(no subject)
Утром пошёл снег. Сначала мелкие белые точечки, еле заметные, медленно поворачивались в сером небе. Потом точечки незаметно превратились в белые комочки, и заплясали они быстрей, а потом повалил снег, падал на зелёную траву. Появились пешеходы под зонтиками.
Собачий праздник в лесу - схватить снежок в пасть - не радость ли!
«засыплет снег дороги, завалит скаты крыш…»
Машка сказала когда-то: «человек живёт и портится».
И правда. Ну, ладно, помирать надо, чтоб место другим уступить. Тут уж не попишешь.
Но почему порченым-то помирать? Чтоб не так обидно?
«деревья и ограды уходят в даль, во мглу…»
В зеркало смотришь? Разве ж я? Вот на лохматой фотке в чёрно-белом свитере в 18 лет - я, я, я! И в 37 - я, вот тут с Васькой и собакой Нюшей в кафе в Бретани…
Я очень хорошо видела - на дорожных плакатах надписи читала, в полутьме книжки в электричке. А потом вдруг стало трудно читать - вглядываться и тереть глаза. Первый в жизни поход к офтальмологу - ему тогда было почти 80 - «ну чего, говорит, против природы вы собрались попереть?!» Ну, конечно ж, собралась!
Нет бы ехать на этом временнОм эскалаторе - не вверх - плоско, как часто в аэропортах, и ехать собой - не чужой в зеркале тётей.
Всё своё ношу с собой - вот и живут - и где только помещаются, дрожат маревом вокруг меня, наступают друг другу на пятки дни и вечера, - и хлюпающая грязь под ногами зимой в овощном на углу Детской улицы, и обрезанные тополиные ветки на Большом, и площадь Испании - под слабым дождиком кадки с азалиями, и мы с Васькой целуемся нашим первым новогодним утром на просвистанной ветром улице у рынка в Медоне… И мы в полутёмной Нотр Дам перед Рождеством, и орган негромкий. И Синявский в тёмной машине, мы домой их отвозим, и Синявский истории рассказывает. Корова Лила в Бретани за забором. Лабрадор на улице Grande armée возле магазина мотоциклов. Васька в кресле, Васька в кресле… И запах брезентовой палатки, и белая ночь, и тёмная вода в Берестовом озере. И мимоза в феврале в Провансе. Васька в кресле, Васька в кресле…
А навстречу какой-нибудь прохожий - вот хоть тот, что весной фотографировал цветущие вишни - а как их не фотографировать? Они-то не портятся - всё те же каждой весной… И вокруг прохожего в его прозрачном коконе - чего только нету… И как не путаются, не сцепляются наши дрожащие марева? А иногда вдруг пересекутся…
Снег к вечеру перестал. Холодные в снегу розы. «Плещут в декабре» - и в январе тоже. А в феврале затихают до апреля.
Январь за серединой… Самый длинный, самый безжалостный месяц года.
Собачий праздник в лесу - схватить снежок в пасть - не радость ли!
«засыплет снег дороги, завалит скаты крыш…»
Машка сказала когда-то: «человек живёт и портится».
И правда. Ну, ладно, помирать надо, чтоб место другим уступить. Тут уж не попишешь.
Но почему порченым-то помирать? Чтоб не так обидно?
«деревья и ограды уходят в даль, во мглу…»
В зеркало смотришь? Разве ж я? Вот на лохматой фотке в чёрно-белом свитере в 18 лет - я, я, я! И в 37 - я, вот тут с Васькой и собакой Нюшей в кафе в Бретани…
Я очень хорошо видела - на дорожных плакатах надписи читала, в полутьме книжки в электричке. А потом вдруг стало трудно читать - вглядываться и тереть глаза. Первый в жизни поход к офтальмологу - ему тогда было почти 80 - «ну чего, говорит, против природы вы собрались попереть?!» Ну, конечно ж, собралась!
Нет бы ехать на этом временнОм эскалаторе - не вверх - плоско, как часто в аэропортах, и ехать собой - не чужой в зеркале тётей.
Всё своё ношу с собой - вот и живут - и где только помещаются, дрожат маревом вокруг меня, наступают друг другу на пятки дни и вечера, - и хлюпающая грязь под ногами зимой в овощном на углу Детской улицы, и обрезанные тополиные ветки на Большом, и площадь Испании - под слабым дождиком кадки с азалиями, и мы с Васькой целуемся нашим первым новогодним утром на просвистанной ветром улице у рынка в Медоне… И мы в полутёмной Нотр Дам перед Рождеством, и орган негромкий. И Синявский в тёмной машине, мы домой их отвозим, и Синявский истории рассказывает. Корова Лила в Бретани за забором. Лабрадор на улице Grande armée возле магазина мотоциклов. Васька в кресле, Васька в кресле… И запах брезентовой палатки, и белая ночь, и тёмная вода в Берестовом озере. И мимоза в феврале в Провансе. Васька в кресле, Васька в кресле…
А навстречу какой-нибудь прохожий - вот хоть тот, что весной фотографировал цветущие вишни - а как их не фотографировать? Они-то не портятся - всё те же каждой весной… И вокруг прохожего в его прозрачном коконе - чего только нету… И как не путаются, не сцепляются наши дрожащие марева? А иногда вдруг пересекутся…
Снег к вечеру перестал. Холодные в снегу розы. «Плещут в декабре» - и в январе тоже. А в феврале затихают до апреля.
Январь за серединой… Самый длинный, самый безжалостный месяц года.