У каждого поисковика есть свое кладбище
Оригинал статьи: http://pikabu.ru/story/ocherednoy_poisk_ili_u_kazhdogo_iz_nas_est_svoe_kladbishche_4855630#comments
Очередной поиск (или у каждого из нас есть свое кладбище)
Я не помню всех найденных мной лично, не веду подсчет. Не фотографируюсь с ними на память. Не обмениваюсь с ними телефонами, не встречаюсь после того, как поиск завершился. Не считаю количество проведенных поисково-спасательных работ. Не суммирую пройденные за все эти годы километры. Не веду записи по затратам на топливо и оборудование. Вся эта бухгалтерия меня просто не интересует. О всей случившейся со мной жести напоминают лишь несколько шрамов. А случайные фотографии соотрядников обычно напоминают о счастливом окончании поиска. Я не коллекционирую впечатления, не сижу на адреналиновом угаре… я просто живу этим. Лес для меня всегда одинаков. Меня устраивает и жара за тридцать градусов и ливень при плюс восьми. Я выхожу в лес и начинаю жить. Я гончая, которую пустили по следу. Диковатая ищейка, которую клещами сжимает азарт и ожидание развязки. Я превращаюсь в комок слуха… сгусток зрения. Я вдыхаю этот лес со всей его паутиной, сыростью, листвой, прелой хвоей и травами. Я именно живу этим. Далеко за горизонтом событий остаются все мысли и чувства. Та жизнь кажется иллюзорной, тонкой, невесомой, как паутина. Она не заботит и не мешает… она не тревожит. Вокруг меня все становится таким ясным и понятным… простым и нормальным, что порой кажется, что моя настоящая жизнь проходит здесь, а не в душном, лишенном простора и звенящей тишины городе.
Я не помню тех найденных и выведенных или вынесенных на руках из леса. Не помню их лиц имен и фамилий. Я теряю к ним интерес сразу после окончания поисковых работ. Меня не интересует их судьба, личная жизнь и работа. Все что у меня остается это мои отчеты, которые я пишу сразу, как вваливаюсь домой после бессонной ночи, пока еще свежи в памяти картины и последовательность событий. Только по этим отчетам я могу восстановить потом то, что происходило в реальности. Но это единственное что у меня остается и что связывает меня с тем конкретным поиском и тем конкретным человеком, которому удалось помочь.
Память забавная штука… злая ирония судьбы. Не помнить живых и…
У каждого поисковика есть свое кладбище. И чем дольше ты занимаешься этим, тем твое кладбище больше. Ты не в силах изменить это. Что бы ты не делал, сколько бы километров не прошел, как бы не старался, ты никогда не изменишь эту аксиому. Количество могил на этом кладбище всегда будет только увеличиваться. Хотите знать размер моего?
На небольшое деревенское вполне хватит. Оно заросшее и угрюмое. За этими могилами никто никогда не ухаживает. Здесь нет цветов и дорогих памятников. Таблички на этих могилах всегда одинаковые и на них только одна дата - год рождения и прочерк… Я не знаю дату их смерти. Ни у одного из них я не знаю дату смерти… печально, но так бывает. Примерно 8 % всех пропавших мы не находим никогда. Чудовищное слово - никогда. Даже от самого слова веет могильным холодом.
Могу ли я с этим жить? Как это не цинично, но могу… правда одна проблема все же есть. Я их помню. Имена, даты рождения, фотографии… я помню все что необходимо для таблички на кладбище, кроме даты их смерти которую я никогда уже не узнаю. Этот чертов пунктик будет жечь меня постоянно.
Сколько может продержаться человек в лесу? Ответ на этот вопрос давно известен - без воды семь дней, без еды около тридцати. А родственники пропавшего заглядывают в глаза и с надеждой спрашивают у тебя есть ли еще шанс… а какой у тебя выбор? Естественно всегда приходится говорить, что шанс есть и он видимо действительно всегда есть, но порой он так ничтожен что даже обсуждать его всерьез кажется крамолой. Помните, да?
«На большом отрезке времени, шансы каждого из нас на выживание равны нулю»
И соответственно, чем больше этот отрезок… ну вы поняли.
Поиск этот начался за сутки до нашего с BVS приезда. Когда мы подъезжали к месту штаба, то увидели привычную уже картину. На месте несколько человек, которые явно не спали все эти сутки, небольшой лагерь из тентов, костер и несколько машин с картами и связью. Координатор на тот момент был вымотан чуть более чем полностью. Лес вокруг СНТ изрядно истоптан. А результат за сутки нулевой. Обычное СНТ на трассе А-107, небольшой лесок между ним и трассой примерно 600 метров в ширину и полтора километра в длину. Накануне вся семья пошла в лес за грибами, ходили практически вдоль забора. Углубились метров на 300 в лес. Внезапно поняли, что деда, который все время был рядом с ними, нигде нет. Со слов родственников с момента, когда его видели рядом, до момента, когда они обнаружили его пропажу, прошло не более 10 минут. Состояние здоровья у деда было неважное… со слухом тоже совсем плохо. Но 10 минут! Куда мог уйти плохо передвигающийся человек за 10 минут.
