(no subject)
Жара грянула первого июня. Собиралась с пятницы - и вот. Правда, всего лишь на день, предвкусьем лета. Завтра благостный дождь обещают, а сегодня под окном устроили фонтан - не в первый раз. Фонтан из люка - аж до третьего этажа. Так что я из окошка сверху вниз глядела на купанье - мальчишки заскакивали в него с визгом, выскакивали с выпученными глазами, девчонки на них глядели, и отцы с матерями тоже благожелательно поглядывали на это безобразие - экий расход воды. Мне очень хотелось выкупаться, но я всё ж подумала, что нехорошо пользоваться чужим свинством.
Совсем летние выходные. Вчера мы с Бегемотом и Ксавье были в гостях у подруги Ксавье - очень симпатичной профессорши, у которой лет двадцать назад он учился истории античности, когда после инженерной школы решил выучиться чему-нибудь бесполезному и приятному, и пошёл в институт Восточных языков учить персидский. Сидели в прохладной гостиной с деревянными балками - и в открытую дверь в сад, и в открытые окна лезли розы. В саду мы посидели совсем чуть-чуть - выпили по паре бокалов её чёрносмородиновой наливки - получше той, что в магазине, - смешав её с эльзасским белым - и ушли в прохладный дом.
В пятницу мы с Альбиром, с Маринкой и с Бегемотом сходили на выставку из коллекции Курто. Цивилизованные люди знают, кто такой был этот успешный капиталист первой половины двадцатого века с социалистическими взглядами и твёрдой точкой зрения, что искусство должно принадлежать народу, и бывали в Лондоне в его музее. А мы вот, дикие, впервые о нём услышали.
Выставка в моём любимом доме-ките в Булонском лесу, там где была выставка из коллекции Штукина-Чукина (Щукина).
Нового, неизвестного в репродукциях, там мало, а что даже где-то когда-то живьём я видела, но такая радость встречи с давно родным - и вообще - радость - рот до ушей - как часто, когда глядишь на импрессионистов и постимпрессионистов. Курто, в основном, их собирал, после того, как когда-то увидел их на выставке в Национальной галерее.
Мане - самый знаменитый - бар Фоли-Бержера, но я больше люблю другой бар - с сидящим мужиком, подавальщицей с кружкой пива в руках - столько там утверждения повседневности в её обыденной радости - вот уж больше ста лет - усталый мужик за столиком, пиво, хитроватая морда подавальщицы - глядят на нас, а мы на них.
У Моне - Средиземное море, горки, сосна огромная.
Сезанновские мужики в карты играют, а ещё гора Сен-Виктуар - и это же вид с тех самых виноградников, по которым мы бродили - один раз в мае, один раз в конце октября, когда они рыжели, краснели...
Цветущие персики у Ван-Гога летят над долиной.
А ещё одна из лучших ню Модильяни - у Модильяни бывает, что люди так же прекрасны, так же дышат, такие же живые, как самые волшебные олени.
А ещё акварели Тёрнера, и среди них одна - море почти спокойное, и на пляже собака - она потерялась, может, это после кораблекрушения, и люди все погибли, - и это собачье отчаянье и одиночество - заполняют воздух.
А потом мы прошлись через Булонский лес - естественно, там народ, какие-то детские развлекаловки, и дети несут за ниточки разных воздушных не шариков, а зверей, и звери парят над ними - больше всего единорогов и кошек, но попадались и паровозы с удивлёнными глазами и зубастой улыбкой.
В Булонском лесу у канадских гусей вывелись гусята, серые гадкие утята, и матушка гусыня вывела их на дорожку - сначала она шла впритык за мальчишкой лет пяти - доставала ему чуть не до плеча, гусята за ней, а потом повела их к столикам, где чего-то люди ели - то ли приучать их с младых лап просить милостыню, то ли рэкетом заниматься.
И дополнительным бонусом - белое пиво у метро - и люди мимо-мимо, а над ними паровозики, кошки, единороги...
Совсем летние выходные. Вчера мы с Бегемотом и Ксавье были в гостях у подруги Ксавье - очень симпатичной профессорши, у которой лет двадцать назад он учился истории античности, когда после инженерной школы решил выучиться чему-нибудь бесполезному и приятному, и пошёл в институт Восточных языков учить персидский. Сидели в прохладной гостиной с деревянными балками - и в открытую дверь в сад, и в открытые окна лезли розы. В саду мы посидели совсем чуть-чуть - выпили по паре бокалов её чёрносмородиновой наливки - получше той, что в магазине, - смешав её с эльзасским белым - и ушли в прохладный дом.
В пятницу мы с Альбиром, с Маринкой и с Бегемотом сходили на выставку из коллекции Курто. Цивилизованные люди знают, кто такой был этот успешный капиталист первой половины двадцатого века с социалистическими взглядами и твёрдой точкой зрения, что искусство должно принадлежать народу, и бывали в Лондоне в его музее. А мы вот, дикие, впервые о нём услышали.
Выставка в моём любимом доме-ките в Булонском лесу, там где была выставка из коллекции Штукина-Чукина (Щукина).
Нового, неизвестного в репродукциях, там мало, а что даже где-то когда-то живьём я видела, но такая радость встречи с давно родным - и вообще - радость - рот до ушей - как часто, когда глядишь на импрессионистов и постимпрессионистов. Курто, в основном, их собирал, после того, как когда-то увидел их на выставке в Национальной галерее.
Мане - самый знаменитый - бар Фоли-Бержера, но я больше люблю другой бар - с сидящим мужиком, подавальщицей с кружкой пива в руках - столько там утверждения повседневности в её обыденной радости - вот уж больше ста лет - усталый мужик за столиком, пиво, хитроватая морда подавальщицы - глядят на нас, а мы на них.
У Моне - Средиземное море, горки, сосна огромная.
Сезанновские мужики в карты играют, а ещё гора Сен-Виктуар - и это же вид с тех самых виноградников, по которым мы бродили - один раз в мае, один раз в конце октября, когда они рыжели, краснели...
Цветущие персики у Ван-Гога летят над долиной.
А ещё одна из лучших ню Модильяни - у Модильяни бывает, что люди так же прекрасны, так же дышат, такие же живые, как самые волшебные олени.
А ещё акварели Тёрнера, и среди них одна - море почти спокойное, и на пляже собака - она потерялась, может, это после кораблекрушения, и люди все погибли, - и это собачье отчаянье и одиночество - заполняют воздух.
А потом мы прошлись через Булонский лес - естественно, там народ, какие-то детские развлекаловки, и дети несут за ниточки разных воздушных не шариков, а зверей, и звери парят над ними - больше всего единорогов и кошек, но попадались и паровозы с удивлёнными глазами и зубастой улыбкой.
В Булонском лесу у канадских гусей вывелись гусята, серые гадкие утята, и матушка гусыня вывела их на дорожку - сначала она шла впритык за мальчишкой лет пяти - доставала ему чуть не до плеча, гусята за ней, а потом повела их к столикам, где чего-то люди ели - то ли приучать их с младых лап просить милостыню, то ли рэкетом заниматься.
И дополнительным бонусом - белое пиво у метро - и люди мимо-мимо, а над ними паровозики, кошки, единороги...