урожайное
Вдруг жара - последние дни августа последним сгустком лета.
На ферме, где вызрели громадные кривые ухмыльные помидоры и пупырчатые хрустящие огурчики, уж не говоря о живых летних светлых с розовыми прожилками яблоках, миловидная тётенька, оборачиваясь во все стороны кричала: «Соня, ко мне!» Через минуту к ней подбежала не собачка, - девочка лет четырёх.
Большая вальяжная пожилая негритянка с палкой, в пёстром платье и широкополой соломенной шляпе, шла нам навстречу - в яблоневый сад, откуда мы только что вышли. Бегемот с тачкой, полной яблок, усвистал вперёд, а мы с Сашкой, щурясь от расплавленного льющегося в глаза солнца, тащились нога за ногу, Сашка с полным подолом яблок, и жевала яблоко. Негритянка поглядела на неё с предвкушением - «вкусно, да?».
Вечером, когда слегка спала жара, я на привычной полянке в лесу рвала щавель. Папа с сыном лет семи шли мимо с большой пластиковой коробкой, куда они собирали ежевику. Завидев меня, поинтересовались, что это я тут собираю. Ну, как когда-то я в Альпах неподалёку от Турина по наущению Джейка пристала к старушке, собирающей листья на полянке - «а что это вы тут без нас щиплете?», - чтоб получить в ответ: «insalata».
Услышав, что щавель, мальчишка сорвал лист, не перепутав с соседним подорожником, и сунул его в рот - сморщился - кисло, - небось, с тем же возмущением, с которым я когда-то раскусила ягодку, когда ленинградской зимой родители где-то разжились оливками. Я болела, валялась простуженная в кровати, разглядывала альбомы, книжки читала, наслаждалась одним словом, и увидев чёрную красавицу-ягоду ЗИМОЙ, на секунду понадеялась - мне-зимой-ягоды-бедной-больной дочке - а это было мерзкое солёное. Оливки я простила уже только, когда во Францию переехала…
В лёгких сумерках возле ограды сада с качелями, теннисом и прочими развлекаловками, который Васька звал детским парком, мы нашли три белых гриба...
На ферме, где вызрели громадные кривые ухмыльные помидоры и пупырчатые хрустящие огурчики, уж не говоря о живых летних светлых с розовыми прожилками яблоках, миловидная тётенька, оборачиваясь во все стороны кричала: «Соня, ко мне!» Через минуту к ней подбежала не собачка, - девочка лет четырёх.
Большая вальяжная пожилая негритянка с палкой, в пёстром платье и широкополой соломенной шляпе, шла нам навстречу - в яблоневый сад, откуда мы только что вышли. Бегемот с тачкой, полной яблок, усвистал вперёд, а мы с Сашкой, щурясь от расплавленного льющегося в глаза солнца, тащились нога за ногу, Сашка с полным подолом яблок, и жевала яблоко. Негритянка поглядела на неё с предвкушением - «вкусно, да?».
Вечером, когда слегка спала жара, я на привычной полянке в лесу рвала щавель. Папа с сыном лет семи шли мимо с большой пластиковой коробкой, куда они собирали ежевику. Завидев меня, поинтересовались, что это я тут собираю. Ну, как когда-то я в Альпах неподалёку от Турина по наущению Джейка пристала к старушке, собирающей листья на полянке - «а что это вы тут без нас щиплете?», - чтоб получить в ответ: «insalata».
Услышав, что щавель, мальчишка сорвал лист, не перепутав с соседним подорожником, и сунул его в рот - сморщился - кисло, - небось, с тем же возмущением, с которым я когда-то раскусила ягодку, когда ленинградской зимой родители где-то разжились оливками. Я болела, валялась простуженная в кровати, разглядывала альбомы, книжки читала, наслаждалась одним словом, и увидев чёрную красавицу-ягоду ЗИМОЙ, на секунду понадеялась - мне-зимой-ягоды-бедной-больной дочке - а это было мерзкое солёное. Оливки я простила уже только, когда во Францию переехала…
В лёгких сумерках возле ограды сада с качелями, теннисом и прочими развлекаловками, который Васька звал детским парком, мы нашли три белых гриба...