Мы переодеваемся, берем задачу на осмотр леса от точки пропажи и выходим на место. В течение нескольких часов мы утюжим лес от края до края и не находим ни малейших следов. С одной стороны леса трасса, с другой заросший горельник. Мог ли дед уйти в горельник и не вернуться? Теоретически мог… Пробуем лезть по горельнику. Довольно быстро становится понятно, что нам, здоровым и физически крепким мужикам за десять минут не удалось углубиться дальше чем на 50 метров. Пробовали когда-нибудь пролезть сквозь веник? А мы вот попробовали… непередаваемые ощущения. Возвращаемся в штаб. Докладываем, что сделано и на что похоже то, что с края леса выглядит как молодой лесок (не деле являющийся горельником). Пока мы закрывали задачу на место прибыл вертолет и по просьбе координатора взялся осматривать горельник с воздуха. Минут через 20 непрерывного баражирования от края до края с борта поступает доклад о том, что обнаружен пожилой мужчина, лежащий в горельнике, при этом описание его одежды целиком и полностью совпадает с описанием пропавшего. Лежащий подает признаки жизни, но не встает. Вертолет сесть не имеет возможности, поэтому готов висеть над местом до подхода поисковой группы. Из всех свободных в штабе только я, BVS и пять человек полиции. Надо сказать, что в режиме висения вертолет начинает пить топливо, как колхозный бык, соответственно долго так висеть он не сможет, а до него почти километр. Мы пытались сказать полицейским что справимся сами и не стоит им лезть в этот ад, но ребята были непреклонны и наотрез отказались остаться в штабе. Переглянувшись и покачав головами мы практически хором выдохнули - ну тогда побежали. И мы побежали. Я не знаю, как себя ощущают спортсмены на дистанции по бегу с препятствиями, но в моем понимании это чепуха, а не спорт. Вот у нас в этом горельнике был настоящий спорт. Каждый из нас рухнул в полный рост не раз и не два. Падая мы бились о бревна и сучки. Одежда рвалась. На ходу я периодически докладывал оставшееся расстояние до висящего вертолета. Мы старались не потерять друг друга из виду, но в таком плотном молодняке это было невозможно. В результате со мной осталось трое полицейских, с Володей двое. Нам не страшно, мы на связи и с навигаторами… у полицейских нет ничего. Я лихорадочно пересчитывал оставшихся по головам после каждого падения. Когда мы наконец добрались, пот с нас лил ручьями, на некоторых одежда висела клочьями. Травмы получили все. Некоторые еще и не по разу. Но мы добрались. Добрались так быстро, как только смогли. Вертолет спалив весь запас по топливу заложил вираж и ушел на дозаправку.
Мы с немалым трудом отыскали деда, который все это время лежал под висящим вертолетом. Каково же было наше удивление, когда выяснилось, что никакого отношения этот грибник не имеет к тому, кого мы искали (собирал грибы, устал, продолжил собирать уже лежа, поговорив с нами, встал и пошел собирать дальше). Расстроенные, изрядно уставшие и ободранные мы вернулись в штаб. Надо было передохнуть и понять сможем ли мы работать дальше. Но чем дольше мы отдыхали, тем отчетливее приходило осознание того что на сегодня для нас все закончено. Кипевший в крови адреналин постепенно угасал и наверх стала выползать свербящая, бьющая по нервам боль от полученных травм. Сильнее всего пострадали руки и ноги. В нескольких местах были пробития от сучков, количество синяков от ударов о поваленные стволы невозможно было сосчитать. Суставы жутко распухли. Я с ужасом начинал понимать, что даже за рулем осилить путь до дома будет не легко, об еще одном выходе в лес не могло быть и речи.
Весь ужас был в том, что по сути мы сожгли свой ресурс за какой-то час и не добились никакого результата. Мы отработали в ноль. Мы могли пройти под 30 километров, осмотреть огромный участок. Вместо этого мы пробежали километр и вернулись обратно ни с чем. При этом получили травмы, которые вывели нас из строя на несколько дней. Такие глупые совпадения (по описанию одежды) случаются редко… а вариант с зависшим вертолетом вообще был чем-то экстраординарным, но от этого никому не легче.
Мы вернулись домой залечивать раны. Спустя неделю поиск был свернут с нулевым результатом. Куда мог пропасть практически парализованный дед в 300 метрах от СНТ за 10 минут, так и осталось загадкой… а на моём кладбище стало на одну могилу больше.
