(no subject)
Когда-то брали мы траву-метёлку - конечно, названия у этих трав есть, но звали их просто метёлками, и по определителю Нейштадта трудно одну метёлку от другой отличить - вот двумя пальцами провести по травине снизу вверх, крепко, так чтоб метёлка в руках осталась - петушок, или курочка? Иду, метёлки щекочутся, рука к ним тянется. А кто петушок, кто курочка? Кажется, курочка, когда в пальцах круглая аккуратная метёлочка - веник Дюймовочки, а петушок - хохол торчит вверх решительно.
Про ромашку понятней - «уж ни кукушкам, ни ромашкам я не верю» - любит-не любит-плюнет-поцелует-к сердцу прижмёт - к чёрту пошлёт. Обрываешь безжалостно лепестки, пока не останется жёлтая серединка.
Вот эти метёлки, ромашки, берёзовые кроны в густой синеве - и не то чтоб вчера, или там год назад - в параллельной вселенной, за железной дверцей, вроде печной. И все, глядящие со старых фоток - встань передо мной, как лист перед травой, - штандер, такой-то, Али-баба, иди сюда!
А как человек обрастает бумагами, письмами, фотками. Расплывались чернила, желтела бумага. Глупая тётенька Шульженко пела про пожелтевшую пачку старых писем, вызывая смесь смеха и умиления у мамы, певшей под рояль и её тоже.
Слова напечатанные, на подсвеченном экране компа, - они не желтеют, не пахнут старой бумагой - важно ли это?
А вот собаки не умеют писать и читать... Не отослать им записку в бутылке, чтоб кто-то поймал на другом берегу через сколько-то лет, вынул подмокший листок... Только на нас у них и надежда, но они и не думают о вечности...
Идёшь-идёшь через луг, петушок или курочка? - рвёшь метёлки... А за лугом тёмный лес, озеро, где поют лягушки слаще соловьёв...