то прошли сразу, как важные морды, а у входа аж две очереди тихо стояли под дождём - одна с билетами на время, и казалось, что минут сорок бедолагам стоять придётся, и вторая - из тех, у кого вовсе билетов нет - ну, этим до дождичка в четверг или до морковкина заговенья стоять. В залы впускали заведомо слишком много народу, так что не очевидно было к картинам подбираться, а уж от того, чтоб тексты на стенках читать, мы сразу отказались. И возвращаться в пройдённое, идя против потока, тоже не захотелось. Я подумываю пойти ещё раз в будний день.
***
Удивительным образом, когда мы вышли на улицу, дождь решил прерваться на время, ветерок рябил лужи, а солнце неожиданно выскочило в дырку в тучах, и подсветило с изнанки последние, дрожащие на ветке платановые листья. Ну, а мы уселись за уличный столик под электрической обогревалкой и пили горячий шоколад - тот, что не какао, а растопленная плитка.
Там же была Щукинская коллекция несколько лет назад.
Ну что тут скажешь - огромная выставка, и много родного и прекрасного.
Изумительный Сезанн. Мой любимый портрет мужика с трубкой и в шляпе, и гора Сен-Виктуар, на которую столько уже раз я глядела живьём ровно с этого ракурса - могла ли я о таком подумать, когда впервые увидела эту красавицу-горку на выставке импрессионистов в Эрмитаже лет в 16. И огромная сосна тоже, из таких мне теперь родных южных раскидистых зонтичных сосен.
Матисс хороший, но мало, у Щукина побольше было. Несколько пышущих жаром марокканских пейзажей всё ж есть.
Очень хорош Марке - такой Париж всегдашний неизменный.
Пикассо - "девочка на шаре", а особенно двойной портрет, в духе "любительницы абсента", который не случайно поместили на постере выставки.
Мане обалденный - на мой взгляд, куда сильней и Олимпии, и "завтрака на траве" - "В баре " - за столиком мужик - совершенно неподвижный, взгляд птичий, невидящий, и женщина со спины, в движении, бутылка, неподвижная как этот мужик...
И Сислей славный, зовёт войти в пейзаж.
Русских художников я люблю отчётливо меньше. Наверно, по-настоящему я из русских люблю иногда Сурикова и часто Крамского, ну, и Левитана, которого мама любила самой нежной любовью. И ещё Петрова-Водкина.
А тут Серов, Кончаловский, Головин, Машков, одна картина Гончаровой - хорошие, но не любимые. У Кончаловского я б предпочла с сиренью повидаться, чем на портреты глядеть. И при этом, насколько ж портреты Кончаловского и Головина выразительней портретов Репина - живее, пластичней. По-моему, с Репиным всё ж та же история, что с «Девушкой и смертью», которая посильней, чем Фауст Гёте, ¬- советской власти в любой области деятельности надо было выбрать главного - вот в живописи выбрали Репина.
***
Мы с Бегемотом и с Маринкой отправились на выставку в воскресенье утром, к счастью я купила билеты подороже, prémium, причём чисто случайно, - я хотела купить билеты на конкретное время, а попала почему-то на те, в которых время не указано. В результате мы-то прошли сразу, как важные морды, а у входа аж две очереди тихо стояли под дождём - одна с билетами на время, и казалось, что минут сорок бедолагам стоять придётся, и вторая - из тех, у кого вовсе билетов нет - ну, этим до дождичка в четверг или до морковкина заговенья стоять. В залы впускали заведомо слишком много народу, так что не очевидно было к картинам подбираться, а уж от того, чтоб тексты на стенках читать, мы сразу отказались. И возвращаться в пройдённое, идя против потока, тоже не захотелось. Я подумываю пойти ещё раз в будний день.
***
Удивительным образом, когда мы вышли на улицу, дождь решил прерваться на время, ветерок рябил лужи, а солнце неожиданно выскочило в дырку в тучах, и подсветило с изнанки последние, дрожащие на ветке платановые листья. Ну, а мы уселись за уличный столик под электрической обогревалкой и пили горячий шоколад - тот, что не какао, а растопленная плитка.