(no subject)
Утром я поставила Сашке на ютюбе «Волейбол на Сретенке» - удивительно, но он никогда этого не слышал. Всё в яблочко - дворы одесские-дворы московские...
Ленинградские дворы-колодцы другие, там бельевой верёвки не натянешь, чтоб в волейбол играть. Там - небо с овчинку. И классики мы рисовали на асфальте Шестой линии, по которой почти не ходили машины... Но вот есть - одесскому человеку непонятное - я сразу подумала, и оказалась права - полужёсткие крепления. Кстати, при мне уже их почти что не было. Жёсткие - на морозе голыми руками нацепить железяку с зубчиками на железную петлю - в перчатках не получалось - потопать ботинком, не закреплённым на пятке, - и пошёл...
***
Я шла с рынка мимо пригорка-газона возле одного из соседних домов. Трава под ветром ложилась, трепыхалась у самой земли - «узнаю этот ветер, налетающий на траву, под него ложащуюся, точно под татарву.»
На этом газоне когда-то гуляла ньюфиха - не очень породистая, не очень красивая. Она ещё чем-то вечно болела... С немолодой тёткой, иногда с её дочкой средних лет. Ньюфиха появилась, кажется, в последний год Нюшиной жизни. Было их две ньюфихи в Медоне - Нюша и эта вот девочка, а потом эта девочка и Катя.
Вскоре после Васьки умер очень милый маленький в вечной меховой шапке сухонький человечек - Васька с ним часто разговаривал, улыбчивый был мужичок, приветливый, но до собак не дотрагивался - домашний мулла, - так Васька говорил - что, дескать, он ходит по мусульманским семьям, детей учит чему-то - по-васькиному - не религии, а хорошим манерам. Очень-очень давно я не встречаю милую с нежным породистым лицом седую женщину с рыжим псом. Он на Катю рычал, и женщина говорила, что её пёс почему-то не любит шерстяных собак. Тогда ещё они ходили втроём - женщина, её муж, ему трудновато ходить было, он опирался на палку и немного на жену. И рыжий пёс.
Мой заоконный тополь жив и, надеюсь, здоров, но его братья - нет их больше - пни остались только...
Это густое пространство жизни, и как оно не плачет по всем пропажам, это вывернутое наизнанку пространство - встряхиваешь его - вдруг да выпадут из какого-нибудь глубокого угла все эти люди, собаки, деревья... Тихо. Сухие листья взлетают вверх под ветром, налетающим на траву.
Ленинградские дворы-колодцы другие, там бельевой верёвки не натянешь, чтоб в волейбол играть. Там - небо с овчинку. И классики мы рисовали на асфальте Шестой линии, по которой почти не ходили машины... Но вот есть - одесскому человеку непонятное - я сразу подумала, и оказалась права - полужёсткие крепления. Кстати, при мне уже их почти что не было. Жёсткие - на морозе голыми руками нацепить железяку с зубчиками на железную петлю - в перчатках не получалось - потопать ботинком, не закреплённым на пятке, - и пошёл...
***
Я шла с рынка мимо пригорка-газона возле одного из соседних домов. Трава под ветром ложилась, трепыхалась у самой земли - «узнаю этот ветер, налетающий на траву, под него ложащуюся, точно под татарву.»
На этом газоне когда-то гуляла ньюфиха - не очень породистая, не очень красивая. Она ещё чем-то вечно болела... С немолодой тёткой, иногда с её дочкой средних лет. Ньюфиха появилась, кажется, в последний год Нюшиной жизни. Было их две ньюфихи в Медоне - Нюша и эта вот девочка, а потом эта девочка и Катя.
Вскоре после Васьки умер очень милый маленький в вечной меховой шапке сухонький человечек - Васька с ним часто разговаривал, улыбчивый был мужичок, приветливый, но до собак не дотрагивался - домашний мулла, - так Васька говорил - что, дескать, он ходит по мусульманским семьям, детей учит чему-то - по-васькиному - не религии, а хорошим манерам. Очень-очень давно я не встречаю милую с нежным породистым лицом седую женщину с рыжим псом. Он на Катю рычал, и женщина говорила, что её пёс почему-то не любит шерстяных собак. Тогда ещё они ходили втроём - женщина, её муж, ему трудновато ходить было, он опирался на палку и немного на жену. И рыжий пёс.
Мой заоконный тополь жив и, надеюсь, здоров, но его братья - нет их больше - пни остались только...
Это густое пространство жизни, и как оно не плачет по всем пропажам, это вывернутое наизнанку пространство - встряхиваешь его - вдруг да выпадут из какого-нибудь глубокого угла все эти люди, собаки, деревья... Тихо. Сухие листья взлетают вверх под ветром, налетающим на траву.