(no subject)
Вчера вечером над нами с Таней, над нашим двором, сияла обкусанная луна. Поллуны с неровным надкусом.
Но нет, луна была в виде буквы «Р» - рождается, - значит, не обкусана вовсе. Ежели буква «С» - тогда да, тогда луну-старушку могли и обгрызть небесные волки.
Разноцветные окна наших бетонных коробок глядели во двор, кое-какие ещё мигали новогодними гирляндами.
Таня засовывала нос во все доступные дырки, возможно, вынюхивала крыс, которых строительные работы на нашей улице выгнали из подземных домов.
Отдельные стойкие листья светились на деревьях, подрагивали в нехолодном январе.
А потом я долго выбирала бретонские фотки, чтоб послужили фоном к стиху о деревенской церкви вместо кривого-косого видео, получившегося у меня, когда я бездарно наставила аппарат на забравшегося на шпиль петушка и нажала на пуск. И я вглядывалась в Катю, в Ваську, в папу - в пейзаже...
Чёрная огромная, хотя ведь для ньюфа и не очень большая Катя, смотрела на меня, высунув розовый язычище, валялась в траве; Васька щурился на солнце, лежал на песке, намотав на голову красную в синих цветах футболку; папа восседал на стуле посреди сада.
Зачем я всё это записываю? Я не успеваю писать о прочитанных книжках, а меж тем давно уже решила, что ставить книжные зарубки необходимо. Я хочу не забыть эту объеденную зазубренную луну.
Или вправду луна глядит с неба только, если есть кому ей ответить взглядом? И очень важно никого не забыть - ни ёлки в кадках у церковных дверей, ни трамвайные рельсы, ни гвоздИки-травянки на утренней клумбе? И даже кружку с горячим чаем, греющую руки, когда пробегаешь по кампусу через травяную лужайку. А ещё и январские вишни цветут мелким цветом.
Но нет, луна была в виде буквы «Р» - рождается, - значит, не обкусана вовсе. Ежели буква «С» - тогда да, тогда луну-старушку могли и обгрызть небесные волки.
Разноцветные окна наших бетонных коробок глядели во двор, кое-какие ещё мигали новогодними гирляндами.
Таня засовывала нос во все доступные дырки, возможно, вынюхивала крыс, которых строительные работы на нашей улице выгнали из подземных домов.
Отдельные стойкие листья светились на деревьях, подрагивали в нехолодном январе.
А потом я долго выбирала бретонские фотки, чтоб послужили фоном к стиху о деревенской церкви вместо кривого-косого видео, получившегося у меня, когда я бездарно наставила аппарат на забравшегося на шпиль петушка и нажала на пуск. И я вглядывалась в Катю, в Ваську, в папу - в пейзаже...
Чёрная огромная, хотя ведь для ньюфа и не очень большая Катя, смотрела на меня, высунув розовый язычище, валялась в траве; Васька щурился на солнце, лежал на песке, намотав на голову красную в синих цветах футболку; папа восседал на стуле посреди сада.
Зачем я всё это записываю? Я не успеваю писать о прочитанных книжках, а меж тем давно уже решила, что ставить книжные зарубки необходимо. Я хочу не забыть эту объеденную зазубренную луну.
Или вправду луна глядит с неба только, если есть кому ей ответить взглядом? И очень важно никого не забыть - ни ёлки в кадках у церковных дверей, ни трамвайные рельсы, ни гвоздИки-травянки на утренней клумбе? И даже кружку с горячим чаем, греющую руки, когда пробегаешь по кампусу через травяную лужайку. А ещё и январские вишни цветут мелким цветом.