P.S. Берегите себя
Очередной поиск (или у каждого из нас есть свое кладбище)
Я не помню всех найденных мной лично, не веду подсчет. Не фотографируюсь с ними на память. Не обмениваюсь с ними телефонами, не встречаюсь после того, как поиск завершился. Не считаю количество проведенных поисково-спасательных работ. Не суммирую пройденные за все эти годы километры. Не веду записи по затратам на топливо и оборудование. Вся эта бухгалтерия меня просто не интересует. О всей случившейся со мной жести напоминают лишь несколько шрамов. А случайные фотографии соотрядников обычно напоминают о счастливом окончании поиска. Я не коллекционирую впечатления, не сижу на адреналиновом угаре… я просто живу этим. Лес для меня всегда одинаков. Меня устраивает и жара за тридцать градусов и ливень при плюс восьми. Я выхожу в лес и начинаю жить. Я гончая, которую пустили по следу. Диковатая ищейка, которую клещами сжимает азарт и ожидание развязки. Я превращаюсь в комок слуха… сгусток зрения. Я вдыхаю этот лес со всей его паутиной, сыростью, листвой, прелой хвоей и травами. Я именно живу этим. Далеко за горизонтом событий остаются все мысли и чувства. Та жизнь кажется иллюзорной, тонкой, невесомой, как паутина. Она не заботит и не мешает… она не тревожит. Вокруг меня все становится таким ясным и понятным… простым и нормальным, что порой кажется, что моя настоящая жизнь проходит здесь, а не в душном, лишенном простора и звенящей тишины городе.
Я не помню тех найденных и выведенных или вынесенных на руках из леса. Не помню их лиц имен и фамилий. Я теряю к ним интерес сразу после окончания поисковых работ. Меня не интересует их судьба, личная жизнь и работа. Все что у меня остается это мои отчеты, которые я пишу сразу, как вваливаюсь домой после бессонной ночи, пока еще свежи в памяти картины и последовательность событий. Только по этим отчетам я могу восстановить потом то, что происходило в реальности. Но это единственное что у меня остается и что связывает меня с тем конкретным поиском и тем конкретным человеком, которому удалось помочь.
Память забавная штука… злая ирония судьбы. Не помнить живых и…
У каждого поисковика есть свое кладбище. И чем дольше ты занимаешься этим, тем твое кладбище больше. Ты не в силах изменить это. Что бы ты не делал, сколько бы километров не прошел, как бы не старался, ты никогда не изменишь эту аксиому. Количество могил на этом кладбище всегда будет только увеличиваться. Хотите знать размер моего?
На небольшое деревенское вполне хватит. Оно заросшее и угрюмое. За этими могилами никто никогда не ухаживает. Здесь нет цветов и дорогих памятников. Таблички на этих могилах всегда одинаковые и на них только одна дата - год рождения и прочерк… Я не знаю дату их смерти. Ни у одного из них я не знаю дату смерти… печально, но так бывает. Примерно 8 % всех пропавших мы не находим никогда. Чудовищное слово - никогда. Даже от самого слова веет могильным холодом.
Могу ли я с этим жить? Как это не цинично, но могу… правда одна проблема все же есть. Я их помню. Имена, даты рождения, фотографии… я помню все что необходимо для таблички на кладбище, кроме даты их смерти которую я никогда уже не узнаю. Этот чертов пунктик будет жечь меня постоянно.
Сколько может продержаться человек в лесу? Ответ на этот вопрос давно известен - без воды семь дней, без еды около тридцати. А родственники пропавшего заглядывают в глаза и с надеждой спрашивают у тебя есть ли еще шанс… а какой у тебя выбор? Естественно всегда приходится говорить, что шанс есть и он видимо действительно всегда есть, но порой он так ничтожен что даже обсуждать его всерьез кажется крамолой. Помните, да?
«На большом отрезке времени, шансы каждого из нас на выживание равны нулю»
И соответственно, чем больше этот отрезок… ну вы поняли.
Поиск этот начался за сутки до нашего с BVS приезда. Когда мы подъезжали к месту штаба, то увидели привычную уже картину. На месте несколько человек, которые явно не спали все эти сутки, небольшой лагерь из тентов, костер и несколько машин с картами и связью. Координатор на тот момент был вымотан чуть более чем полностью. Лес вокруг СНТ изрядно истоптан. А результат за сутки нулевой. Обычное СНТ на трассе А-107, небольшой лесок между ним и трассой примерно 600 метров в ширину и полтора километра в длину. Накануне вся семья пошла в лес за грибами, ходили практически вдоль забора. Углубились метров на 300 в лес. Внезапно поняли, что деда, который все время был рядом с ними, нигде нет. Со слов родственников с момента, когда его видели рядом, до момента, когда они обнаружили его пропажу, прошло не более 10 минут. Состояние здоровья у деда было неважное… со слухом тоже совсем плохо. Но 10 минут! Куда мог уйти плохо передвигающийся человек за 10 минут.
