(no subject)
Я вчера писала рекомендательное письмо одной девочке - она у нас ведёт занятия, а сейчас подаёт на конкурс на доцентское место в универе - поставила дату - 15 февраля.
Папин день рожденья и БабиРОзин, она папу в свой день рожденья родила. А мамин - 18 февраля.
Сугробы, холода, но тьма пожиже, но конец зимы где-то брезжит.
Собирали каждый год гостей - родительских друзей отдельно, родственников отдельно и отдельно - любимых БабиРОзиных людей - разветвлённое семейство сестры папиного отчима. Отчим умер задолго до меня, - Зиновий Борисыч, а сестра - Эсфирь Борисовна, тётя Этя.
Баба Роза любила успешных людей и, конечно, ей было лестно, что семейство - профессорское - аж трое профессоров - тётя Этя, её муж Давид Иосифович - биологи; их племянник Люка - математик.
Ну, а кто ещё не профессор, тот доцент - Верочка, Боря - математики - дети Давида с Этей. И старшая их дочка Фридочка - биолог. Верочка считалась первой красавицей, а Фриду все жалели - «уж такая некрасивая, но какая ж умница».
Однажды Фрида почему-то должна была меня домой из детского сада привести - а я в тот день в тихий час не спала - обдумывала, лёжа в кровати, очень важный вопрос, - почему-то он мне в тот день пришёл в голову: а как это может быть, что 4+2 получается 6, но и 5+1 тоже 6. Надо было скорей дождаться взрослого и умного, чтоб вопрос задать. И задала я его - Фридочке. И вот ведь какая незадача - не помню я, что Фридочка ответила.
Очень значительная часть этого семейства, не все, но многие проживали в огромной квартире на улице Марата. И назывались они - Маратовцы.
«Придут Маратовцы?» «Что у Маратовцев слышно?»
И подруга лучшая бабиРОзина всегда приходила - тётя Дуся - Дина Клементьевна - тоже профессор - литературы из Герценовского. Какими-то родственными отношениями была она с Маратовцами связана, но чёрт его знает какими - я-то уж точно не знаю.
Уже позже, когда я училась в девятом, или, может, в десятом классе, тётя Дуся говорила мне: «вы, поколение семидесятых». А ещё она давала в руки, сняв с полки, полистать - то ли «Белую стаю», то ли «Чётки». Когда она приходила к нам в гости, она несколько раз за вечер звонила своей маме - ой-ой-ой-ой какой старушке - восьмидесятилетней. Чтоб не беспокоилась мама. Говорили, что мама развела тётю Дусю с мужем - с математиком, а может, впрочем, физиком, который увёз её в Новосибирск... Откуда она вернулась в Ленинград к маме.
Давид Иосифович каким-то загадочным образом в начале шестидесятых съездил на конференцию в Израиль. И очень сокрушался, что в Израиле играют вовсе даже в футбол, а не в шахматы.
А ещё была Вера Вениаминовна - жена БабиРозиного брата - толстая большая тётка в зелёном шерстяном платье с брошкой. Впрочем, мы с Машкой как-то раз её вспомнили и не согласились про цвет платья. Машка считает, что оно синее.
***
Они родились в конце позапрошлого века, они - не все, но многие, - влюбились в революцию, которая мощным вихрем вынесла их из затхлых местечек - учиться в столицы. Кто-то, как папин отчим и как Бабанина сестра Хася в юности съездили-сплавали в Америку - от погромов? в поисках приключений? - а потом вернулись строить социализм в отдельно взятой стране. Они пережили войну и дело врачей, - тех, кто ужинал тогда за нашим праздничным столом, кажется, обошёл лагерь - но у всех кто-нибудь да сидел, кто-нибудь да погиб - в лагере, в Бабьем яру, на фронте, в блокаду...
