Диссиденты и охранители
В одном из последних номеров еженедельника «2000» помещена интересная статья моего коллеги Алексея Попова «Перемены против застоя - или стабильность против потрясений?» . Автор, отталкиваясь от событий вокруг недавних парламентских выборов в России, высказывает ряд заслуживающих внимания соображений относительно характера противостояния власти и оппозиции не тольков современной России, но и на протяжении последних двух веков её истории.
Я хочу остановиться на одном из тезисов Алексея Попова. Говоря об объективных проблемах нынешней России, послуживших причинах общественного недовольства, вырвавшегося наружу после дня выборов, он замечает: «Кроме того,есть широкий слой людей, который хочет обновления власти и вообще перемен в стране просто в силу своего психологического склада. Во времена “оранжевой революции” автор этих строк безошибочно мог определить позицию многих даже отдалённых знакомых, исходя исключительно из представления об их психологии, хотя о политике с ними ранее не говорил».
Подмечено точно. И поскольку мне предстоит говорить об этом«широком слое людей», хотелось бы дать им какое-то наименование. Думаю, что для этого достаточно хорошо подходит термин «диссидент» в значении, близком к тому,которое определяется Википедией: «Диссиде́нт- человек, политические взгляды которого радикально расходятся с официально установленными в стране его проживания». Далее этот термин уточняется:«Диссидентами (в отличие от революционеров), как правило, называют тех, кто не применяет и не призывает к применению насильственных методов борьбы [подчёркивание моё - М. Б.]». «Психологический склад», о котором пишет Попов, как раз и связан с радикальным неприятием официальной идеологии и политической практики. При этом определение необходимо пополнить ещё одним моментом: диссидентом можно считать только того, кто своё неприятие официальной идеологии и политики готов проявлять в каких-то общественно значимых формах - участием в демонстрациях,письмах протеста, статьями в печатных СМИ или в Интернете и т. п. Вряд ли этого наименования заслуживает человек, ограничивающейся критикой власти на своей кухне.
Но, согласившись с наличием диссидентства не только как социального, но и как психологического фактора, нельзя не заметить и социально-психологического фактора, противоположного ему и возникающему как реакция на него, - условно говоря, «антидиссиденства». Насколько диссидент психологически не приемлет установившуюся идеологию и власть, настолько антидиссидент не приемлет само существование диссидентства и готов власть от него защищать - так что мы будем использовать для него более благозвучный термин «охранитель».
Интересно сравнить эти два социально-психологических типа и два типа идеологий. Разумеется, проводя такое сравнение, нужно помнить, что каждыйиз них не есть нечто единое, а представляет широкий спектр мировосприятий - от достаточно умеренных и склонных к диалогу до радикальных и непримиримых,близких к революционному или реакционному тоталитаризму. Так что мы будем говорить о некоторых усреднённых диссидентской и охранительной идеологиях,используя в качестве характерного примера последней саму статья Попова.(Естественно, речь будет идти о явлениях диссидентства и охранительства только в пределах отечественной истории - Российской империи, Советского Союза,нынешней России и Украины.)
Что служит отправным моментом самосознания диссидента? Желание «обновления власти и вообще перемен», которое при характеристике его ставится во главу угла Поповым? Конечно, нет. Каждому, знакомящемуся с трудами то ли Герцена, то ли диссидентов советского времени, не может не броситься в глаза их главная черта- органическое неприятие тех или иных сторон окружающей действительности,ассоциирующихся с действующей властью: жестокостями крепостничества и солдатчины, отвратительностью пропаганды, тотальным «промыванием мозгов», замалчиванием преступлений, а то и официальным оправданием сталинизма, репрессиями против инакомыслящих и т. д. Я сказал «органическое неприятие». Это означает - почти физическая невозможность примириться с этим, жить и дышать. Они не могут говорить об этом без негодования.
Подобное отношение совершенно чуждо охранителю. Да, он видит недостатки существующей системы и готов их критиковать. Но как? Вот какие слова находит Попов для характеристики недостатков нынешней России: «среди них[недостатков] и коррупция на различных уровнях власти, ведущая к “распилу”огромного куска бюджета, и более резкие, чем в Европе, социальные контрасты, и очень медленная модернизация». Всё правильно, то же может повторить и сама власть. А вот о случаях фальсификации на выборах, как раз и приведших к взрыву возмущения, - ни слова. (Здесь отступление о самих выборах. Типичная позиция охранителя: «Какие фальсификации? Социологические опросы показывали такой же уровень поддержки ещё до выборов». Возможно. Но власти этого показалось мало, иона сплошь и рядом в самой Москве прибегла к наглой и беззастенчивой фальсификации. Об этом можно прочесть в огромном числе публикаций на сайтах,относительно правдивости которых у непредвзятого читателя не должно возникнуть сомнений, - охранитель же их не видит.) Однако, пойдём дальше. Вот как в статье Попова оценивается ситуация в России времён Герцена: «Нам невозможно на основе собственного опыта достоверно оценить, сколько правды в словах о тупости и коррумпированности тогдашней бюрократии, о самодурстве и деспотизме власти - и т. д. и т. п.». Так что наличие коррумпированности и самодурства сходу как бы и не отбрасывается, но «невозможно достоверно оценить». И в конце концов делается общий вывод: «Всё это свидетельствует: радикализм Герцена и многих его куда более радикальных последователей обусловлен прежде всего не объективными обстоятельствами жизни в тогдашней России [подчёркивание моё - М. Б.], а его психологией человека, для которого синонимом прогресса были исключительно великие потрясения».
