Ещё про Эль Греко в Большом дворце и не только.
В детстве мы с папой ходили в Эрмитаж, и некоторые картины впечатались в сетчатку с тех самых пор, с первых встреч, и даже обстоятельства этих встреч я помню.
Думаю, что мне было лет десять, когда мы отправились к испанцам. Папа подвёл меня к Петру и Павлу. И стал про них рассказывать: «посмотри какие они разные. Пётр добрый и грустный, а в Павле доброты особой нет, в нём ум виден и, может быть, некоторая жёсткость»
Ну, наверно, не совсем этими словами папа говорил, но смысл был примерно такой. Папа вообще в Эрмитаже очень любил рассказывать картины. Например, у одной итальянской картины, я её отчётливо помню, а вот как звали художника, забыла, может, даже он неизвестен, папа говорил про Меркуцио, про молодого человека, полного жизни, - он на картине выглядывает из-под арки, разгорячённый то ли дракой, то ли свиданием.
Но вот с тех давних походов в Эрмитаж Эль Греко для меня был - испанец, и автоматически я связывала его с испанской страстной трагической религиозностью, в отличие от радостной итальянской.
В Большом дворце я впервые осознала, что почти никакого отношения к Испании Эль Греко не имел, что последнюю часть жизнь он прожил в Толедо прежде всего потому, что не прижился в Венеции и в Риме, что итальянская снобическая интеллигенция шестнадцатого века не приняла этого критского грека в свои ряды, во всяком случае, давала ему понять, что он не из них. И денег не было, заказы были нужны. И что в Толедо Эль Греко приехал совершенно сложившимся художником, так что испанского влияния на него просто не было никакого.
Поразило меня, насколько религиозности в его картинах нет. Портреты тогдашних интеллигентов не сильно отличаются от картин на евангельские сюжеты.
Собственно, апостолы - живые люди с биографиями и характерами, и происходившие с ними события вполне вкладывались в современную Эль Греко жизнь.
А Машка, которая два раза сходила на выставку, в первый раз без меня с Бегемотом, увидела у Эль Греко перекличку с Шагалом - сразу повела меня к картине, где из угла смотрят корова с козой - и выражения их лиц очень похожи на выражения лиц шагаловских коров и коз. Ну, и ещё с Шагалом соотносятся сложные работы, где одновременно в разных частях картины происходят разные события, - впрочем, одна из этих работ у меня проассоциировалась вовсе не с Шагалом, а с Герникой.
Потом выходишь на улицу, идёшь по набережной - и перед глазами плывут портреты, и неважно, Пётр это, или Павел, или римский архитектор, или учёный монах, - люди смотрят на нас - наши современники.
Думаю, что мне было лет десять, когда мы отправились к испанцам. Папа подвёл меня к Петру и Павлу. И стал про них рассказывать: «посмотри какие они разные. Пётр добрый и грустный, а в Павле доброты особой нет, в нём ум виден и, может быть, некоторая жёсткость»
Ну, наверно, не совсем этими словами папа говорил, но смысл был примерно такой. Папа вообще в Эрмитаже очень любил рассказывать картины. Например, у одной итальянской картины, я её отчётливо помню, а вот как звали художника, забыла, может, даже он неизвестен, папа говорил про Меркуцио, про молодого человека, полного жизни, - он на картине выглядывает из-под арки, разгорячённый то ли дракой, то ли свиданием.
Но вот с тех давних походов в Эрмитаж Эль Греко для меня был - испанец, и автоматически я связывала его с испанской страстной трагической религиозностью, в отличие от радостной итальянской.
В Большом дворце я впервые осознала, что почти никакого отношения к Испании Эль Греко не имел, что последнюю часть жизнь он прожил в Толедо прежде всего потому, что не прижился в Венеции и в Риме, что итальянская снобическая интеллигенция шестнадцатого века не приняла этого критского грека в свои ряды, во всяком случае, давала ему понять, что он не из них. И денег не было, заказы были нужны. И что в Толедо Эль Греко приехал совершенно сложившимся художником, так что испанского влияния на него просто не было никакого.
Поразило меня, насколько религиозности в его картинах нет. Портреты тогдашних интеллигентов не сильно отличаются от картин на евангельские сюжеты.
Собственно, апостолы - живые люди с биографиями и характерами, и происходившие с ними события вполне вкладывались в современную Эль Греко жизнь.
А Машка, которая два раза сходила на выставку, в первый раз без меня с Бегемотом, увидела у Эль Греко перекличку с Шагалом - сразу повела меня к картине, где из угла смотрят корова с козой - и выражения их лиц очень похожи на выражения лиц шагаловских коров и коз. Ну, и ещё с Шагалом соотносятся сложные работы, где одновременно в разных частях картины происходят разные события, - впрочем, одна из этих работ у меня проассоциировалась вовсе не с Шагалом, а с Герникой.
Потом выходишь на улицу, идёшь по набережной - и перед глазами плывут портреты, и неважно, Пётр это, или Павел, или римский архитектор, или учёный монах, - люди смотрят на нас - наши современники.