Когда по Невскому я шла мимо стены, где не стёрли - «граждане! ПРИ АРТОБСТРЕЛЕ эта сторона улицы наиболее ОПАСНА» - я пыталась хоть как-то вообразить - ну, вот как они пережили, каким местом выжили - разве ж это возможно жить, когда бомбы падают...
***
Баба Роза готовила ужин - обычно язык с зелёным горошком, а перед тем бульон из языка - баба Роза не зря была юрисконсультом в управлении торговли - что-то нам перепадало в праздничных заказах. Тарелки доставали сервизные - с девочками-мальчиками на качелях, и бульон - в фарфоровой супнице. Интересно, жива ли хоть одна тарелка? Эти тарелки с полустёртыми мальчиками-девочками уехали с нами в Америку, да там и остались, перейдя по наследству к приехавшему через восемь лет после нас Борьке Финкельштейну.
***
Как-то в сети Бегемот нашёл очень странную хрень - две хорошенькие девочки-сестрички из Воронежа поют на идише песенку «Афн припечек». Бегемочий папа, ушедший из местечка в 13 лет, идиш забыл, - а песенку помнил.
Ну, поют и поют, на сцене провинциального клуба. Но иногда камера уходит в зал - и качают умилёнными лысинами люди моего детства - вот Матвей Саич - любовник бабы Розы, шоколадки нам дарил, и по маминым рассказам громко топал и прощался, идя поздним вечером в прихожую, потом хлопал дверью и возвращался на цыпочках, крадучись. А вот и Вера Вениаминовна - с редкими крашеными рыжеватыми волосами...
Им сколько лет сейчас, этим людям, сидевшим за нашим раздвинутым столом на Шестой линии Василевского острова, в квартире на пятом этаже, выходящей окнами во двор-колодец ? 120 лет? 130?
Вот и мы - детки-котлетки-конфетки-старые хрычи и старые хрычовки - помрём относительно скоро...
«....
А книги тихо смотрят и с полок не просятся,
Примирённые навсегда....
И от снежного вечера исходит спокойствие:
Что там - полвека туда-сюда?»
Написал Васька в 96-ом...
Папин день рожденья и БабиРОзин, она папу в свой день рожденья родила. А мамин - 18 февраля.
Сугробы, холода, но тьма пожиже, но конец зимы где-то брезжит.
Собирали каждый год гостей - родительских друзей отдельно, родственников отдельно и отдельно - любимых БабиРОзиных людей - разветвлённое семейство сестры папиного отчима. Отчим умер задолго до меня, - Зиновий Борисыч, а сестра - Эсфирь Борисовна, тётя Этя.
Баба Роза любила успешных людей и, конечно, ей было лестно, что семейство - профессорское - аж трое профессоров - тётя Этя, её муж Давид Иосифович - биологи; их племянник Люка - математик.
Ну, а кто ещё не профессор, тот доцент - Верочка, Боря - математики - дети Давида с Этей. И старшая их дочка Фридочка - биолог. Верочка считалась первой красавицей, а Фриду все жалели - «уж такая некрасивая, но какая ж умница».
Однажды Фрида почему-то должна была меня домой из детского сада привести - а я в тот день в тихий час не спала - обдумывала, лёжа в кровати, очень важный вопрос, - почему-то он мне в тот день пришёл в голову: а как это может быть, что 4+2 получается 6, но и 5+1 тоже 6. Надо было скорей дождаться взрослого и умного, чтоб вопрос задать. И задала я его - Фридочке. И вот ведь какая незадача - не помню я, что Фридочка ответила.
Очень значительная часть этого семейства, не все, но многие проживали в огромной квартире на улице Марата. И назывались они - Маратовцы.
«Придут Маратовцы?» «Что у Маратовцев слышно?»
И подруга лучшая бабиРОзина всегда приходила - тётя Дуся - Дина Клементьевна - тоже профессор - литературы из Герценовского. Какими-то родственными отношениями была она с Маратовцами связана, но чёрт его знает какими - я-то уж точно не знаю.