Мы переодеваемся, берем задачу на осмотр леса от точки пропажи и выходим на место. В течение нескольких часов мы утюжим лес от края до края и не находим ни малейших следов. С одной стороны леса трасса, с другой заросший горельник. Мог ли дед уйти в горельник и не вернуться? Теоретически мог… Пробуем лезть по горельнику. Довольно быстро становится понятно, что нам, здоровым и физически крепким мужикам за десять минут не удалось углубиться дальше чем на 50 метров. Пробовали когда-нибудь пролезть сквозь веник? А мы вот попробовали… непередаваемые ощущения. Возвращаемся в штаб. Докладываем, что сделано и на что похоже то, что с края леса выглядит как молодой лесок (не деле являющийся горельником). Пока мы закрывали задачу на место прибыл вертолет и по просьбе координатора взялся осматривать горельник с воздуха. Минут через 20 непрерывного баражирования от края до края с борта поступает доклад о том, что обнаружен пожилой мужчина, лежащий в горельнике, при этом описание его одежды целиком и полностью совпадает с описанием пропавшего. Лежащий подает признаки жизни, но не встает. Вертолет сесть не имеет возможности, поэтому готов висеть над местом до подхода поисковой группы. Из всех свободных в штабе только я, BVS и пять человек полиции. Надо сказать, что в режиме висения вертолет начинает пить топливо, как колхозный бык, соответственно долго так висеть он не сможет, а до него почти километр. Мы пытались сказать полицейским что справимся сами и не стоит им лезть в этот ад, но ребята были непреклонны и наотрез отказались остаться в штабе. Переглянувшись и покачав головами мы практически хором выдохнули - ну тогда побежали. И мы побежали. Я не знаю, как себя ощущают спортсмены на дистанции по бегу с препятствиями, но в моем понимании это чепуха, а не спорт. Вот у нас в этом горельнике был настоящий спорт. Каждый из нас рухнул в полный рост не раз и не два. Падая мы бились о бревна и сучки. Одежда рвалась. На ходу я периодически докладывал оставшееся расстояние до висящего вертолета. Мы старались не потерять друг друга из виду, но в таком плотном молодняке это было невозможно. В результате со мной осталось трое полицейских, с Володей двое. Нам не страшно, мы на связи и с навигаторами… у полицейских нет ничего. Я лихорадочно пересчитывал оставшихся по головам после каждого падения. Когда мы наконец добрались, пот с нас лил ручьями, на некоторых одежда висела клочьями. Травмы получили все. Некоторые еще и не по разу. Но мы добрались. Добрались так быстро, как только смогли. Вертолет спалив весь запас по топливу заложил вираж и ушел на дозаправку.
Мы с немалым трудом отыскали деда, который все это время лежал под висящим вертолетом. Каково же было наше удивление, когда выяснилось, что никакого отношения этот грибник не имеет к тому, кого мы искали (собирал грибы, устал, продолжил собирать уже лежа, поговорив с нами, встал и пошел собирать дальше). Расстроенные, изрядно уставшие и ободранные мы вернулись в штаб. Надо было передохнуть и понять сможем ли мы работать дальше. Но чем дольше мы отдыхали, тем отчетливее приходило осознание того что на сегодня для нас все закончено. Кипевший в крови адреналин постепенно угасал и наверх стала выползать свербящая, бьющая по нервам боль от полученных травм. Сильнее всего пострадали руки и ноги. В нескольких местах были пробития от сучков, количество синяков от ударов о поваленные стволы невозможно было сосчитать. Суставы жутко распухли. Я с ужасом начинал понимать, что даже за рулем осилить путь до дома будет не легко, об еще одном выходе в лес не могло быть и речи.
Весь ужас был в том, что по сути мы сожгли свой ресурс за какой-то час и не добились никакого результата. Мы отработали в ноль. Мы могли пройти под 30 километров, осмотреть огромный участок. Вместо этого мы пробежали километр и вернулись обратно ни с чем. При этом получили травмы, которые вывели нас из строя на несколько дней. Такие глупые совпадения (по описанию одежды) случаются редко… а вариант с зависшим вертолетом вообще был чем-то экстраординарным, но от этого никому не легче.
Мы вернулись домой залечивать раны. Спустя неделю поиск был свернут с нулевым результатом. Куда мог пропасть практически парализованный дед в 300 метрах от СНТ за 10 минут, так и осталось загадкой… а на моём кладбище стало на одну могилу больше.
P.S. Берегите себя