(no subject)
Вечером позавчера зарницы чиркали по небу - резкими длинными сочленёнными под острыми углами отрезками молний, и небо светилось вслед за каждой незамкнутой фигурой.
Мы с Бегемотом и с Таней возвращались от Маши с Сашей на машине, - и казалось - эти молнии нас пытаются окружить, - вспыхивают то справа, то слева, то впереди - совершенно беззвучные.
Выкинув нас с Таней на углу, Бегемот заспешил к себе в берлогу, беспокоясь, что не успеет до того как грянет - дождь и светопреставление, но нет - всё было тихо - только вздрагивало небо за окном - и даже заскочивший к нам с Юлькой перед тем, как отправиться ночевать к Бегемоту, заезжий Сенька, успел в два часа ночи добраться до кровати посуху.
Наутро под неярким солнцем стремительно подсыхали непонятно откуда взявшиеся лужи.
Загрохотало и полило через сутки - вчера вечером - длинными толстыми косыми струями, извергаясь опрокинутыми бочками, обрушившимися травяными запахами.
Если б соединились во времени зарницы, грохотанье и дождевая хлобыстьба - было б как когда-то в Пиренеях, где с одним приятелем я тысячу лет назад ходила с палаткой - и нас накрыло, но выстояла палатка на ветру - и наутро в приюте, в домике на границе лугов и камней, народ сушился, завтракал с вином перед дальней горной дорогой (только истинные французы умеют!) и обсуждал грозовые протыри и убытки.
Под утихающий ливень, лёжа в кровати, слегка сотрясаемой от забирающейся под неё Тани (площе, ещё площе, но всё ж тычет снизу в кроватный пол-подкроватный потолок лохматая башка) я вспомнила «растворил я окно» - у Чайковского, а не проcто у К.Р.- «опустился пред ним на колени» - перед каждый год повторяющимся летом, перед упрямо зацветающей сиренью, перед розами в палисадниках - экзальтированная попытка выразить религиозный восторг...
И я вспомнила, как мы переговаривались в комментах с Камбалой - сейчас мне кажется, что незадолго до её смерти - и она сказала, что, может, есть у нас бессмертие - такое, как у травы. И не найти - даже не помню, в чьём журнале - в её, в моём - бессмертие травы...
Черешневое дерево тянется к автобусному окну усыпанной ягодами веткой - а через неделю вытянет пустую зелёную руку - ускоренное кино. И липы цветут - ещё одна ежегодная веха - в липовом цветенье пойти с Васькой на аллею - огромная широченная она спускается вниз в сторону медонского вокзальчика, к Обсерватории, - когда-то тут было поместье - а теперь липовая аллея никуда не ведёт.
Трава в рост, посредине кусты дрока образовали лабиринт, где скрывается с глаз Таня - Васька не знал этого новичка-дрока, Катя, Нюша - это их поляна, их трава - приятельствуют тут с кроликами в жёлто-зелёных зарослях.
Мы с Бегемотом и с Таней возвращались от Маши с Сашей на машине, - и казалось - эти молнии нас пытаются окружить, - вспыхивают то справа, то слева, то впереди - совершенно беззвучные.
Выкинув нас с Таней на углу, Бегемот заспешил к себе в берлогу, беспокоясь, что не успеет до того как грянет - дождь и светопреставление, но нет - всё было тихо - только вздрагивало небо за окном - и даже заскочивший к нам с Юлькой перед тем, как отправиться ночевать к Бегемоту, заезжий Сенька, успел в два часа ночи добраться до кровати посуху.
Наутро под неярким солнцем стремительно подсыхали непонятно откуда взявшиеся лужи.
Загрохотало и полило через сутки - вчера вечером - длинными толстыми косыми струями, извергаясь опрокинутыми бочками, обрушившимися травяными запахами.
Если б соединились во времени зарницы, грохотанье и дождевая хлобыстьба - было б как когда-то в Пиренеях, где с одним приятелем я тысячу лет назад ходила с палаткой - и нас накрыло, но выстояла палатка на ветру - и наутро в приюте, в домике на границе лугов и камней, народ сушился, завтракал с вином перед дальней горной дорогой (только истинные французы умеют!) и обсуждал грозовые протыри и убытки.
Под утихающий ливень, лёжа в кровати, слегка сотрясаемой от забирающейся под неё Тани (площе, ещё площе, но всё ж тычет снизу в кроватный пол-подкроватный потолок лохматая башка) я вспомнила «растворил я окно» - у Чайковского, а не проcто у К.Р.- «опустился пред ним на колени» - перед каждый год повторяющимся летом, перед упрямо зацветающей сиренью, перед розами в палисадниках - экзальтированная попытка выразить религиозный восторг...
И я вспомнила, как мы переговаривались в комментах с Камбалой - сейчас мне кажется, что незадолго до её смерти - и она сказала, что, может, есть у нас бессмертие - такое, как у травы. И не найти - даже не помню, в чьём журнале - в её, в моём - бессмертие травы...
Черешневое дерево тянется к автобусному окну усыпанной ягодами веткой - а через неделю вытянет пустую зелёную руку - ускоренное кино. И липы цветут - ещё одна ежегодная веха - в липовом цветенье пойти с Васькой на аллею - огромная широченная она спускается вниз в сторону медонского вокзальчика, к Обсерватории, - когда-то тут было поместье - а теперь липовая аллея никуда не ведёт.
Трава в рост, посредине кусты дрока образовали лабиринт, где скрывается с глаз Таня - Васька не знал этого новичка-дрока, Катя, Нюша - это их поляна, их трава - приятельствуют тут с кроликами в жёлто-зелёных зарослях.