Уже позже, когда я училась в девятом, или, может, в десятом классе, тётя Дуся говорила мне: «вы, поколение семидесятых». А ещё она давала в руки, сняв с полки, полистать - то ли «Белую стаю», то ли «Чётки». Когда она приходила к нам в гости, она несколько раз за вечер звонила своей маме - ой-ой-ой-ой какой старушке - восьмидесятилетней. Чтоб не беспокоилась мама. Говорили, что мама развела тётю Дусю с мужем - с математиком, а может, впрочем, физиком, который увёз её в Новосибирск... Откуда она вернулась в Ленинград к маме.
Давид Иосифович каким-то загадочным образом в начале шестидесятых съездил на конференцию в Израиль. И очень сокрушался, что в Израиле играют вовсе даже в футбол, а не в шахматы.
А ещё была Вера Вениаминовна - жена БабиРозиного брата - толстая большая тётка в зелёном шерстяном платье с брошкой. Впрочем, мы с Машкой как-то раз её вспомнили и не согласились про цвет платья. Машка считает, что оно синее.
***
Они родились в конце позапрошлого века, они - не все, но многие, - влюбились в революцию, которая мощным вихрем вынесла их из затхлых местечек - учиться в столицы. Кто-то, как папин отчим и как Бабанина сестра Хася в юности съездили-сплавали в Америку - от погромов? в поисках приключений? - а потом вернулись строить социализм в отдельно взятой стране. Они пережили войну и дело врачей, - тех, кто ужинал тогда за нашим праздничным столом, кажется, обошёл лагерь - но у всех кто-нибудь да сидел, кто-нибудь да погиб - в лагере, в Бабьем яру, на фронте, в блокаду...
Когда по Невскому я шла мимо стены, где не стёрли - «граждане! ПРИ АРТОБСТРЕЛЕ эта сторона улицы наиболее ОПАСНА» - я пыталась хоть как-то вообразить - ну, вот как они пережили, каким местом выжили - разве ж это возможно жить, когда бомбы падают...
***
Баба Роза готовила ужин - обычно язык с зелёным горошком, а перед тем бульон из языка - баба Роза не зря была юрисконсультом в управлении торговли - что-то нам перепадало в праздничных заказах. Тарелки доставали сервизные - с девочками-мальчиками на качелях, и бульон - в фарфоровой супнице. Интересно, жива ли хоть одна тарелка? Эти тарелки с полустёртыми мальчиками-девочками уехали с нами в Америку, да там и остались, перейдя по наследству к приехавшему через восемь лет после нас Борьке Финкельштейну.
***
Как-то в сети Бегемот нашёл очень странную хрень - две хорошенькие девочки-сестрички из Воронежа поют на идише песенку «Афн припечек». Бегемочий папа, ушедший из местечка в 13 лет, идиш забыл, - а песенку помнил.
Ну, поют и поют, на сцене провинциального клуба. Но иногда камера уходит в зал - и качают умилёнными лысинами люди моего детства - вот Матвей Саич - любовник бабы Розы, шоколадки нам дарил, и по маминым рассказам громко топал и прощался, идя поздним вечером в прихожую, потом хлопал дверью и возвращался на цыпочках, крадучись. А вот и Вера Вениаминовна - с редкими крашеными рыжеватыми волосами...
Им сколько лет сейчас, этим людям, сидевшим за нашим раздвинутым столом на Шестой линии Василевского острова, в квартире на пятом этаже, выходящей окнами во двор-колодец ? 120 лет? 130?
Вот и мы - детки-котлетки-конфетки-старые хрычи и старые хрычовки - помрём относительно скоро...
«....
А книги тихо смотрят и с полок не просятся,
Примирённые навсегда....
И от снежного вечера исходит спокойствие:
Что там - полвека туда-сюда?»
Написал Васька в 96-ом...