Такое снисходительное отношение к недостаткам власти резко контрастируетс непримиримостью к диссидентству. Оно и понятно: для охранителя наибольшей ценностью выступает стабильность, а наибольшей опасностью - потрясения. О том, какую опасность представляют общественные потрясения, русскому и украинскому читателю объяснять не приходится - мы это хорошо знаем на собственном опыте. Но для охранителя боязнь потрясений превращается в своего рода манию, и он готов видеть опасность последних в любом общественном действии или высказывании оппозиционного характера. Принципиально мирный характер диссидентских действий, моральная, ане политическая их мотивировка при этом не принимаются во внимание. В этом плане характерно, что в качестве объекта критики из деятелей XIX века выбран именно Герцен, человек отнюдь не радикальных взглядов, хотя и выступавший как сторонник революции в Европе, но не призывавший к ней в России, а позже приветствовавший либеральные преобразования Александра II.(Как тут не вспомнить, что один из самых выдающихся охранителей позапрошлого века Фёдор Михайлович Достоевский видел опасного разрушителя вообще в Тургеневе.) Что уже говорить о диссидентах советского и постсоветского времени- в глазах Алексея Попова они предстают персонажами однозначно негативными, вся деятельность которых сводится к разрушению: «И уже советскую империю стали расшатывать диссиденты, во многом вдохновлявшиеся российской революционной,только добольшевистской традицией. А в укрепившейся после развала 90-хпутинской России ту же миссию взяли на себя либеральные “несогласные”». До какой степени эмоционального неприятия самой идеи диссидентства может дойти человек, проникнутый охранительной идеологией, видно по обороту речи из рассматриваемой статьи, казалось бы, немыслимому в устах отвечающего за свои слова человека:«сокрушительные перемены» в Советском Союзе начались «под карканье сахаровщины».
Интересно отметить бросающуюся в глаза сторону охранительной идеологии, сохраняющуюся до нашего времени с царских и советских времён, -воинственное антизападничество. Я не имею в виду неприятия западной культуры -его, по счастью, пока нет. Но любой, исповедующий указанную идеологию, одну из главных причин диссидентской активности видит именно в происках западных политиков и организаций - и межгосударственных типа Совета Европы, и правозащитных, и других общественных, - крайне заинтересованных в ослаблении и разрушении Советского Союза, России, Украины, добрых отношений между последними и всё для этого предпринимающих. А нынешние российские «несогласные», как в своё время российские диссиденты, в этом им помогают. Потому что «считают, чтонадо просто взять за образец модель, существующую на Западе, и реализовать её здесь. А коль она плохо приживается - из-за непонятливого народа, - надо допустить к фактическому рулю своей страны представителей западного мира». «Колониальная демократия - норма для многих современных русских либералов, которые считают,что весь миропорядок вправе поддерживать мировой полицейский» (обе приведенные цитаты - из статьи Попова). Само собой разумеется, что по этой причине всякое сотрудничество отечественных общественных организаций с западными является смертным грехом, - отсюда столь любимое охранителями и повторяемое в цитируемой статье словечко «грантоедство».
Таким образом, при охранительном видении мира основными причинами возникающего противостояния власти и активной части общества оказывается испорченная психика протестующих и происки внешнего врага, а эгоизм и самоутверждение власти,пренебрежение действительными интересами людей, стремление поставить себя над обществом и над законом представляются причинами третьестепенными. По диссидентским представлениям, разделяемым автором этих строк, значимость этих групп факторов противоположна и особенная острота противостояния в наших странах (о чём пишет Попов) вызвана тем, что указанные свойства особенно характерны именно для нашей власти.
Для украинского читателя особый интерес представляет один из постоянных предметов разногласий двух рассматриваемых направлений - отношение к«цветным революциям» и, в частности, к «оранжевой», упоминание которой Поповым я отмечал. В охранительной печати фигурирует образ оранжевого Майдана как заведомо разрушительного действия, результата манипулирования неразумной толпой со стороны эффективной группы подстрекателей, разумеется, связанных в Западом.
А с точки зрения приверженца диссидентской идеологии «оранжевая революция»была закономерной реакцией значительного числа граждан Украины на характер режима, установившего при президенте Кучме: явными тенденциями к авторитаризму,убийством журналиста (нет оснований считать, что по приказу самого Кучмы, но причастность силовых структур можно считать установленной), вмешательством в избирательный процесс, приведшему - справедливо или нет - к убеждённости в победе на президентских выборах другого кандидата. В общем, было достаточно оснований для потери доверия людей. Сам же Майдан вызывает восхищение (упомянутого лица) своим исключительно мирным характером, доброжелательством участников, в общем - представляется образцом того, как масса должна решать свои конфликты с властью. Ну, а то, что в результате ничего хорошего не получилось, - это уже на совести поставленных Майданом лидеров и вообще совсем другая история.