Рождественское
Последнее время цаплю на нашем пруду я не встречала. То ли неохота ей с бакланами на одной коряге сидеть, с этими птицами, похожими на динозавров с перепончатыми крыльями...
И вот позавчера совсем не на коряге среди бакланов, а под кустом, там где тропинка на лёгком взгорке над водой, вдруг она оказалась - совсем близко - взлетела, нас увидев, - но почему-то не приземлилась, как часто бывает, на другом бережку, а растворилась в сером небе.
И вчера мне не показалась - я-то надеялась, что в предрождественский день порадует меня - но нет - что ей цапле наши человечьи праздники.
А мне вот очень важно, что Рождество - праздник общий, как Новый год и когда-то Восьмое марта.
Ежегодное - протянутое от мокрых опилок на полу в ленинградском гастрономе, от ёлки перед Гостиным, от ёлок, вывешенных за окнами в ожидании - к сегодняшней зелёной траве в тающем инее - на поляне этот иней ещё сверкает белым, а в лесу под деревьями мокрые тёмные каштановые листья.
Вот день рожденья - совсем неинтересно - частный личный праздник, и даже не потому, что радоваться ещё одному прошедшему году - чего? - ведь в конце концов, и Рождество с Новым годом - тоже ещё один прошедший год - просто нет в дне рожденья связи людей и времён - а что, собственно, такое праздник, как не связь, не вечный повтор, не круговорот. Утром выходишь в гостиную в ёлочный запах и первым движеньем зажигаешь ёлку.
А тут ещё и повезло - на каникулах солнечный день, и неделю солнечную обещают, и сверкают крыльями чайки мимо окна.
Вчера я глядела на город сверху из парка медонской обсерватории - вблизи - толпа домиков под черепичными крышами - ты эдакий великанище - перелистываешь книжку с картинками, заглядываешь в чужие окошки.
А дальше город - купол Инвалидов, совсем далеко на холме Сакре Кёр. И неожиданно прямой кусочек реки - мимо Эйфелевой башни. Вдруг я поняла, какие высотки меня бесят, а какие совсем нет - оказывается, мне мешают чёрные - Монпарнасская башня, ещё одно кривое тёмное здание где-то у Жавеля, на Front de Seine. А если белые - то вроде и ничего.
Ёлка в этом году оказалась больше, чем мы думали, выбирая её, - ствол толстенный, здоровенное мохнатое дерево - шпиль почти в потолок упёрся, а ветки распушились упругие - Васька всегда любил, чтоб ёлка переукрашена была - и мы вечно ругались, когда я пыталась не повесить половину игрушек - а на эту ёлищу повесила почти все, и однако - зелени больше, чем игрушек, и один бок совсем почти и не украшенный остался.
А если вдруг из-за пня в лесу выйдет человечек в зелёном колпачке и зелёном камзоле, почешет длинную до пупа бороду, заговорит - удивлюсь? Вишнёвые стволы лучше всех - блестят как леденцы. Если из-за толстенного платана выйдет Васька, если зубастой улыбкой собака Нюша улыбнётся, бросится, как она всегда, на землю, в воздухе все четыре ноги, рот до ушей... Не удивлюсь ни капли.
А юная Катя как в Бретани носилась по пляжу... И почему в предпоследний день её жизни, когда я вела её домой после стрижки, она тянула в закрытую дверь нашей ветеринарки - через каких-то десять лет после той первой Бретани?
Как же мне стыдно перед Васькой, перед Нюшей, перед Катей - перед всеми моими собаками... Перед кошкой Кошкой...
Как не быть Демиургом, пока живой... Но всё равно настигает... Как ни старайся.
Незаданные вопросы, крючки вопросительных знаков... Несказанные слова... Повисает в воздухе рука... Шышел-Мышел-Вышел.
И вот позавчера совсем не на коряге среди бакланов, а под кустом, там где тропинка на лёгком взгорке над водой, вдруг она оказалась - совсем близко - взлетела, нас увидев, - но почему-то не приземлилась, как часто бывает, на другом бережку, а растворилась в сером небе.
И вчера мне не показалась - я-то надеялась, что в предрождественский день порадует меня - но нет - что ей цапле наши человечьи праздники.
А мне вот очень важно, что Рождество - праздник общий, как Новый год и когда-то Восьмое марта.
Ежегодное - протянутое от мокрых опилок на полу в ленинградском гастрономе, от ёлки перед Гостиным, от ёлок, вывешенных за окнами в ожидании - к сегодняшней зелёной траве в тающем инее - на поляне этот иней ещё сверкает белым, а в лесу под деревьями мокрые тёмные каштановые листья.
Вот день рожденья - совсем неинтересно - частный личный праздник, и даже не потому, что радоваться ещё одному прошедшему году - чего? - ведь в конце концов, и Рождество с Новым годом - тоже ещё один прошедший год - просто нет в дне рожденья связи людей и времён - а что, собственно, такое праздник, как не связь, не вечный повтор, не круговорот. Утром выходишь в гостиную в ёлочный запах и первым движеньем зажигаешь ёлку.
А тут ещё и повезло - на каникулах солнечный день, и неделю солнечную обещают, и сверкают крыльями чайки мимо окна.
Вчера я глядела на город сверху из парка медонской обсерватории - вблизи - толпа домиков под черепичными крышами - ты эдакий великанище - перелистываешь книжку с картинками, заглядываешь в чужие окошки.
А дальше город - купол Инвалидов, совсем далеко на холме Сакре Кёр. И неожиданно прямой кусочек реки - мимо Эйфелевой башни. Вдруг я поняла, какие высотки меня бесят, а какие совсем нет - оказывается, мне мешают чёрные - Монпарнасская башня, ещё одно кривое тёмное здание где-то у Жавеля, на Front de Seine. А если белые - то вроде и ничего.
Ёлка в этом году оказалась больше, чем мы думали, выбирая её, - ствол толстенный, здоровенное мохнатое дерево - шпиль почти в потолок упёрся, а ветки распушились упругие - Васька всегда любил, чтоб ёлка переукрашена была - и мы вечно ругались, когда я пыталась не повесить половину игрушек - а на эту ёлищу повесила почти все, и однако - зелени больше, чем игрушек, и один бок совсем почти и не украшенный остался.
А если вдруг из-за пня в лесу выйдет человечек в зелёном колпачке и зелёном камзоле, почешет длинную до пупа бороду, заговорит - удивлюсь? Вишнёвые стволы лучше всех - блестят как леденцы. Если из-за толстенного платана выйдет Васька, если зубастой улыбкой собака Нюша улыбнётся, бросится, как она всегда, на землю, в воздухе все четыре ноги, рот до ушей... Не удивлюсь ни капли.
А юная Катя как в Бретани носилась по пляжу... И почему в предпоследний день её жизни, когда я вела её домой после стрижки, она тянула в закрытую дверь нашей ветеринарки - через каких-то десять лет после той первой Бретани?
Как же мне стыдно перед Васькой, перед Нюшей, перед Катей - перед всеми моими собаками... Перед кошкой Кошкой...
Как не быть Демиургом, пока живой... Но всё равно настигает... Как ни старайся.
Незаданные вопросы, крючки вопросительных знаков... Несказанные слова... Повисает в воздухе рука... Шышел-Мышел-Вышел.