И ещё провансальское
Признаюсь я в ужасном позоре.
Волшебное золотое дерево, на которое я первым делом глядела утром из окна - аж целых два месяца год назад и неделю сейчас - я считала такой странноватой липой. В апреле, зелёное, оно меньше обращало на себя взгляд, - цветущая яблоня уводила глаз от него.
«Кружочки липы золотые» - ну, впрочем, у него не совсем кружочки, - дык и у липы не по циркулю выведены.
Конечно, понимала я, что если дерево из липовых, то всё ж не из обычных. А бывают ли другие липы?
Никак его не называть я не могла - ну как так «просто дерево»?, поэтому, поёживаясь, звала всё-таки липой. Я всегда вспоминаю рассказ Бабеля про мальчика, который хочет стать писателем и не знает имён деревьев. Читала я этот рассказ тыщу лет назад, и, собственно, помню оттуда только, что это невероятно стыдно думать о писательстве и не знать деревьев и птиц по именам.
И вот наконец мне пришло в голову - а что, если сфотографировать лист в plant.net - вдруг искусственный интеллект его узнает. Сказано-сделано - отвела лист рукой немного в сторону и телефоном другой рукой щёлкнула.
Ответ сразу появился: «Это не растение. Может быть, homo sapiens?»
Ну, второй раз сфотографировала без собственной руки. И ответ тоже пришёл незамедлительно: шелковица ¬- позор мне, позор. Кто бы мог подумать, что по осени шелковица светится и округу освещает?
А потом Франсуа рассказал, что когда он обзавёлся поместьем, и с родителями они решили превратить бывшую овчарню в домик под сдачу, то перед дверью посадили пару лип (самых обычных), яблоню и шелковицу. Оказывается, шелковицу в Провансе в 19-ом веке любили сажать, потому как шелковичные черви только её листья, вроде как, и едят, а червяков этих много тогда разводили. И вот второй мой позор - никогда я не задумывалась о том, почему, шелковица, которую я несомненно узнаю, когда на ней ягоды, называется шелковицей.
***
И уж до кучи.
Я всё думала, а почему у импрессионистов так мало Прованса. А ведь свет, воздух, облака, морские закаты над виноградниками, оливы, торопящиеся на холм крыши, платаны вдоль дорог, сосны, жёлтые нарциссы по весне, синева… Потом тут же подумала - а почему Нормандии у импрессионистов полно, а Бретани нет, как нет…
И осознала вдруг - а что там с железными дорогами? Доехал до Авиньона, а дальше на мулах, на лошадях - по кочкам-по кочкам, и в канаву - бух. Небось, так оно было. До побережья добирались. Вдоль берега - корабликом-яхтой, как Синьяк, который открыл Сен-Тропе…
Нормандия - рукой подать, близенько от Парижа. Первые 19-го века путеводители как раз про неё. А Бретань-то за кудыкиной горой, за скалами, за отливными пляжами.
И северный Прованс, где на нынешних узких кривых дорогах предупреждения о гололёде, - тоже был в где-то-таме.
Волшебное золотое дерево, на которое я первым делом глядела утром из окна - аж целых два месяца год назад и неделю сейчас - я считала такой странноватой липой. В апреле, зелёное, оно меньше обращало на себя взгляд, - цветущая яблоня уводила глаз от него.
«Кружочки липы золотые» - ну, впрочем, у него не совсем кружочки, - дык и у липы не по циркулю выведены.
Конечно, понимала я, что если дерево из липовых, то всё ж не из обычных. А бывают ли другие липы?
Никак его не называть я не могла - ну как так «просто дерево»?, поэтому, поёживаясь, звала всё-таки липой. Я всегда вспоминаю рассказ Бабеля про мальчика, который хочет стать писателем и не знает имён деревьев. Читала я этот рассказ тыщу лет назад, и, собственно, помню оттуда только, что это невероятно стыдно думать о писательстве и не знать деревьев и птиц по именам.
И вот наконец мне пришло в голову - а что, если сфотографировать лист в plant.net - вдруг искусственный интеллект его узнает. Сказано-сделано - отвела лист рукой немного в сторону и телефоном другой рукой щёлкнула.
Ответ сразу появился: «Это не растение. Может быть, homo sapiens?»
Ну, второй раз сфотографировала без собственной руки. И ответ тоже пришёл незамедлительно: шелковица ¬- позор мне, позор. Кто бы мог подумать, что по осени шелковица светится и округу освещает?
А потом Франсуа рассказал, что когда он обзавёлся поместьем, и с родителями они решили превратить бывшую овчарню в домик под сдачу, то перед дверью посадили пару лип (самых обычных), яблоню и шелковицу. Оказывается, шелковицу в Провансе в 19-ом веке любили сажать, потому как шелковичные черви только её листья, вроде как, и едят, а червяков этих много тогда разводили. И вот второй мой позор - никогда я не задумывалась о том, почему, шелковица, которую я несомненно узнаю, когда на ней ягоды, называется шелковицей.
***
И уж до кучи.
Я всё думала, а почему у импрессионистов так мало Прованса. А ведь свет, воздух, облака, морские закаты над виноградниками, оливы, торопящиеся на холм крыши, платаны вдоль дорог, сосны, жёлтые нарциссы по весне, синева… Потом тут же подумала - а почему Нормандии у импрессионистов полно, а Бретани нет, как нет…
И осознала вдруг - а что там с железными дорогами? Доехал до Авиньона, а дальше на мулах, на лошадях - по кочкам-по кочкам, и в канаву - бух. Небось, так оно было. До побережья добирались. Вдоль берега - корабликом-яхтой, как Синьяк, который открыл Сен-Тропе…
Нормандия - рукой подать, близенько от Парижа. Первые 19-го века путеводители как раз про неё. А Бретань-то за кудыкиной горой, за скалами, за отливными пляжами.
И северный Прованс, где на нынешних узких кривых дорогах предупреждения о гололёде, - тоже был в где-то-таме.