(no subject)
Красные ягоды среди зелёных жёстких листьев, бронзовые шлемы на платанах. Тополя в небе - золото в лазури, - претенциозный наивный самовлюблённый серебряный век, - читаешь, поёживаясь от неловкости, - и ноябрьским солнечным утром глядишь на стекающее по ветвям золото.
То сям, то там уже ёлки понатыкали, и ёлочный дух поплыл над улицами. Но придётся без ёлки перед Нотр Дам, - нет теперь доступа на площадь.
Сашка - залётная - с двухдневной конференции в Бари на сутки - собрала народ в старинном стиле едальне - официанты в передниках, длинные столы под скатертями - морско-гадское место неподалёку от Porte Maillot - и я с огромным удивлением узнала, что на морских ежей я не только не люблю наступать и ходить потом на иголках, - но и есть их совершенно не люблю.
В детстве на вопрос, что на свете самое вкусное, я отвечала - солёные грибы, а теперь, конечно, - устрицы. Ну да, у солёных рыжиков - вкус леса, у устриц - вкус моря. Мы с Васькой это обсуждали - и из того разговора
«Неужели это правда, что я действительно старый?
Чем же от «тогдашнего» я отличаюсь, однако?
Кажется, только тем,
Что устрицы - вместо целого моря,
Что рыжики - вместо целого леса,
И колокольчики дальних коров
Звенят, будто ванты яхт, выволоченных на песок.»
Морских ежей я лет тридцать пять назад пробовала на островке под Тулоном, - свеженьких, добытых теми нашими приятелями, которые на катере туда нас привезли. Тогда ежи мне не понравились, и я так до прошлой субботы их не перепопробовала. Но давно уже думала, что тогда я просто была дура, мало ли чего ещё я не любила - вот, например, козий сыр мне долго не нравился.
Дни - картинками из предрождественского календаря хочется отмечать - открыл ставни, поглядел в окно - то серебряные шары на проводах, то кафе на площади Сорбонны, где мы с Машкой сдуру сели на улице, а там нет тёплой стенки, и улицу обогревалками не протопить, то скрип старого велосипеда солнечным утром под деревьями, и мела скрип о доску.
Выставка из коллекции Alana в музее Jaquemart-André, - старые итальянцы, - и вдруг у Учелло не любимые мои лошади и копья, а мадонна с младенцем, - никогда бы такого Учелло не признала. Веронезе и Тинторетто - киваешь головой старым знакомым. Думала, кто же такой Алана, - а оказалось, красивое слово просто слеплено из имён владельцев коллекции - Alvaro и Ana. И картины-комиксы, которые можно бесконечно разглядывать. На одной история римлянина, попавшего в плен, перешедшего на вражью сторону и ставшего доблестным полководцем. Он уже было собрался идти на Рим войной - но в последнюю минуту отказался от своих коварных планов - мать и сестра прибыли к нему в ставку умолять его о пощаде. В одном углу длинной узкой картины, - фотки редко так режут, - лошади, люди - в другом рядышком две сценки - на одной наш герой восседает на важном полководческом месте, на другой стоя обнимает мать. Я ходила туда туда с Мишкой и Лидкой. Потом мы бродили по городу, обедали в случайно найденном Мишкой чудном иранском заведении под названием шабес что-то - не путать с шабес гоем...
А вчера фильм Габриадзе, - «здравствуй мама где я был» - без знаков препинания. Когда-то в незапамятные времена мы с Бегемотом были в Париже на встрече с Габриадзе. Из его разговоров я запомнила про родственность для него средиземноморских стран - Франция, Грузия, Израиль,...- там где тёплое море, и люди другие, и живут иначе, чем в прочем мире - так ему казалось...
А фильм - слёзы сквозь смех комком в горле - нарисовал жизнь и вложил её в час киношного времени.
«А сжать все годы,
сдавить всё горе
в ладони потной,
Не выпуская...
Вот так - синицу.
Не журавля же!
И жизнь словами вся в полстраницы
Спалённо ляжет...»
У Васьки в 90-м году...